Прежде чем познакомиться с тем разгромом буддизма, который диакон Кураев учинил во второй половине его книги «Если Бог есть любовь», приведем слова Учения, противостояние которому во многом и определяет пафос апологетики диакона, и без которых вообще трудно понять, что же Кураев хотел доказать или против чего хотел возразить.

Письмо, часть которого мы приводим, было адресовано одному западному либеральному христианину (обращаем внимание, что именно для западного, а не православного читателя), который высказывался против изучения восточных религий. Впервые оно опубликовано за рубежом в 1889 г., то есть еще до начала первой и второй мировой войн, до всех ужасов и моральной деградации XX века, и в нем неизвестный нам автор писал:
«…Вы провозглашаете, что ваша религия — наивысший и завершающий шаг на пути к Божественной Мудрости на этой земле и что она влила в жилы старого разлагающегося мира свежую кровь, а также подарила новую жизнь и истины, доселе неизвестные язычникам? Будь это так, тогда бы ваша религия внесла бы высочайшие истины во все социальные, гражданские и международные отношения Христианского Мира. Вместо этого, все видят, что ваша социальная жизнь, точно так же, как и личная, основана отнюдь не на общей моральной взаимопомощи, а только на постоянном взаимном противодействии и чисто механическом равновесии отдельных сил и интересов… Мы смотрим в самое сердце вашей христианской цивилизации и видим те же печальные знаки прошлого: реалии вашей повседневной жизни диаметрально противоположны вашему религиозному идеалу, но вы этого не чувствуете; мысль, что сами законы, управляющие вашим бытием, будь то в сфере политики или общественной экономики, вступают в болезненное противоречие с основами вашей религии, похоже, не слишком смущает вас. Но если уж народы Запада настолько уверены, что идеальное никогда не станет реальным, а реальное никогда не достигнет идеала — тогда вы должны решить: или именно ваша религия неприменима на практике, и в этом случае — не более чем тщеславное заблуждение, или же она может найти практическое применение, но именно вы, вы сами, не желаете применять ее этику в повседневной жизни… Следовательно, прежде чем приглашать другие народы на «королевский пир», с которого ваши гости уйдут еще более голодными, чем раньше, прежде чем пытаться привить им ваш собственный образ мышления, посмотрите на яства, которые предлагают вам они…»1

В другом письме из тех же источников, опубликованном на Западе в 1888 г., можно прочесть:
«Мы считаем, что сейчас в мире — христианском, мусульманском или языческом — справедливость игнорируется, а честь и милосердие отброшены прочь… Как мы можем иметь дело с… бичом, известным всем как “борьба за жизнь”, который является реальным и самым плодовитым источником большинства несчастий, страданий и всех преступлений? Почему эта борьба стала почти всеобщей схемой мира? Мы отвечаем: потому что ни одна религия, за исключением буддизма, до сих пор не научила практическому презрению к земной жизни, тогда как каждая из них, все с тем же единственным исключением, посредством ада и вечных мук и проклятий вселяла в людей величайший страх смерти. Поэтому мы видим, что борьба за жизнь наиболее яростно свирепствует в христианских странах и больше всего распространена в Европе и Америке. Она ослабевает в языческих странах и почти неведома среди буддистов… Если бы учили людей понимать, что жизнь на земле, даже самая счастливая, есть лишь бремя и иллюзия, что это наша карма, причина, производящая следствия, наш собственный судья и наш спаситель в будущих жизнях, то великая борьба за существование вскоре потеряла бы свою напряженность. В буддийских странах нет каторги, и среди буддистов Тибета почти неизвестны преступления. Мир вообще, а особенно христианский, пребывающий 2000 лет под властью личного Бога, а также политических и социальных систем, основанных на этой идее, ныне терпит крах»2.

Написано за два десятилетия до начала XX века, перевернувшего весь западный мир. И финал этого переворота для христианской церкви, а вместе с ней и для образованной христианской церковью (прежде всего, западной) цивилизации, — поистине катастрофичен.

Вернемся же к книге Кураева о христианской любви, носителем которой, в том числе, является, надо понимать, и сам диакон. Не берясь судить об этике и боговдохновенности Кураева с научной (т.е. мирской) точки зрения, можно заметить, что любой непредвзятый востоковед, познакомившись с трудами диакона, может однозначно отметить глубочайшее непонимание им восточных доктрин и традиций. Но кроме богословского поиска «истины и правды» в трудах Кураева слишком очевидна тенденциозность, если не прямая фальсификация.

В первом томе «Сатанизма для интеллигенции» (написанного в целях очернения Рерихов и их учения) Кураев воспользовался незнанием массовым читателем тонкостей восточного символизма, и показав аморальным и человеконенавистническим ламаизм и тантризм, провел от них логические связи к учению Будды, Рерихов и Блаватской, симпатизирующих, по мнению диакона, ламаизму. Так, Кураев пишет:
«Короче, Рерихи связались с самым примитивным и самым темным буддизмом — тантризмом. (Но ведь) “Тантризм — высшая магия ламаизма” — так его определяет И.Ломакина» (С.281); и далее: «Что же касается взаимоотношения Рерихов с миром буддизма, на мой взгляд, в качестве предмета своего воспевания они избрали самую мрачную из всех буддийских школ» (С.289); и еще: «Так действительно ли Рерихи искали то, что способно сблизить разные религии? Или их путаное и слащавое многоречие должно было всего лишь так затуманить умы, чтобы люди и не заметили, как вместо Евангелия их опустили в мир Каббалы и тантры» (С.291).

Даже цитирование самим же Кураевым слов Блаватской, что «тантра… — худшая из форм черной магии и колдовства» (С.281) не оправдывает перед Кураевым ни Блаватскую, ни Рерихов. Вместе с тем Е.И.Рерих, так же как и Блаватская, не с «высоты» семинарской скамьи Кураева, а по результатам длительного путешествия по Тибету писала:
«Конечно, христианство, в его современной форме, и учение самого Христа — две совершенно разные вещи. Точно так же, как современный ламаизм и основное учение Готамы Будды являются полными антиподами. Одно — от духа, другое — порождение человеческого невежества и корыстия. Но все это пишу Вам, а не для узких догматиков, ибо споры с ними безнадежны и вредны. Многим сознаниям нужны еще заборчики, оберегающие их, также и пугливым лошадям одевают шоры. На Востоке существует пословица — “прекрасно родиться в храме, но ужасно умереть в стенах его”. Ведь ступеней сознания столько, сколько стадий в Беспредельности, следовательно, и законов, и граней истины столько, сколько ступеней сознания»3.

