Итак, «закрыть» Восток для контактов, в том числе и духовных, невозможно. Весь вопрос в том, в какой духовно-культурной традиции будут складываться эти контакты, и здесь проблема наследия Рерихов приобретает исключительное значение. Признав его соответствие русской духовно-культурной традиции в главном, можно было бы говорить и о том, где оно не совпадает с Православием; можно было бы, на их уникальном опыте, исследовать, как православный человек, не шарахаясь от Востока, может избежать чрезмерной поглощенности Востоком — чего в определенной мере не избежали Рерихи, в особенности Елена Ивановна1. Обо всем этом можно было бы говорить — честно, углубленно и непредвзято, потому что тогда весь тон разговора (а тон, как говорится, делает музыку) был бы иным.

И, казалось бы, это такое лишенное тени культа греха и порока, такое, в целом, пронизанное светом и стремлением вверх творчество, так исполненное уважения к духовно-героическому началу в человеке уже само по себе могло бы восприниматься нашей Церковью как естественный союзник — сегодня, когда идет растление всего человеческого в самом низко-инстинктивном, в культе похоти и чревоугодия, с одной стороны, и холодно-техногенном — с другой. Сегодня, когда реальностью грозит стать клонирование человека, а авторитетнейшие ученые голоса заявляют, что через столетие техногенная мутация человека приведет к заселению Земли каким-то иными разумными существами — казалось бы, можно и даже нужно взять в союзники любое учение и явление, где еще сохранна идея особого места и предназначения человека на Земле. Перед лицом его аннигиляции (а не такова ли изначальная цель сатаны — уничтожить это любимейшее творение Бога?), казалось бы, можно взять в союзники и внешне безрелигиозный советский гуманизм, в корневой своей основе, конечно же, гораздо более близкий к основанной на Православии традиционной русской этике, нежели внедрение в «новой России» культа тела (не духа или души!) и наслаждения как основы человеческой индивидуальности2.

Но вот поди ж ты! Мы стали свидетелями отлучения Рерихов, мы слышим из уст клириков бесконечные проклятия в адрес «безбожных семидесяти лет»... и видим персонажей семибанкирщины, награждаемых орденом Св. Даниила Московского (А.Смоленский). А как заявил, выступая в Госдуме, руководитель НТВ Игорь Малашенко, у него прекрасные отношения с Патриархией, и он был приглашен туда на Рождественские торжества уже после демонстрации «Последнего искушения Христа». Более того: НТВ, в июне 1999 года, получило право трансляции концерта, посвященного девятой годовщине интронизация Алексия II (который был повтором концерта 19.02.99г., посвященного семидесятилетию и тезоименитству патриарха). Что тут скажешь? Может быть, это и есть та «реформа церкви сверху», о которой поведал Кураев в своем доверительном, соседствующем с порноколлажами, интервью «новорусскому» «Медведю»?

Ведь здесь же, в номере «Медведя», на обложке которого помещен красноречивый «выкрик»: «Продаться никогда не поздно», а дальше рекламируются «Большой секс» и «Пятеро в черном» (Березовский, Гусинский, Потанин, Смоленский, Ходорковский), Кураев не только охотно соглашается со своим интервьюером, что «картинки» (!) Рерихов — «полная мазня» (каков уровень аргументации!). Нет, больше: он, диакон Русской Православной Церкви, позволяет «Медведю» ерничать по поводу русского монастыря Св. Пантелеймона на Афоне. По мнению корреспондента, там царит «совок», Кураев же не только бестрепетно повторяет это словцо, расчеловечивающее миллионы людей и, собственно, для того и созданное3, но даже соглашается с ним, правда, подчеркивая, что многое, кажущееся «совком», заимствовано из традиционного русского Православия. Выразительное признание — оно убедительно говорит о том, что «совок», столь презираемый «новыми русскими», во многих отношениях ближе, чем они, к старо-русскому, за что и гоним. К сожалению, складывается впечатление, что наша Церковь — во всяком случае, немалая часть клира и мирян — в этом принципиальном конфликте почти открыто приняла сторону новых русских. Может быть, отсюда и проистекает загадочная неразбериха в отлучениях?

