Защитим имя и наследие Рерихов - том.2.

В поисках Православия. Современники

Часть II. Ристалище веры

Глава 1. Умозрение в Православии

На всех (выделено Кураевым) вас по окончании моих лекций будет наложено одно ограничение: уже зная, каковы основные принципы православия, вы не будете иметь нравственного (выделено Кураевым) права выдавать за православие что-то другое 1.

А.Кураев

Диакон Кураев нестандартен и по-своему интересен. Скучным проповедям Закона Божьего он в духе времени противопоставил яркие образы и смелые идеи. Сам он говорит, что на его лекции любят ходить студенты. Познакомимся с некоторыми яркими мыслями современного православного священника, популяризующего христианство. Наши пояснения выделим курсивом. Слово диакону Андрею Кураеву.

«Я же работаю в основном в светских университетах. Естественно, что я знаю язык моей аудитории, студенческий сленг… Но иногда степень неизбежного приспосабливания миссионера к его потенциальной пастве становится угрожающей… Почти все выдающиеся ересиархи были миссионерами… У истоков почти любой ереси стоит искреннее миссионерское усилие» (С.32–33)2.

«Быть иным и ощущать свою инаковость и подчеркивать, культивировать ее — одна из характерных черт еврейского мироощущения (точнее, самоощущения)…» (С.35).

«Перед входом в церковь надо снимать шляпу, а не голову»3.

«Ведь теология — это прежде всего логика. Это разум. Богословие — это модус присутствия рациональности в иррациональном мире религии… Разум ищет отчетливости, а значит, ищет различений и оттенков. Он ищет ясных определений» (С.360).

«Иерархическая дисциплина и дисциплина богословская были разработаны Церковью для того, чтобы не дать возможность шальным визионерам, пророкам и чудотворцам выкрасть у людей жемчужину Евангелия» (С.176).

«Все слова Христа вторичны, ибо Он сам есть Слово…Поэтому все споры 1-го тысячелетия — это не споры об “учении Христа”, а споры о феномене Христа: “Кто пришел к нам?” Христианство — это не вера в книгу, упавшую с неба, но в Личность… Для Церкви же не столько важна подлинность пересказа слов Основателя, сколь важна Его жизнь, которую подделать невозможно»4.

«Итак, не “учение” и не йогическую практику принес Христос людям. Он дал нам Самого Себя»5.

(Если мы правильно поняли диакона, то Слово Христа, или произнесенная Христом Нагорная проповедь и, в целом, Благая Весть, Евангелие, с которым тридцатилетний Христос вышел на проповедь в мир, всё, что Он говорил в течение трех лет ученикам и толпам народным (а как повествуют предания, — еще и в течение тридцати лет после Воскресения), в конце концов, слова Благой Вести, за которые Его и распяли, — все это для Кураева «не важно», так же как и «не важно» наличие самой книги — Евангелия, «упавшей, — судя по его словам, — с неба», поскольку первична и «важна Его жизнь», о которой, правда, мы и узнаем благодаря тому же слову и книге. И зачем только приходил Христос? — «пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия» — Мрк. 1:14; «народ дивился учению Его» — Мф. 7:28. Ну, молча пришел бы, или, как говорит Кураев, «дал нам Самого Себя» и ушел бы. Ведь, по Кураеву, всё, что Христос говорил, — «вторично»: пришел, молча всех Спас и ушел. Потом сойдет во Втором Пришествии и спасет уже окончательно. В этой связи нельзя не согласиться с нашим многоученым пропагандистом-диаконом, что, как он пишет, «почти все выдающиеся ересиархи были миссионерами». Если подобные идеи, что «все слова Христа вторичны», — не ересь, то что такое «ересь»?)

«В наших духовных школах и монастырях слишком часто говорится о том, что ереси и модернистские учения обычно исходят от чрезмерно умничающих людей, оторвавшихся от живой церковной и монашеской традиции… Но вот я, книжник…» и т.д. (С.193–194).

«Книжник» Кураев учит оптинских старцев по поводу надуманности темы «порчи»:
«И уже не от своего опыта, а под давлением некоего “авторитета” человек говорит: “Да, пожалуй, раз это встречается в церковных рассказах, то в этом смысле…” Именно такая интонация все же мелькает у двух оптинских подвижников, когда они касаются темы народной веры в “порчу”» (С.257).