В другом письме Елена Ивановна дает недвусмысленную оценку так называемому «буддизму» той самой «мрачной из всех буддийских школ», в приверженности к которой ее обвиняет Кураев: «…В Тибете разбойничье племя голоков, исповедающее ламаизм — религию, столь же далекую от заветов Будды…»4. При всем при этом Е.И.Рерих говорит, что на Тибете встречаются и совсем иные ламы: «Конечно, посетивший нас лама (лама Карма-Дордже. — Авт.) является исключением среди так называемых садху»5.

В конце книги «беспристрастный» в суде над религиями Кураев так прошелся по буддизму (ранее этот же текст был опубликован в газете, а затем в «Сатанизме для интеллигенции»), что заслужил в журнале «Буддизм в России» следующую далеко не лестную как для профессора, так и для церковного служащего рецензию:
«Шамбала зияющая. Диакон Андрей Кураев. (Миссионерское обозрение. Противосектантское издание. Приложение к газете Православная Москва. Выходит по благословению епископа Белгородского и Старооскольского Иоанна. Вып.1–4.) Эта серия статей (дальнейшие выпуски, к сожалению, не попали мне в руки) тоже написана с большой враждебностью к буддизму, но и не только к нему. Гораздо больше достается теософии, рериховскому движению (как уже видно из названия, — аллюзии на известное произведение Рериха “Шамбала Сияющая”). При этом автор рассматривает писания Е.Блаватской, Е.Рерих и других как источник по буддизму, что, конечно, неверно. Шамбала теософов имеет мало отношения к Шамбале буддийской, но это, к сожалению, ведомо только специалистам по сравнительному религиоведению, к числу которых уважаемый диакон А.Кураев, конечно, не относится… Для нас важнее исправить те неточности, которые он допускает относительно буддизма. Эту тему Кураев начинает в Миссионерском обозрении, вып. 2. Рассказав о пришествии буддизма в Тибет и покорении местных духов Падмасамбхавой, он вдруг утверждает, что в буддийских монастырях Монголии и Тибета ежедневное утреннее служение начинается с принесения кровавой жертвы… Это, разумеется, нелепость. Буддизм, как хорошо известно, с самого начала резко критиковал жертвоприношения животных и, уж конечно, никогда и ни при каких обстоятельствах не применял кровавых жертв. Приводимый Кураевым отрывок текста, описывающий созерцание Чжамсарана, действительно говорит и о море крови, и о врагах веры. При этом, однако, автор упускает, что кровь символизирует привязанность к я, а врагами (тиб. bgegs) называют препятствия к медитативной практике, такие, как отвлечение ума, гнев, страсть, лень, рассеянность и т.д. Именно с ними борется медитирующий. Защитники — это, чтобы г-ну Кураеву было понятнее, нечто аналогичное христианским ангелам-хранителям. И нет ничего зазорного в том, что к ним в своих медитациях обращается и Его Святейшество Далай-лама, молясь о том, чтобы в мире стало меньше вражды и ненависти, а не о том (как почему-то полагает А. Кураев), чтобы натравить своих демонических защитников на почки врагов. Буддизму ведь совершенно чужды такие максимы, как око за око, или поднявший меч от меча и погибнет… Джа-лама — такой же лама, как И.Сталин — православный священник: оба они учились когда-то в духовных учебных заведениях, и не более того. А зверства свои каждый из них оправдывал той идеологией, какой было удобнее — в одном случае это был примитивно понятый марксизм, в другом — шаманизм и буддизм, понимавшийся Джа-ламой примерно на уровне А.Кураева… Таким образом, выражая признательность диакону А.Кураеву за привлечение внимания православной общественности к благородному Учению Будды, нельзя не отметить, что делает он это, на наш, взгляд излишне экстравагантно и недостаточно компетентно». А.Терентьев (журнал «Буддизм в России», № 26).

Любопытно проследить, какие благодатные всходы дают заботливые посевы Кураева. Так, Юрий Воробьевский, неутомимый «защитник» России от масонства, тайных обществ и сатанизма, следующим образом воспринял только что подвергнутые критике слова диакона. «Ежеутренне, — пишет Воробьевский, — буддийское служение начинается с того, что не показывают журналистам (речь, как мы видим, уже идет вообще о буддистах и о сегодняшнем дне. — Авт.). Европейцы были бы шокированы, узнав, что в монастырях, подвластных далай-ламе, как и во времена фашистской экспедиции на Тибет, приносятся страшные жертвы. При этом, пишет диакон Андрей Кураев, служители должны представить себе безграничное море крови… (разрыв. — Ю.В.) в самой середине волн — медную гору, а на ней демона Чжамсарана. В левой руке он держит сердце и почки врагов веры, под левой мышкой прижал красное кожаное знамя»6.

И следующий раздел Воробьевский продолжает, ненавязчиво делая выводы и находя главных виновников современного засилья зла: «Высшие Неизвестные Востока, связь с которыми столь активно искали фашисты, оказались злобными демонами. Они начали свое шествие на Запад как герои Блаватской и Рерихов (это о Махатмах7. — Авт.), как сувениры антикварных лавок. До поры до времени они притаились в так называемом подсознании. Но всегда находятся люди, готовые выпустить их в мир»8. Следующий раздел начинается аналогично: «Впрочем, еще до прихода фашистов демонам Востока стало уже тесновато в стенах древних монастырей. По приглашению мадам Блаватской танцующей походкой они двинулись на Запад… Молодая самоуверенная наука взяла языческую старушку под ручку»9.

Как мы видим, слова Кураева не пропадают даром. Находятся достойные продолжатели его проповеди.