Вот пример. Корреспондент «Медведя» задает Кураеву вопрос о Борисе Гребенщикове, и Кураев кротко ответствует: «А если о Борисе Гребенщикове — я бы очень хотел с ним серьезно поговорить».

Какая ангельская терпимость! Не отлучать, не клеймить «сатанистом», как Рерихов, а всего лишь «поговорить» — с чего бы это? Ведь Николай Константинович не воспевал «Лилит» (название недавнего альбома Б.Г.); не устраивал постмодернистских шоу из таинства крещения, становясь коллективным «крестным отцом», как это делал Б.Г. на Соловках; не прославлял тантру, как это делает Б.Г., уже имеющий учителя-ламу, но продолжающий называть себя православным (а ведь Кураев вроде бы так не любит масок — по его словам, на Рерихов только за это и ополчился). Не сравнивал Рерих и какой-нибудь ансамбль песни и пляски со Священным Писанием, но именно это делает Б.Г., лоббируя «Spice Girls»: «Если быть серьезным... Возьмем их первый хит “If you wanna be my lover”. В тексте сказано: прежде чем быть моим любовником, стань моим другом, иначе мне трахаться с тобой будет неинтересно. — Разумно. Почти из Святого Писания — и вообще почти “богословский трактат”» («АиФ», № 12, 1903. 1998). Дальше: «Пять веселых красивых девок прыгают, веселятся, отвязываются. И как бы всем это мило. Значит, за этим есть какое-то богословие».

И в заключение — классическое «Бог у всех один, независимо от того, как его называть» — на что Кураев, кажется, должен был бы отреагировать, как старый боевой конь при звуках армейской трубы — ведь Рерихов он за такое просто уничтожает. А тут — всего лишь «хочется поговорить»!

Во избежание недоразумений сразу же замечу: я вовсе не призываю к отлучению Б.Г. Но ведь должна же быть какая-то последовательность, ибо только принципиальность в известной мере оправдывает жесткость и нетерпимость4.

Ларчик открывается просто, сколько бы ни лукавил отец Андрей, выдумывая мудреные обоснования для своего уже похожего на маниакальное преследования Рерихов. Все дело в том, что Б.Г. для него — «свой»: он принадлежит тому же «новому русскому миру» (было бы ошибкой ограничивать его лишь олигархией), к которому охотно — во всяком случае, без возражений — соглашается причислять себя Кураев. Вот ведь даже и его интервью в «Медведе» озаглавлено довольно выразительно: «Новый русский священник». Самая характерная черта этого «нового русского мира» — разрыв со старорусским в главном, отказ от ранее резко выраженной в русской традиции духовно-нравственной вертикали, от ее полетности, от грандиозных порывов к «Солнцу Правды», наконец, в отказе, пусть даже греша «бесстыдно, беспробудно», смешать грех и порок с добром и правдой. Те, кому это неясно, могут перечесть соответствующие страницы у Достоевского.

Что же до «нового русского мира», выраженной стилевой приметой которого является постмодернизм, — то он целиком опускается на горизонталь, с особым ожесточением высмеивая и оскверняя все героическое, все, идущее от «иоанновского человека». Каким образом Церковь намеревается, приняв этот «славный новый мир», удержать Крест, самой сущностью которого является вертикаль распятого Тела Господня, — вопрос вопросов. Сейчас, однако, мы видим иконные лавки, перемешанные и вплотную соседствующие с «аудио-видео» сомнительного свойства, а то и с прямой порнографией, и это вполне соответствует богословию а la «Spice Girls». А еженедельник «Семь дней» развязно сообщает о посещении группой «Роллинг Стоунз» Новодевичьего монастыря и пишет, что «прихожанки в платочках» устремились брать автографы у авторов «Влечения к дьяволу». Поневоле подумаешь, что знаменитый московский ураган 20 июня 1998 года не совсем случайно посшибал здесь кресты с церквей!