(Речь идет об Амвросии Оптинском и Макарии Оптинском.) А затем у диакона следуют пять страниц, на которых путем логических рассуждений и анализа семантики греческих и славянских слов в переводе текстов Кураев доказывает оптинским старцам, что богословской «наукой» существование опасности «порчи» или «дурного глаза» для крещеного человека не установлено.

«Может, действительно свят описанный в этой книжке старец и богопросвященны его последние слова и переживания. Но стоило ли сегодня их публиковать? Стоило ли сеять недоумения?» (С.195).

«И Причастию найдены заменители. Вот как эта суррогатная обрядность выглядит по книге Анны Ильинской: “Старец Феодосий привез чудесную воду из Иерусалима и благословлял ее пить духовным чадам. “Это вода с Животворящего Креста, на котором Сам Спаситель был распят, — приговаривал он, — кто эту водичку пьет, в ад не годится””. Итак, не литургический Хлеб Жизни спасает человека, а водичка старца Феодосия. Более того, — не любовь Божия, не литургия, а кусочек коры мамврийского дуба оказывается хранителем Вселенной… Опора эта находится только в Минеральных Водах…» (С.269–270), — иронизирует диакон.

«Преумильны также советы молиться от головных болей св. Иоанну Крестителю (очевидно, раз св.Иоанну отрубили голову — он лучше знает, как ее лечить. — Прим. Кураева) и “от женских болезней преподобному Давиду Гареджийскому”» (С.9).

«В итоге оказывается, что для протоиерея Сергия Антиминсова нормой православности предстает вера в существование кентавров [С.190]: усомниться в существовании сих персонажей — раз уж они присутствуют на страницах некоторых вариантов “Жития” преп. Павла Фивейского — значит прослыть модернистом и еретиком» (С.176).

А позже диакон Андрей, в связи с подверженностью прихожан суевериям, иронизирует: «…у меня вопрос к духовным академиям и к Синодальной богословской комиссии: обязан ли православный христианин, почитающий жития святых, как одно из свидетельств церковного предания, верить во все, что в них написано, — в том числе и в оборотней? Если обязан, — то не дополнить ли Символ веры соответствующей формулировкой: “верую в оборотней, в “сглазы”, в суккубов и инкубов”» (С.256–257).

«В условиях, когда лишь один священник из десяти имеет хотя бы семинарское образование (а такова сегодня статистика нашей Церкви — после того, как 200000 священнослужителей было расстреляно большевиками за годы их власти6), священник слишком часто оказывается воспитан и воспитуем своими прихожанками. Его знания ненамного отличаются от знаний клирошан и храмовых уборщиц, и он, увы, не всегда может отличить святоотеческое учение от приходской сплетни»; «Впрочем, есть епархии, для которых и 10 процентов богословски образованных священников являлось бы признаком относительного благополучия. На Сахалине на 42 прихода приходится лишь два священника с семинарским образованием» (С.191–192).

«Привычный шаблон предполагает, что консерваторы старики, а либеральна и прогрессивна молодежь. Но в нашей Церкви сегодня все иначе. Именно старейшее поколение иерархов, воспитанное митрополитом Никодимом в 60–70-х годах, настроено экуменично, а молодой епископат, взошедший на свои кафедры в 90-х годах, выступает за неукоснительное следование церковной традиции»7.

«И так в нашей Церкви полно доморощенных богословов, уверенных, что говорить можно только буквальными цитатами из древних книг…»8

«…При написании этой книги я привык ссылаться на В.Розанова (что поделаешь, если, несмотря на неисчислимые свои антицерковные провокации, он все же многое в православии понимал лучше митрофорных академиков)…»9

«И тогда православные выглядят как кондовые “старообрядцы”…»10

«Не секты, а вполне православные издательства выпускают и православные храмы продают книжки и газеты, содержащие в себе чудовищные вымыслы, прямой магизм и просто непристойные нападки на саму же Церковь» (С.184–185).