На «религиоведческие» изыскания диакона появилась и другая критическая работа — статья Иванны Отрощенко «Комментарии монголоведа…», которая анализирует все ту же 12-ю главу «Сатанизма для интеллигенции» («Шамбала зияющая»). Работу мы приводим с некоторыми сокращениями:
«1. Вы утверждаете, что “никогда Православная Церковь не преследовала “желтую веру” тибетцев или монгол. Не отправлялись с русской земли крестовые походы для обращения ламаистов в веру Христову”. Тут Вы в очередной раз грешите против истины. Вспомните, как протекала миссионерская деятельность среди бурятского населения. “В конце XVII века русская жизнь начала видимо упрочиваться в восточной Сибири; в русской церкви рядом с заботами об удовлетворении религиозных потребностей русских поселенцев на дальнем северо-востоке Азии является стремление и к распространению христианской веры среди тамошних инородцев” (Свет Азии. Распространение христианства в Сибири в связи с описанием быта, нравов, обычаев и религиозных верований инородцев этого края. СПб., 1897. С.127). Как происходило “распространение христианской веры” в Иркутской губернии, красноречиво свидетельствует доклад архиепископа иркутского Серафима (1913 г.): “Дело убеждения, воздействия нравственного для миссионера или не под силу, или же кажется ему очень сложным и хлопотливым, почему он и прибегает к легкому для себя и более верному средству: к помощи полицейских или местных инородческих властей” (Церковь и русификация бурято-монгол при царизме // Красный архив. 1932. Т. 4 (53). С.93). “Строгие предписания высшей администрации, энергичные репрессии отдельных представителей власти, насильственное крещение местными священниками, при сильном пособничестве властей, постепенно возбуждали среди инородцев чувство антипатии к новой вере и даже вражду к ее представителям священникам” (Церковь и русификация. С.90). “Миссионеры прибегали к внешним средствам для привлечения бурят к исполнению ими христианских обязанностей и крещению детей, к помощи полиции и местных инородческих властей: силою отбирают иногда очень ценные, языческие бурханы и онгоны” (там же. С.100). “Убогая по внешней обстановке, миссионерская школа была еще беднее по своему внутреннему содержанию, по постановке учебного и воспитательного дела” (там же. С.95). “Миссионеры воровали у детей бурят казенные пайки, показывали в отчетах начальству мертвые души, пьянствовали, вымогали у населения деньги и продукты, терроризировали их доносами полиции” (там же. С.82, 93, 96, 100). В предисловии к докладу архиепископа Серафима упоминается епископ Сафроний, “который с исключительной жестокостью даже для миссионера управлял Иркутской епархией, настроил бурятам на их средства массу церквей, часовенок, церковных школ и который прошел по бурятской стране с крестом и кнутом в руке” (там же. С.84).

2. К слову, о православных миссионерах… Христианство и ислам с таким же успехом можно обвинить в стремлении к распространению, как и буддизм. И, если уж на то пошло, ислам и распространяется сегодня быстрее, и, по геополитическим причинам, угрожает России гораздо больше, чем буддизм, теософия и Живая Этика вместе взятые. Ваши теории о буддийской и оккультной угрозе оживляют столетней давности страхи отдельных представителей русского общества перед “желтой расой”. С другой стороны, они напоминают худшие тенденции советской власти — разоблачения несуществующих заговоров и постоянный поиск врагов.

3. Довольно странно в наши дни узнать об образованных людях, считающих, что коммунистическая власть пошла на пользу хотя бы одной религии. Казалось бы, очевиден тот факт, что все религиозные организации СССР и других социалистических стран в той или иной степени подвергались репрессиям за годы тоталитаризма10. И буддизм, пожалуй, пострадал серьезней всех остальных религий. Я позволю себе напомнить Вам, чем обернулся социалистический эксперимент для Тибета, Монголии и буддийских республик СССР. Так, приход коммунистов к власти в Китае имел самые трагические последствия как для самого Тибета, так и для его религии. Еще до культурной революции началось разрушение практически всех (за исключением 13) 6259 тибетских монастырей. Особенно много монастырей было разрушено во время самой революции. Большинство из 600000 монахов и монахинь принудили отказаться от обетов, многие были сосланы в концлагеря и более 110000 было убито или погибло. Китайцы забрали большую часть сокровищ великих монастырей, а золотые статуи и предметы поклонения были либо расплавлены и затем использовались как золотые слитки, либо были проданы в Гонконг за валюту. В СССР репрессии против буддийской церкви приобрели широкий масштаб с середины 30-х гг. (весною 1935 г. начинаются аресты лам в Ленинграде и закрывается буддийский храм). В это же время начинаются гонения на буддийское духовенство и закрытия властями монастырей в Бурятии и Калмыкии. Все 46 бурятских дацанов, а также 105 храмов и монастырей Калмыкии были уничтожены в конце 30-х гг. (сохранились лишь некоторые сооружения). Хотя Тува тогда еще не входила в состав СССР, но и она потеряла 34 монастыря (Берзин А. Тибетский буддизм: история и перспективы развития. М., 1992. С.28). За несколько лет сами церковные организации всех этих республик были полностью уничтожены. Еще в начале 30-х гг. монгольская церковь насчитывала приблизительно 800 монастырей и 90000 лам. К концу 30 х гг. в Монголии не осталось ни одного действующего монастыря. После десятилетнего перерыва монгольский монастырь Гандантекчинлинг (фактически отстроенный заново) был официально открыт в 1949 г. (в СССР двум бурятским храмам было разрешено возобновить свою деятельность в 1946 г.). Постепенно некоторые монгольские храмы начали возрождаться, но с середины 50-х и до конца 80-х гг. количество лам в стране не превышало 200 человек. По-Вашему, такое состояние дел тибетские да и все остальные ламаисты могут считать “торжеством своей веры”, “своим временем”? “Очищенное и выжженное поле” осталось не только в России, но и в Тибете и Монголии. Буддийское духовенство потеряло власть и позиции в собственных странах и в этих условиях меньше всего думало о торжестве над русским Православием. Просто торжествовать по сути было некому. Тибетская и монгольская церкви были разрушены именно потому, что не смирились, а решительно выступили против тоталитарных режимов, в содействии которым Вы обвиняете буддистов. На них нет, как на некоторых других религиозных организациях, пятна сотрудничества с коммунистическим режимом.