Мы видим также, что гонитель Рерихов, Кураев готов усмотреть христианские мотивы и в современном голливудском кинематографе, дерзая даже проводить аналогии между «жертвенной этикой, возвещаемой Евангелием» и «Терминатором-2» — Арнольдом Шварцнеггером и усматривая в финале «Титаника» подобие таинства крещения («Кулиса НГ», № 14, сентябрь 1998г.). И, наконец, Константин Кинчев (рок-группа «Алиса»), теперь тоже проповедник православия, люто матерится со сцены в день Успения Богоматери («Московская правда», 4 сентября 1998г.). Такое — грех грехов, по учению святых отцов и традиционному русско-православному представлению, но об анафеме тоже не слыхать. Так неужели все это более приемлемо для нашей Церкви, нежели выраженный культ вертикали у Рерихов, их пафос неустанного духовного восхождения, их преклонение перед героическим, особенно в его высшем, предельном выражении — самопожертвовании? Выходит, что так. И уж совсем неприемлемо для нее их восхищение иными героическими и яркими страницами короткой истории СССР, особенно — Великой Победой 1945 года. Для Кураева, как и для многих «новых русских священников», все это — «совок», и ерническое похохатывание постмодернистов надо всем советским им искренне, по сердцу ближе, понятнее, созвучнее, чем суровый и героический пафос Рерихов.

Не потому ли не попадает в поле зрения Кураева (как, впрочем, и иерархов РПЦ вообще) и главный «архитектор перестройки» А.Н.Яковлев? Напомню, что последнего в начале «катастройки» мы видели в Оптиной пустыни скорбящим о варварстве большевиков. Но вот «империя зла», при больших заслугах А.Н.Яковлева, сокрушена, колокола звонят, купола блистают — и что же? Сегодня Яковлев не просто буддист, имеющий своего учителя в Японии, не просто активный проповедник буддизма. Нет, он ведет эту проповедь с позиций откровенного пренебрежения к христианству вообще и к Православию в особенности, как к главному, по его мнению, источнику всех пороков русской национальной личности и русской истории.

И вот Д.Радышевский (в роли скорее единомышленника, нежели просто берущего интервью корреспондента) ведет на страницах «Московских новостей» следующий диалог с А.Н.Яковлевым:

«Вопрос. По образованию вы историк. Не хотелось бы вам взглянуть на коммунистическую трагедию России с точки зрения буддистской философии? Усмотреть в этой катастрофе плоды исконной религиозной невежественности русского народа (подч. мною — К.М.), в массе своей воспринимающего жизнь как одноразовое (!) событие5.

Ответ. То, что вы говорите, занимает меня давно. Я, как историк, считаю — и знаю, что многие не согласятся со мной, — что российские беды идут от того, что Русь приняла византийский вариант христианства (подч. мною — К.М.), в котором человек — ничто, он на коленях, а Государство и Церковь — над ним. Отсюда деспотизм, гонения на инакомыслящих6, начавшиеся с инаковерующих и раскольников... Зачем нашей Церкви эта помпезность, золото, державность, репортажи из храмов?..» («МН», № 4, 26 янв.— 2 фев. 1997).

Впрочем, обряду скоро и непреложно предстоит измениться, поясняет Яковлев в другом своем интервью тем же «Московским новостям»: «...Бог многолик, нельзя его одномерно отождествлять с той или иной религией, уже не говоря о церкви. Церковная ритуальность начнет микшироваться. Особенно в православной Церкви (!). Ритуал это одно, а вера в Бога — нечто иное... Ритуал бесконечно отстал от современного научно-трансцендентального понимания Бога» («МН», № 6, 15 -22 фев. 1998г.).