«Для меня же печальнее всего то, что даже в случае церковной канонизации Матроны11 я вряд ли смогу искренне ей молиться. Просто потому, что при упоминании этого имени у меня перед глазами так и будет стоять эта картинка: баба, демонстрирующая чирьи под мышкой («баба» — это Матрона. — Авт.), а рядом мужик, показывающий “килу” («мужик» — это блаженный Митрофаний. — Авт.)». В примечании Кураев поясняет: «…И пока не доказано, что сама Матрона этих слов не говорила, — я буду проходить мимо ее икон. Если Матрона действительно святая, — она на меня не обидится, ибо, во-первых, святые вообще не обижаются, а во-вторых, она будет знать мотивы моего прохладного отношения к ней. А вообще, недоразумения бывали даже в отношениях между самими святыми…»12

«Формула “мать-земля, прости меня” — есть типичнейшая формула анимизма13» (С.291).

«Так и в восприятии Макарии14 (или ее жизнеописателя) оказывается, что у Божией Матери и у святых больше терпения, любви и милосердия, чем у Самого Христа»; «…евангельский христоцентризм напрочь чужд автору книжки (или же ее персонажу)…»; «Однажды матушка рассказывала мне, как молилась она Царице Небесной и просила: “Матерь Божия!..”»; «…в Великой Отечественной войне нам оказал покровительство святой великомученик и победоносец Георгий». Если это не языческий политеизм, где в отсутствие вознесшегося и отрешенного единого первобога (deus otiosus) выясняют свои отношения боги второго ранга, — то что такое язычество?»15

Мы здесь прервем лекцию диакона. Один православный верующий, наслушавшись его обвинений православных в таком язычестве, возмутился: «Что же здесь языческого? Ведь Святая Православная Церковь учит нас, что Матерь Божия и святые слышат наши молитвы и ходатайствуют о нас перед Богом, и мы получаем чрез них просимое. Иначе зачем было бы нам молиться каждый день не только в домашней молитве, но и в церковной: “Пресвятая Богородица, спаси нас!”, “Святии мученицы, молите Бога о нас!”… А позиция о. Андрея в этом вопросе чисто протестантская»16.

Но подобные обвинения о. Андрею не страшны, поскольку, как он далее пишет, его защищает «сила церковных Таинств»:

«Сам я человек весьма далекий от чистой христианской жизни… Сила церковных Таинств такова, что она покрывает и мои грехи, и наветы вражии» (С.248–249).

«Да, я могу согласиться с тем, что мою фигуру нельзя назвать изящной, но все же, сколько я ни смотрю на себя в зеркало, — признать ее “злобной” я не могу… На “фигуру” оппонента указывают только в том случае, если рациональных и научных аргументов более нет» (С.337).

Мы продемонстрировали метод «цитат», которым оперирует Кураев в своих книгах. Правда, в отличие от нас выбранные им цитаты еще и сопровождаются его комментариями, легко превращающими белое в черное. Особо примечательно то, что бoльшая часть книг Кураева получила благословение либо самого Патриарха Алексия, либо епископов. Поэтому наше обращение к трудам диакона Андрея позволит высветить далеко не единоличное и частное мнение отдельного богослова, а весомой части современной Русской Православной Церкви.

Вынесенное в эпиграф заявление Кураева о том, что:
«на всех вас по окончании моих лекций будет наложено одно ограничение: уже зная, каковы основные принципы православия, вы не будете иметь нравственного права выдавать за православие что-то другое» —
такое заявление и станет руководством в нашем постижении Православия с помощью многообразованного диакона. Правда, чтобы быть успешными, мы будем для равновесия приводить и иные, скажем, прямо противоположные диакону мнения. Как, например, мы сейчас приведем в заключение этой главы мнение протоиерея Владимира Федорова, ректора Русского Христианского гуманитарного института, о стиле полемики и аргументации диакона (в данном случае по поводу антисектантской статьи Кураева):
«Примером некорректности, а стало быть, недопустимой для православного богослова полемики, может служить статья диакона А.Кураева17 <…> В противном случае по одной подобной оплошности можно было бы утверждать, что все диаконы РПЦ пишут ненаучно, используют приемы дурного журнализма для нагнетения ужаса».