4. Как выдающийся духовный лидер и гуманист, Далай-лама XIV популярен во многих странах, а не только в “мире политиков и прессы”. Вообще-то Вы могли бы повежливее писать о человеке, который никогда ни одним худым словом не коснулся ни христианства, ни любой другой религии. Вот что пишет этот “буддист-агрессор”: “Буддистская традиция воспрещает навязывать свои убеждения другим. У нас много монахов, в том числе странствующих (я и сам по сути дела просто странствующий монах), но миссионеров в европейском понимании слова среди нас нет. Если люди по доброй воле обращаются к нам за разъяснением или советом, мы счастливы помочь, посоветовать, вразумить. Но без какого-либо насилия, физического, нравственного или духовного. Насаждать свою веру огнем и мечом, как выражались крестоносцы в средние века, — такого у нас не было и не будет”. “И хотя у нас могут быть причины для предпочтения одних толкований религиозных истин другим, все же у нас есть куда более весомая причина для единства, произрастающая из глубин человеческого сердца. Каждая религия действует по-своему, дабы уменьшить страдания людей и способствовать развитию мировой цивилизации. Суть дела не в обращении в свою религию. К примеру, я не думаю о том, чтобы обращать других людей в буддизм, или о том, чтобы просто пропагандировать буддизм. Скорее, я пытаюсь думать о том, как я, будучи буддийским гуманистом, могу способствовать обретению людьми счастья: Человечеству нужны все религии мира, отвечающие образу жизни, различным духовным потребностям и унаследованным национальным традициям отдельных людей” (Далай-лама XIV. Буддизм Тибета. М.; Рига, 1991. С.72–73). “Заслуживающим внимания явлением, наблюдаемым за последние два десятилетия, представляется мне быстрый рост интереса к буддизму среди западных народов. Я не вижу особого значения в этом” (Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай-ламы Тибета. Нартанг, 1992. С.203). “Во время моих поездок на Запад я никогда не поощряю иностранцев принимать буддизм. Более того, я всегда советую им сохранять религию родителей и не менять ее без крайней нужды — ведь все великие религии одинаково учат добру” (Буддизм России. 1995. № 24. С.24). “Изучать буддизм, чтобы затем использовать его как оружие в критике других теорий и идеологий — неверно. Истинный смысл религии состоит в том, чтобы учиться контролировать самого себя, а не в том, чтобы критиковать других” (Тензин Жамцо. Буддизм на пути с Востока на Запад // Гаруда. 1992. №1. С.22). По Вашему, такие суждения продукт ума, не свободного “от всяких предвзятых суждений и ограничений”?

5. Что же касается “примирения всех религий” и господствующей в Шамбале традиции Калачакры, то, по словам Далай-ламы XIV: “Одно из коренных отличий буддизма от других вероисповеданий состоит как раз в том, что мы не считаем свое учение единственно правильным, а потому отвергающим все остальные”.

6. При подсчете всех буддистов, членов рериховских обществ и центров восточных единоборств в России, выходит приблизительно 1 610 000 человек (Бараев В. Сколько буддистов в России // Наука и религия. 1997. №6. С.11). Неужели они так угрожают 150 миллионам российских граждан и Российскому Патриархату, в частности, что вызвали на себя весь этот град нелепых обвинений? Кстати, а как должны воспринимать Вашу книгу такие члены Российской Федерации, как буряты, калмыки и тувинцы, для которых буддизм остался национальной, родной религией, невзирая на все старания Православной церкви? Или монголы, которые, по Вашему мнению, не обладают “высокой духовностью”? Как Вы можете судить об уровне культуры страны, про которую знаете так мало (ряд ошибок, допущенных Вами в комментируемой 12-й главе, наглядно это подтверждает)? К Вашему сведению, высокий уровень тибетской и монгольской культур подчеркивал ряд блестящих мыслителей и ученых, ничего общего с Живой Этикой не имеющих. Вообще, уважение к чужим культурам, народам, религиям — не выдумка Рерихов, а норма поведения для современного, интеллигентного человека. Вы призываете “признать право каждой религии быть непохожей на другие” (Диакон Андрей Кураев. Раннее христианство. С.183). В таком случае, Вам пора последовать собственным призывам».

Безусловно, каждый мыслитель имеет право на свое собственное мнение. И с ошибочными мнениями можно спорить. Но поистине странно, когда преподаватель МГУ, посвященный в духовный сан, выходит на широкую аудиторию по предмету (сравнительному религиоведению), в котором ровным счетом ничего не смыслит! Профессиональная компетентность Кураева была подвергнута сомнению, например, также в статье «Мракобесие для простаков» (С.Лутай, К.Зайцев, М.Борисенко, 1999), фрагменты которой, наиболее доступные для неспециалистов, мы приводим:
«Если внимательно присмотреться, то во всем двухтомнике практически не найти цитат из классических источников критикуемых Учений. А если такие ссылки и встречаются, то это, как правило, вырванные из контекста и бестактно искаженные за счет личных комментариев автора цитаты…

При чтении “Сатанизма для интеллигенции” первым делом в глаза бросается то, что в своих суждениях о буддизме автор руководствуется, главным образом, книгами о буддизме, которые написаны людьми, не являющимися носителями буддийской традиции. Среди источников, на которые ссылается автор, практически нет буддийских сутр — ни из палийского канона, ни тем более из Канджура11. Имеются немногочисленные ссылки на Дхаммападу12 и некоторые другие источники, принадлежащие к южной, шри-ланкийской традиции, и почти нет ссылок на источники, представляющие тибетский буддизм — именно ту школу, на связь с которой претендуют критикуемые автором Рерихи и Е.П.Блаватская. Например, при критике “желтошапочного буддизма”, т.е. школы Гелуг13, автор не упоминает даже имени основателя Гелуг и не ссылается ни на один из многочисленных трактатов этой школы…

Многие учения тибетского буддизма содержат положения, не содержащиеся в учении южных буддистов и с точки зрения “мертвой буквы” даже противоречащие ему. Поэтому, изучая буддийскую литературу, к какой бы школе она ни принадлежала, не следует забывать, что ее авторы не претендуют на изложение абсолютной истины, что часто бывает с представителями других религий. Учение будд основывается на двух истинах — истине относительной и истине абсолютной, и непонимание этого базового аспекта буддизма заставляет многих критиков говорить о противоречиях внутри буддизма (а в данном случае, по причине знакомства критика лишь с одной традицией буддизма — о непринадлежности критикуемых авторов к буддизму вообще). Вся буддийская литература по сути относится к аспекту истины относительной, целью которой является устранение препятствий на пути самостоятельного осознания истины абсолютной. Это можно сравнить с уборкой мусора с помощью веника или с помощью пылесоса: хотя инструкции по изготовлению и использованию этих предметов будут иметь мало общего, из этого вовсе не будет следовать, что один из этих методов не имеет отношения к уборке вообще и что те, кто подметает веником, обязательно должны видеть в пользователях пылесосов врагов чистоты…