Неужели Кураеву, неотвязно преследующему Рерихов, нечего возразить и не о чем поспорить здесь? Молчит и священноначалие, а между тем «научно-трансцендентальное понимание Бога» приводит А.Н.Яковлева к выводу о том, что «клонирование человека неизбежно» (так же полагает и Радышевский). И оставлять православную общественность без четкого ориентира в этом столь принципиально важном вопросе — не значит ли косвенно признавать, что Церковь не может (или не считает нужным?) подготовить ее к той схватке за человека, которая грядет в XXI веке?

Между прочим «специализацией» Йозефа Менгеле в Освенциме были как раз опыты на однояйцовых близнецах — в естественном репродуктивном механизме это явление, по мнению медиков, в определенной мере может выглядеть аналогией клонированию. Так что же искали нацисты? Об этом можно лишь догадываться, зная, что их, условно говоря, «антропология» строилась на принципиальном отрицании самой идеи человечества как целого7, а потому слово сатанизм в данном случае вовсе не было бы метафорой. Казалось бы, в свете такого прецедента надо бить во все колокола — но и здесь общество наталкивается на уклончивое молчание Церкви по всем проблемам, связанным с перспективами человека и человечества в XXI веке, перспективами, с точки зрения многих исследователей, самыми мрачными8.

Так справедливо ли укорять тех, кто, не получая ответа на самые острые вопросы ближайшего будущего, ищет иную почву для опоры в борьбе за свое человеческое достоинство? Притом же ищет там, где отчетливо прослеживается русская культурная традиция, с ее неустанным и вдохновенным стоянием за человека! И вот, однако же, великий Рерих гоним, и эти гонения уже явно имеют своей целью не просто церковное отлучение, но именно вытеснение рериховского наследия на обочину, если не вообще за пределы обращающегося в нашем обществе информационного потока. Все это делает еще более острым и актуальным главный вопрос — об истоках и пружинах такой избирательной и поистине неутолимой ненависти к Рерихам.

* * *

И вот именно сам Кураев, наговоривший и написавший так много, как раз в значительной мере и обнажил, вольно или невольно, эти истоки — столь грязные и мутные, что становится больно за Церковь, оказавшуюся (хочется думать, по недостаточной информированности) в роли наследницы более чем сомнительного прецедента. Так или иначе, но все написанное и сказанное Кураевым (а он выступает в роли именно истолкователя позиции Церкви для широкой общественности) уже сегодня позволяет сделать достаточно обоснованный вывод. Он таков: приятие или неприятие Кураевым той или иной версии восточничества — или даже оккультизма, — находится в прямой зависимости от отношения ее автора и адептов к СССР, к советскому периоду истории, а шире — к русской державности вообще. Чем отрицательнее оно — тем снисходительнее Кураев к «заблудшему»... и тем менее грозят последнему анафемы со стороны священноначалия. И наоборот: именно позиция защиты СССР, занятая Рерихами с 20-х годов и особенно ярко проявившаяся накануне и в годы Великой Отечественной войны, похоже, и сделала их мишенью преследований, занятно объединивших финансируемую Гусинским «Сегодня» и фундаменталистско-православный «Радонеж».

Что Яковлев! Здесь представителей Церкви может останавливать рациональное нежелание задевать центры мировой власти; связь Яковлева с этими центрами слишком очевидна, что полностью сказалось в его роли «архитектора перестройки», а священноначалие осторожно в обращении с ними. Но посмотрите, как бережно, например, обращается Кураев с Г.Померанцем — тоже восточником и экуменистом. Его диакон почтительно величает «сам Померанц», и если вступает в полемику с «самим», то делает это в самой уважительной и осторожной манере — почему? Не потому ли, что Померанц — диссидент, поклонник империи Габсбургов, т.е. в определенном смысле, в отношении к народной, традиционной России как к чему-то неполноценному, также и западник? Что русско-советское и для него, как для «Медведя», — «совок»?