И через страницу в отношении полемики вокруг православия: «Все, кто под предлогом миссионерских задач, ради православного свидетельства разжигают межхристианскую рознь и вражду, выросли в период дефицита правового сознания… Эти люди не чувствуют подлинно христианского призыва к утверждению свободы совести». И далее: «К сожалению, в последние годы появилось довольно много публикаций большевистского толка, в которых православные самозабвенно обличают “врагов православия” внутри самого Православия (“обновленцев”, “экуменистов” и т.п.)… с недолгим “пост-перестроечным” опытом церковной жизни залихватски обличают епископов, с детства церковных, окончивших семинарию, академию, имеющих научно-богословские степени»18.

Вот такой плюрализм мнений сегодня в «ограде Церкви». Куда же прихожанину, не окончившему богословские академии, податься? Очевидно, что на лекциях петербургского протоиерея Владимира Федорова и московского диакона Андрея Кураева говорится о разном. А главное, что за произнесенными словами следуют вполне осязаемые действия в нашей суетной жизни. Каковой она, эта жизнь, видится служителям культа?


    1. Кураев А. Вызов экуменизма. М., 1998. С.218.
    2. Здесь и далее в скобках указаны страницы из кн:. Кураев А. Оккультизм в православии.
    3. Кураев А. Сатанизм для интеллигенции. Т.2.
    4. Кураев А. Сатанизм для интеллигенции. Т.2. С.227.
    5. Там же. С.253.
    6. Кураев винит в неграмотности современных церковных служителей — большевистский террор. Здесь мы видим двойную подтасовку и смещение акцентов. Даже если поверить в названную диаконом цифру расстрелянных священнослужителей (ведь называют же некоторые 100 миллионов жертв сталинских репрессий, сравнимых с численностью всего населения), то при чем здесь нынешнее поколение, выросшее уже после массовых репрессий?

    Может быть, не была открыта духовная семинария или после войны не
    возобновилось печатание журнала и другой литературы Церкви? Но главная подтасовка не в этом. Кураев пытается представить дореволюционную Россию как время широкого богословского просвещения и высокой богословской образованности. Но проблема темноты и безграмотности деревенского духовенства (и не только) остра была и тогда, достаточно почитать Розанова («Около церковных стен»).


    7. Кураев А. Вызов экуменизма. М., 1998. С.180.
    8. Там же. С.78.
    9. Там же. С.142.
    10. Там же. С.171.
    11. Блаженная старица Матрона, по мнению Синодальной комиссии по канонизации святых, достойна прославления и почитания как местночтимая святая. Кураев подверг сомнению рассказы о блаженной старице, как, впрочем, и многие иные поверья о русских блаженных, причисленных Церковью к лику святых, в которых они, выражаясь современным языком, прибегали к методам нетрадиционной народной медицины, а по мнению Кураева — к «магии» и богопротивному «волшебству», предстоя после таких рассказов не святыми, а следуя мысли Кураева, скорее — «колдунами». — Авт.
    12. Кураев А. Оккультизм в православии. С.271–272.
    13. Анимизм (anima — душа) — система представлений, как полагается в классическом религиоведении (в основном атеистическом), присущих примитивным религиям. Как определяет словарь, анимизм — это система представлений «о наличии у человека, животных, растений, предметов независимого начала, души; анимизм является характерной чертой первобытных религий и обязательным элементом всех современных верований» (Словарь иностранных слов. М., 1990).
    14. О схимонахине Макарии см.: Дурасов Г.П. Богом данная. СПб., 1995.
    15. Кураев А. Оккультизм в православии.
    16. Дудник Ю.П. Профессорские побасенки. Слово против лжеучения диакона Андрея Кураева.
    17. Диакон Андрей Кураев. Секты в России: проблема для общества // Русский вестник, № 23–25, 1996.
    18. Баркер А. Новые религиозные движения. «РХГИ». СПб., 1997. С.XXVI–XXVIII.



Copyright © 2008-2024 Санкт-Петербургское отделение Международного Центра Рерихов
Жизнь и творчество Н.К.Рериха | Выставки | Экскурсии | Научное направление | Защита Наследия Рерихов