А вот как раскрывает сущность буддийского Учения Его Святейшество Далай-лама XIV: “Развитие любви и сострадания — вот основа. Я обычно говорю, что это главная миссия религии. Когда мы рассуждаем о религии, нам не нужно ссылаться на более глубокие философские положения. Сострадание есть действительная сущность религии. Если вы пытаетесь осуществлять, практиковать сострадание, как то делает буддист, то даже если вы уделяете немного внимания Будде, вы поступаете правильно. Если христианин пытается практиковать такую любовь, то ему не нужно уделять много внимания другим философским предметам. Я говорю об этом доброжелательно. Важным является то, что вы практикуете сущностные начала в своей каждодневной жизни, а на этом уровне едва ли есть различия между буддизмом, христианством и другими религиями. Все религии делают упор на исправление, улучшение человеческих существ, на чувство братства и сестринства, а любовь общее для них…”14

Действительно, существует учение Хинаяны15, учение об индивидуальном освобождении, но в буддизме оно рассматривается только в качестве начального этапа пути, о чем свидетельствуют такие классические тексты, как, например, “Ламрим Ченмо” (“Большое руководство к этапам пути пробуждения”), с которым, очевидно, не был знаком ни А.Кураев, ни, возможно, даже те западные исследователи, на мнение которых он опирается, поскольку полного перевода “Ламрима” на западные языки пока не существует, за исключением русского перевода, который опубликован не полностью. Возможно, что сейчас перевод на английский уже завершен, но его еще не существовало в период творчества цитируемых А.Кураевым авторов. В то же время Е.П.Блаватская неоднократно ссылалась на “Ламрим Ченмо”, да и в Тибете, наверное, трудно было в те времена найти монастырь, где бы не было этой книги, поскольку это один из основных текстов тибетской школы Гелуг.

Доводы диакона Кураева о невозможности буддийской любви к ближнему не подтверждаются и классическими буддийскими источниками, в которых упоминается, что не может считаться буддой тот, кто не имеет любви ко всем живым существам. В “Ламриме” Цонкапа писал: “…[состояние] Истинносовершенного Будды характеризуется не истощением лишь некоторых пороков и обретением некоторых достоинств, а представляет собой истощение всех пороков и обретение всевозможных достоинств”16. Таким образом, в буддизме уже изначально заложено стремление к приобретению нравственных качеств, одним из которых можно назвать и любовь к ближнему. Ставший на путь бодхисаттвы не ограничивается любовью только к избранному кругу людей, а ставит целью распространять свою любовь на всех живущих существ. Такова суть буддийского сострадания…

Далее А.Кураев утверждает: “Hо если взять на себя тот тpуд, от котоpого уклоняются сами искатели Hиpваны, и сопоставить буддистское пpедставление о человеке с теософским, то поводы для споpа откpоются сpазу же. Основное pасхождение вполне очевидно: в буддизме, как и в хpистианстве, нет идеи пеpеселения душ”17.

Это высказывание вызовет удивление даже у лиц, едва знакомых с концепциями буддизма. Да, буддизм не признает существование постоянной индивидуальной души, но это не мешает душе иметь относительное и временное существование. Например, тело в буддизме тоже представляется явлением невечным, иллюзорным, но тем не менее это не отменяет тех или иных практик и наставлений, связанных с телом. Точно так же, с точки зрения относительной истины, можно говорить и о перевоплощении души в разные тела. И души, и тела по сути являются реальностями сходного порядка и потому могут быть соотнесены. Цонкапа писал: “Сказано: Если бы кто собрал кости всех своих воплощений, эта груда превысила бы и гору Сумеру”18. Упоминания о прежних и будущих воплощениях человека можно найти практически в любом буддийском тексте, это лишь одно из них…

Что касается цитируемого А.Кураевым определения из “Теософского словаря” Е.П.Блаватской… то, судя по содержанию (“Шакти — активная женская энергия богов” и т.д.), Е.П.Блаватская имела в виду не буддийский тантризм, а индуистские тантры…

Смешивание индуистской и буддийской тантры совершено либо преднамеренно, либо свидетельствует о явной некомпетентности автора (Кураева) в отношении данного вопроса…

Разумеется, для европейцев такая символика кажется несколько необычной, но нельзя же, как это делает диакон Кураев, понимать ее столь буквально. Да и так ли уж необычна кровь в качестве символа? Ведь и в христианских богослужениях присутствует Кровь Христова. Hе можем же мы на основе поверхностного рассмотрения обряда причастия обвинять причащающихся в каннибализме! А ведь примерно так рассуждает автор “Сатанизма…” в отношении буддистов…

Кроме того, тибетская иконография состоит не только из изображений гневных божеств. Она включает в себя многочисленных мирных божеств, а также изображения будд и бодхисаттв. Но А.Кураев почему-то фокусирует внимание лишь на устрашающих изображениях, совсем забывая про мирные. Это все равно, как если бы, изучая христианские изображения в храмах, мы обращали бы внимание лишь на картины, описывающие мучения грешников в аду и чертей.

Рассмотренные в предыдущих главах примеры свидетельствуют о том, что автор “Сатанизма для интеллигенции” не ориентируется даже в фундаментальных основах критикуемых им учений, не говоря уже о тонкостях толкования отдельных текстов. Но это не мешает диакону сравнивать и критиковать незнакомые ему учения, показывать их “безнравственность” и “антихристианскую” направленность…

Мы не призываем диакона А.Кураева изучать буддийские дисциплины в тибетских монастырях, но предлагаем, прежде чем делать ложные выводы и обобщения, изучить хотя бы основные источники критикуемых учений. Если взять в расчет общее количество источников буддийской литературы, то станет ясно, что перед А.Кураевым стоит задача, для выполнения которой потребуется многолетний кропотливый труд, а не мимолетное и поверхностное знакомство. Следует еще раз обратить внимание на то, что обширный список цитируемой автором литературы практически не содержит буддийских источников, а состоит в основном из вторичных и в большей части некомпетентных комментариев.