Еще интереснее то, что ни разу и нигде не только Кураевым, но и тем же «Радонежем» не брошен камень в генерала Краснова, хотя общеизвестно, что последний был поклонником Индии и особенно Тибета в существенно иной их ипостаси, нежели та, которая влекла Рерихов. Судя по союзу генерала с Гитлером, он был ближе к черному восточничеству нацистов, имея здесь своим предтечей барона Унгерна. Однако и харбинская эмигрантская среда, инициировавшая травлю Рерихов (подробнее об этом ниже), никоим образом не трогала ни Краснова, ни атамана Семенова. И это уже в 1934 году (собственно, в год рождения антирериховской легенды) было отмечено одним харбинским священником (о. Нафанаилом), писавшим: «...не талантливый писатель, генерал издалека преклоняется перед Тибетом и Индией, как П.Н.Краснов, которого, однако, из-за такого преклонения никто еще, кажется, не заподозрил в масонстве...»

Вот и сегодня: православная печать резко выраженного антисоветского, НТС’овского толка, регулярно сетуя на «большевистскую расправу» с Красновым, предпочитает не вспоминать о его тибетских влечениях. Что же до его (Краснова) связи с нацистами, то настало время со всей определенностью сказать: в нашей православной общественности, отчасти и в клире уже отчетливо оформилось направление, не считающее грехом и предательством сотрудничество с немцами в годы Великой Отечественной войны. Здесь тоже православные фундаменталисты смыкаются с крайними русофобами из противоположного, так называемого демократического лагеря. Вот почему власовский духовник, протопресвитер Александр Киселев получает слово и на страницах «Радонежа», и в «Зеркале» Сванидзе. А в 1997 году на ежегодной богословской конференции в Свято-Тихоновском Богословском Институте был представлен доклад на тему «Германская церковная политика и “религиозное возрождение” на оккупированной территории Белоруссии, Прибалтики и Северо-Запада России».

Пусть читателя не обманывают кавычки: далее в тексте речь идет о религиозном возрождении без всяких кавычек — в Белоруссии, например, причем Хатынь даже не упоминается. Более того: мягко признавая «несколько преувеличенной» оценку эмигрантских историков В.И.Алексеева и Ф.Ставра, назвавших период жизни РПЦ на оккупированных территориях «вторым крещением Руси» (!), в целом докладчик согласен в том, что он, этот период, сыграл положительную роль в судьбах РПЦ.

Здесь, скажем прямо, не только продолжается — теперь и усилиями церковной и околоцерковной общественности — разрушение общенациональной памяти о войне, начатое демократами, не только переоцениваются — с введением положительного знака — деяния Третьего рейха на оккупированных территориях СССР, но и оскверняется память множества священников, принявших мученическую смерть за свой отказ от сотрудничества с оккупантами. Но об этих новомучениках, об их канонизации почему-то не говорят!

А «Русь державная», уже спустя семь лет после распада СССР, когда картина страданий миллионов людей, оказавшихся жертвами и заложниками этого распада, предстала вполне очевидной, сочла нужным присоединиться к директору ЦРУ Гейтсу и выразить свою радость по поводу крушения «красного Вавилона». Ясно, что при таком взгляде на историю все силы внешней агрессии против Отечества предстают лишь орудиями Божьей воли, милостью которой и был разрушен «Вавилон». Отсюда, разумеется, лишь шаг до того, чтобы сопротивление фашистской агрессии в 1941-1945 гг. и, тем паче, победу СССР признать «богопротивными». И, конечно же, «богопротивники» — все те, кто, отбросив свои несогласия с советским режимом, стал на позицию безусловной поддержки СССР накануне и в годы войны. Рерихи — одни из самых ярких личностей в таком ряду, и уже одного этого оказалось достаточно, чтобы новые «пораженцы» яростно атаковали их.