Учитывая вышеизложенное и те примеры, что были рассмотрены в предыдущих разделах, напрашивается вывод о том, что двухтомник диакона А.Кураева “Сатанизм для интеллигенции” определенно не научный и не философский труд. Сочетание многочисленных примеров цитатной эквилибристики и крайне некомпетентных выводов позволяет отнести этот труд в большей степени к жанру скандальной публицистики, основанной на непроверенных фактах и вымыслах»19.

Мы могли бы предположить элементарное дилетантство Кураева в вопросах восточных религий (что отмечают не только вышеуказанные критики), если бы не многочисленные свидетельства, говорящие в пользу вполне сознательных, т.е. заведомо умышленных фальсификаций низвергаемых им религий и учений. Иногда складывается впечатление, что Кураев просто переписал из трудов Блаватской развенчанные ею вымыслы, с одной лишь разницей — он повторил опять лишь вымыслы, «забыв» про их опровержение.

Так, в главном антирериховском и антитеософском труде «Сатанизм для интеллигенции», сравнивая (!) личности Христа и Будды, Кураев педалирует их различный уход из жизни, как критерий оценки высоты их земного служения. Более ста лет назад Блаватская уверенно заявляла:
«Даже самый яростный миссионер-ортодокс, если только он не безнадежно безумен или не лишен хоть малейшего уважения к исторической правде, не может выдвинуть ни малейшего обвинения в адрес жизни и личного характера Гаутамы “Будды”… В течение 45 лет его миссия столь же незапятнанна и чиста, как жизнь бога — или какой последней следовало бы быть… Никакой извергающий гром и молнию бог никогда не вмешивался в его чистые заповеди; и если бы большинство человечества приняло20 этот простой, гуманный и философский кодекс каждодневной жизни, оставленный нам величайшим Человеком-Реформатором из всех когда-либо известных, то, поистине, эра блаженства и мира расцвела бы над Человечеством»21.

Могла ли Елена Петровна предполагать рождение на свет «научного атеиста» Кураева, который даже добродетель и святость сможет поставить в укор.

«Сколь различны истоки земного служения Христа и Будды, — напишет Кураев, — столь же различны и их исходы из мира. Будда прожил несколько десятилетий после своего просветления. Иисус после крещения всего три года. Будда умирает… 80-летним от пищевого отравления. Будда, улыбающийся и просветленный, восседающий на цветке лотоса — и страдающий Иисус, пригвожденный на кресте… ни семьи, ни учеников, которые отреклись или разбежались, и даже Его Бог, кажется, оставил Его… Но теософы предпочитают показывать свой товар издалека. Они не любят, когда аналитический взгляд повреждает красивую рекламную упаковку «всемирной религии»22.

Подобной чудовищной мешанины еще надо поискать. Здесь и жонглирование символическими преданиями из обеих религий, и кощунственное размахивание распятием с пригвожденным Христом в качестве полемической дубины, и орудование вульгарной логикой там, где действует промысел Божий. Замечательным является признание об учениках Христа, предавших Учителя, от которых, правда, впоследствии мы и услышали все легенды церковного христианства. Замечательно и упоминание Кураева о семье Христа, «которая отреклась или разбежалась». Можно не говорить о преданиях и апокрифах, в которых матери Христа — Марии отводилась весьма высокая роль на всех путях Спасителя, включая последние минуты Его пребывания на кресте. Но даже в церковном Евангелии от Иоанна читаем: «При кресте Иисуса стояла Матерь Его, и сестра Матери Его, Мария Клеопова… Иисус, увидев Матерь… говорит Матери Своей…» (Ин. 19:25–26.). Если Кураев считает, что высочайший Аватар, которым являлся Гаутама Будда, должен был вопреки его предназначению, непревзойденному уму и просветленности умереть от побоев, покинутым всеми учениками и оклеветанным, то это глубочайшее непонимание, кто€ такой Аватар на Востоке.

О мифах, в частности о мифе «пищевого отравления» Будды, достаточно ясно написала Блаватская в своем главном труде, который Кураев так любит цитировать. Согласно легенде, пишет Блаватская, Будда умер от несварения желудка, после вкушения «свинины и риса»; данная легенда, сочиненная много позже его смерти, аллегорически повествует о том, что брамины (каста священников), с которыми тогда связывали образ «вепря» (дикого кабана), стали смертельными врагами Будды и буддизма, изгнав их из Индии после Будды. «Сама мысль, — продолжает Блаватская, — что тот, кто установил самое суровое вегетарианство и уважение к животной жизни, даже отказываясь есть яйца, как носителей зародышей жизни, умер от несварения мяса, нелепое противоречие, вызвавшее недоумение многих востоковедов… Никогда не следует принимать встречаемые там (в сказаниях индусов) утверждения буквально и только в одном смысле…»23

И все свое неумное сравнение Кураев приводит, хорошо зная слова Блаватской из «Разоблаченной Изиды», которую он не раз цитировал в I томе.

«В Индии, где жизнь совершенно не ценится, — пишет Елена Петровна о религиозной культуре и психологии индусов, совершенно отличной от римской и греческой, — распятие навряд ли произвело бы какое-либо впечатление. В стране, где… религиозные фанатики предают себя смерти постепенно, растягивая мучения на годы… в такой стране даже добровольное распятие на кресте прошло бы незамеченным». На этой же странице Блаватская приводит слова родоначальника сравнительного религиоведения Макса Мюллера: «Наиболее значительным элементом буддийской реформы всегда был ее общественный и моральный кодекс, а не ее метафизические теории. Этот моральный кодекс является одним из самых совершенных, какие мир когда-либо знавал…»24 Если же касаться не социально-религиозной реформы и учения Будды, а его личности, то Блаватская там же приводила следующие слова Бартоломео Сент-Илера о Гаутаме Будде: «Он — сам совершенный образец всех тех добродетелей, которые он проповедовал; его самоотречение, его милосердие, его неизменное благодушие не изменяют ему ни на мгновение. В двадцатилетнем возрасте он покинул царский двор своего отца, чтобы стать монахом и нищим… и когда он умирает на руках своих учеников, он умирает с безмятежностью мудреца, который исповедовал добродетель всю свою жизнь и умер убежденным, что он нашел истину»25.

Примечательно, что в апологетике Кураева при внимательном изучении его «религиоведческих» трудов обнаруживается особая ненависть именно к учению Будды. С чего бы это? Говоря об отлучении от Вселенской Церкви Оригена, а от Православной церкви Льва Толстого, Блаватской и семьи Рерихов, хотя они совсем не были религиозными реформаторами, полезно соотнести эти акты с отвержением буддизма браминами. Мы знаем, что Рерихам были созвучны многие положения Оригена, а сами Рерихи стали продолжателями дела Блаватской. Стремясь понять особое неравнодушие антирериховца Кураева к буддизму, обнаруживаешь, что причины отлучения и травли «Живой Этики» (Агни Йоги) Рерихов во многом похожи на причины ненависти брахманизма к буддизму. Мы не хотим тем самым объявить о тождественности брахманизма православию, но борьба жрецов-браминов и части церковного священноначалия, одних против Будды, других против Рерихов, имеет многие общие исходные мотивы. Знакомство с этими мотивами, кроме прочего, поможет во многом ответить на вопрос — считать ли Рерихов православными, а также подведет нас ближе к ответу на главный вопрос — что же такое Православие?

С.Радхакришнан26, которого невозможно обвинить в одностороннем пристрастии к буддизму, в своем двухтомнике «Индийская философия» совершенно справедливо отмечает об искусственности противопоставления учения Будды — индуизму, показывая, что в корне разногласий лежала не столько метафизика, сколько практика культоотправления, а фактически — вопрос о месте в социуме и влиянии жречества на общество. Он пишет: «Если Будда принимает метафизическую точку зрения упанишад, то каким образом индуистские мыслители могут рассматривать буддизм как ересь?.. Индуисты выступали не столько против метафизических концепций Будды, сколько против его практической программы… Индуисты принимают философские системы санкхья и пурва миманса, как ортодоксальные, не считаясь с их безразличием к теизму (в христианском догматизме и такая свобода немыслима. — Авт.), но они отвергают буддизм, несмотря на его сильное этическое и духовное звучание, по той простой причине, что первые не вмешиваются в общественную жизнь и организацию, тогда как последний настаивает на внедрении его доктрины в жизнь народа.

Делая с несравненной красотой и логикой выводы из философии упанишад, Будда показывает несовместимость верований и практики тех, кто выражает мнимую верность упанишадам27. В то время как смелые мыслители упанишад отважились взобраться на обнаженные вершины абсолюта, массам людей позволялось поклоняться своим маленьким богам и совершать церемонии жертвоприношений, которых, как полагали, требовали эти боги… Будда выступил против тех, кто все еще доказывал необходимость этих (дорогостоящих и сложных) обрядов, и провозгласил, что освобождение является не внешним и юридическим, а внутренним и духовным»28.

Упанишады защищали принцип ахимсы, или ненасилия, но, например, в Чхандогья упанишаде делают исключение на время жертвоприношения животных. Однако убийство животных было в высшей степени чуждо Будде, и он их полностью запрещал. Радхакришнан отмечает, что «хотя Будда требовал от монахов строгого поведения, он не вмешивался в общественно-религиозную практику своих последователей до тех пор, пока она не противоречила его основным принципам. Он разрешил брахману Кутаданте совершать жертвоприношения, которые не требуют убийства животных»29.

В то время как упанишады допускали кастовые обычаи (хотя и не поощряли), программа Будды явно подрывала институт каст. Он заявил, что индивиды бывают высшими или низшими не по своему рождению, а согласно своему характеру30. Тогда как брахманы сохраняли право изучения священных писаний только за членами трех каст «дваждырожденных», Будда уничтожил все подобные ограничения.

Радхакришнан пишет, что, «несмотря на те преобразования, которые Будда хотел осуществить, он всю жизнь, до самой смерти, верил, что восстанавливает принципы божественной арийской веры. Он не считал себя основателем новой религии, хотя стремился очистить брахманистский индуизм и оживить окружавшее его общество. Но пионеры прогресса31 во все века с естественной подозрительностью считались поборниками бунта и мятежа. Заменив наследственное духовенство духовным братством, знатность происхождения личными заслугами… церемониальное благочестие моральной жизнью и ведийских богов совершенным мудрецом, Будда вызвал гнев индусских жрецов, которые считали его антисоциальной силой. Социальная революция, которую проповедовали Будда и его последователи, сделала их непростительными еретиками в глазах брахманских жрецов. В доктрине Будды нет ничего такого, что не могло бы быть применено с индуистской мыслью, но решающую роль играл конфликт между социальной системой, основанной на превосходстве брахманов, и социальной системой, отрицающей такое превосходство. В теологических дискуссиях, во время которых обычно разгораются страсти, каждый оппозиционно настроенный человек считается атеистом. Если кто-нибудь не разделяет наших иллюзий, то он еретик, если он признает другие нормы нравственности, то он безнравственен. Поборники ведийской религии жертвоприношений считали Будду врагом этой веры… Будда восставал не против метафизики упанишад, а против брахманистского индуизма. Раскол становился все больше по мере того, как последователи Будды приобретали характерные особенности усердных приверженцев нового учения и развивали свою доктрину в направлении, противоположном традициям веданты»32.