Примечательно — а при других обстоятельствах было бы даже забавно — и то, что фундаменталисты НТС’овского толка, прямо наследующие коллаборантским традициям харбинских пораженцев, каким-то непостижимым образом, используя излюбленный метод склейки, связывают Рерихов с черным магом и сатанистом Алистером Кроули9. Между тем, никаких отношений с Кроули Рерихи не поддерживали и, кажется, даже ни разу не упоминали его имени — тем более в каком-либо положительном контексте. Но зато гитлеровцы, с которыми так охотно сотрудничали харбинские гонители Рериха, были связаны с Кроули тесными духовными узами и взаимной симпатией. Тут уж воистину обнаруживалась готовность к союзу «со всяким оружием» в борьбе против СССР — пусть даже и с Черным Орденом, СС. И одного этого урока достаточно, чтобы усвоить: яростность антикоммунизма вовсе не является гарантией духовной, и даже именно церковной, чистоты его приверженцев — хотя бы они и рекомендовали себя православными фундаменталистами.

Напротив, такая, мягко выражаясь, политическая неразборчивость харбинских коллаборантов и их последователей, оборачиваясь неразборчивостью духовной, убедительно свидетельствует: Рерихи, в своем противостоянии им, были и остаются правы не только в государственно-политическом, не только в нравственном, но также и в строго религиозном, сугубо духовном отношении. И эта их правота — теперь против их нынешних гонителей — получила новое подтверждение в событиях весны 1999 года на Балканах. Сегодня те, кто в августе 1991 года вместе с Робертом Гейтсом и Джеймсом Вулси торжествовал победу над «красным драконом», могли видеть, как самолеты НАТО 6 апреля повторяют налет гитлеровской авиации на Белград 6-го же апреля 1941 года (символическое значение дат не требует пояснения), бомбят православную Сербию на Пасху, сбрасывая при том, напоминаю, богохульные поздравления с праздником, — это ли не сатанизм. И при всем том они именуют сербов «красными». Хотя сербы вовсе никогда не были такими уж правоверными коммунистами, сама эта постоянная ополченность сатаны против «красного» тоже заставляет задуматься — как и то, что из уст неутомимых церковных обличителей Рерихов и коммунизма мы так и не услыхали столь же громоподобных обличений НАТО и нового мирового порядка. «Надо решать спорные вопросы за столом переговоров», — вот и все, что поведали нам с высокой церковной кафедры на таком крутом историческом повороте.

Но если бы это и было все, на что оказывалась способна Церковь в иные времена, в том числе и в 1941 году, то духовные братья Алистера Кроули могли бы еще без малого шестьдесят лет назад отпраздновать ту победу, которая пришла к ним сегодня. Отпраздновать ликвидацию России как мировой державы. И опять-таки — как не задаться вопросом: не странно ли, что эта победа буквально свалилась им в руки не во времена проклинаемого ими коммунизма, а в годы пресловутого «второго крещения»?

И разве это, в свой черед, не подтверждает историческую дальновидность Рерихов, остерегавшихся связывать судьбы России с ревнителями оголтелого антикоммунистического варианта православия, согласными, как мы убедились, даже на триумф нового мирового порядка под эгидой США. В религиозных терминах — согласными даже на Четвертый Рим, который, опять-таки в строго религиозном смысле, есть не что иное, как царство Зверя-Антихриста.

Как бы то ни было, война на Балканах, подобно всем трагическим событиям такого рода и масштаба, по крайней мере, вносит в вопрос беспощадную ясность и, сдувая словесную шелуху, обнажает самую суть всех заявлений, явлений и позиций. Ныне выбор прост: либо, следуя советам Кураева и апологетам коллаборации из Свято-Тихоновского Богословского института, «интегрироваться в Европу» — то бишь в ее действия на Балканах. Либо с наследием коллаборации порвать.

И как бы то ни было, исходная порча именно духовной позиции наших православных фундаменталистов, признавших правоту Запада перед СССР и желавших победы Запада над СССР (иные — надеясь, что из разгрома СССР, мол, воссияет настоящая, православная и монархическая, Россия) сегодня явила себя во всей наготе, в той же наготе обнаружив и неумолимо следующие из пораженческой аксиомы выводы.