1. Письма мастеров мудрости. 1870 — 1888. М., 1997. С.254–255.
2. Письма мастеров мудрости. 1870 — 1888. С.12–13.
3. Письма Елены Рерих: В 2 т. Кишинев, 1995. С.173.
4. Там же. С.230.
5. Письма Елены Рерих: В 2 т. С.466.
6. Воробьевский Юрий. Путь в Апокалипсис: Точка Омега. М., 1999. С.61–62.
7. Махатма — дословно, Великая Душа. Махатмы глубоко почитаются на Востоке как Величайшие Святые, если не Боги.
8. Воробьевский Юрий. Путь в Апокалипсис: Точка Омега. С.62.
9. Там же. С.63.
10. В публикациях встречается и несколько иной взгляд на так называемый Кураевым «одинаковый урон» для всех религий. Оказывается, что не в сравнении с Православием, другие вероисповедания в России были практически искоренены. «Начиная с 20-х гг. некоторым ограничителем активности антиправославной политики Кремля был рост сект, борьба с которыми требовала больших усилий и затрат. Но переход от антиправославной к общей антирелигиозной борьбе в начале 30-х гг. свел эти ограничения к нулю» (Б.А.Филиппов. Государство и церковь: детерминанты и политика). Об исламе в Татарии: «С 30-х гг. положение ислама во многом напоминало ситуацию 40-х годов XVIII в. Он вновь сохраняется почти исключительно в семьях (т.е. на нелегальном положении)» (Щипков А. Во что верит Россия. СПб., 1998. С.85). «Начиная с середины 30-х гг. происходит планомерное уничтожение удмуртской интеллигенции. Жрецы и волхвы, объявленные врагами народа, подвергались жесточайшим репрессиям. Моления были запрещены. Деревенские святилища (типа большого амбара) — “будинква” и семейные святилища (типа амбара) — “куа” разрушались, вырубались священные рощи» (там же. С.113). В республике Марий Эл: «Гонения против язычества возобновились в 20-е гг. Жрецов репрессировали, и каждый случай языческого моления служил поводом для разбирательства карательными органами. С тех пор установился обычай ночных молений» (там же. С.120). «К началу 1930-х гг. в результате репрессий Русская Католическая Церковь Восточного обряда была полностью уничтожена. К 1937 г. была уничтожена католическая иерархия латинского обряда. К началу перестройки в России осталось менее 10 официально зарегистрированных общин. Существовали нелегальные католические общины, подвергавшиеся преследованиям КГБ» (там же. С.204). Нельзя и не сказать о старообрядцах (10% от всего населения по данным предреволюционной переписи, — там же, С.190). Поскольку они отличались своим трудолюбием и бережливостью, то к моменту революции, как утверждают некоторые источники, в их руках сконцентрировалось до 64% неиностранного торгового капитала России (там же. С.201). В деревнях же глава религиозной общины старообрядцев и глава хозяйства, как правило, совпадали в одном лице. Когда произошла революция, старообрядцы, привыкшие к гонениям и, кроме того, не мыслящие себя вне России, эмигрировать не собирались. То, что их (а вместе с ними и остальных членов единой религиозной общины староверов) известные комиссары первыми и перестреляли, не вызывает удивления (хотя уничтожение цвета нации в период «диктатуры пролетариата» — это тема отдельного разговора). Иными словами, трудно найти конфессию, которой бы «власть большевиков» пошла на пользу. В сравнении с другими Православная Церковь — по сути единственная, которая сохранилась в легальном работоспособном состоянии. Тезисы Кураева о протекционизме «большевиков» к отдельным религиям по сравнению с Православием (что случилось лишь на короткий срок в порядке неудавшегося эксперимента), не научны и явно противоречат общеизвестным историческим фактам.
11. «Палийский канон и Канджур представляют собой собрания сутр, т.е. записей поучений Будды, которые используются соответственно шри-ланкийскими и тибетскими буддистами».
12. «Дхаммапада — тематический сборник кратких изречений и поучений Будды».
13. «“dge Lugs” переводится как “добродетельные”. Эту школу основал прославленный тибетский ученый Цонкапа Лобзанг Трагпа (1357–1419). Перечень основных текстов школы Гелуг приведен в конце первой главы».
14. Далай-Лама XIV. Доброта, чистота помыслов и проникновение в сущность. М. 1993.
15. Известный индийский мыслитель и философ С.Радхакришнан пишет: «Буддийская мысль в самой Индии изменялась на протяжении более тысячи лет. Рис Дэвидс указывает: “Буддизм в ходе столетий постепенно меняется почти в каждой книге”. Уже во втором веке после смерти Будды можно обнаружить не меньше восемнадцати разновидностей буддийского учения» (Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1993. Т.I. С.291). Среди множества школ буддизма обычно выделяют Махаяну — (пали), буквально «большая колесница» — мистическая система, основанная Нагарджуной, и Хинаяну (санскр.), «малую колесницу», основанную южными буддистами, последняя отличается приверженностью к Пути Левой Руки и «Черной магии». — Авт.
16. Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам пути пробуждения (Ламрим Ченмо). Т. I. СПб., 1994.
17. Диакон Андрей Кураев. Сатанизм для интеллигенции. М.1997. С.409
18. Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам пути пробуждения (Ламрим Ченмо). Т. II. СПб., 1997.
19. Лутай С., Зайцев К., Борисенко М. Мракобесие для простаков. 1999.
20. Блаватская не питала иллюзий по поводу того, что буддийское священство не исказило заветов Гаутамы Будды.
21. Блаватская Е.П. Теософский словарь. М., 1994. С.98.
22. Кураев А. Сатанизм для интеллигенции. Т.2. С.241.
23. Блаватская Е.П. Тайная Доктрина. Т.1/2. С.456–457.
24. Блаватская Е.П. Разоблаченная Изида. Т.2. С.406–407.
25. Там же. С.410.
26. Радхакришнан Сарвапалли (1888–1975), выдающийся мыслитель, ученый, философ, общественный деятель. В 1952–1962 гг. — вице-президент, 1962–1967 гг. — президент Индии.
27. Именно в обвинении несоответствия практики церкви заповедям Евангелия состояло главное «еретическое» высказывание Льва Толстого, адресованное вовсе не Православию, а иерархам господствующей церкви.
28. Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1993. Т.I. С.592–593.
29. Радхакришнан С. Индийская философия. С.593.
30. Agaссa Suttanta: Digha N., III; Samyutta N., II. 138; Anguttara N., II. 20. Там же. С.593.
31. Мы бы сказали не «прогресса», а «эволюции» или «развития», несмотря на то, что последние не лучшим образом выражают качество динамизма и часто сравниваются с «черепашьими шагами». Слово «прогресс» сегодня больше выражает идею скоропалительной индустриализации, компьютеризации, механизации и рождения прочих «даров» цивилизации со всеми ее издержками, включая полное игнорирование духовной природы человека и накопленного тысячелетиями потенциала культуры.
32. Радхакришнан С. Индийская философия. С.594–595.