Специфический привкус всей деятельности этих православных фундаменталистов-западников (да, такой вот кентавр!) придает все более заметная роль в ней г-на А.Дворкина. Бывший эмигрант из СССР (в 1977 году уехал в США), Дворкин получил там солидное образование (вопрос: разве оно бесплатное?) и гражданство США, а затем и должность редактора на радиостанции «Свободная Европа», подконтрольность которой западным спецслужбам, кажется, никто и не отрицает.

Так почему же человек с таким загадочным прошлым, к тому же и оставаясь американским гражданином, получает вдруг право буквально диктовать русским (как, впрочем, и не русским) православным людям, гражданства не менявшим и под контролем ЦРУ не работавшим, что и как им следует думать и о Православии, и об отечественной истории? Вопрос, согласитесь, не праздный.

Ведь посмотрите, как высокомерен г-н Дворкин, как презрителен он к «бóльшей части народа» (так!), которая, по его словам, так и «не успела вспомнить основные понятия: “грех, ересь, догмат, ответственность, покаяние, благодать, таинство, спасение, святость”»10. Очевидно, А.Дворкин хочет сказать «бóльшей части народа», что работа под американской опекой на радиостанции «Свободная Европа» необыкновенно способствует припоминанию таких понятий. Так не согласиться ли этой самой «большей части народа» на перевоспитание под надзором того же самого наставника — того самого, который сегодня такие наглядные уроки дает непонятливым сербам? Во всяком случае, пример А.Дворкина, главы Информационно-консультативного центра священномученика Иринея Лионского, профессора церковной истории Российского Православного университета, зав. кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского института и, наконец, вице-президента международного института по изучению современного сектантства “Диалог-центр”, заставляет впрямую задаться вопросом, как соотносится эта бурная антисектантская деятельность с весьма определенными политическим связями и позициями, которых Дворкин вовсе и не скрывает.

Он откровенно изложил их в упомянутой статье «Вперед к победе оккультизма» (характерно уже само это пародийное название), и они, как говорится, до боли напоминают аналогичные тезисы политиков радикально-западнического и проамериканского толка, а также НТВ. То же обличение будто бы перетекающего в нацизм коммунизма, однако, в соответствии с должностью — вернее, многочисленными своими должностями, — профессор Дворкин переносит вопрос на религиозную почву и внушает читателю, что этот красно-коричневый национал-коммунизм перетекает также и в оккультизм-сатанизм. Доказательства?

«Вспомним, что на пятачке возле бывшего музея Ленина постоянно идет совместная коммунистическая, неонацистская и неоязыческая тусовка, а на их книжных развалах мирно уживаются труды Ленина и Рериха, Гитлера и Блаватской, Алисы Бейли и Алистера Кроули, Бхагавана Раджниша и Рона Хаббарда. Я уж не говорю о таких опусах, как “Преодоление христианства” или “Трупные пятна назарейской угрозы” и т.д.»

Замечательно это профессиональное вворачивание Ленина, Рериха и Блаватской в соответствующий дискредитирующий ряд имен — все тот же прием склейки. Причем, как видим, в том числе и с именем сатаниста Алистера Кроули. Но по вопросу об Алистере Кроули, как уже говорилось, следует обращаться в другие инстанции — те самые, которые выпасали и вели антирериховскую «черную» легенду от эмигрантского Харбина до современной России.

Что же до того, что продается на пятачке у бывшего музея Ленина и что с чем соседствует, то и мне там многое не нравится, а кое-что вызывает негодование (прежде всего, кассеты с нацистскими маршами, украшенные эсэсовской эмблемой — двумя молниями). Но ведь таковы законы дикого рынка в «возрождающейся» России, и разве сама Церковь не поддержала не раз своим авторитетом подобное «возрождение»? Видимо, тоже, как и харбинцы, прощая слишком многое за антикоммунистический напор. Даже и то, что рядом, буквально впритык с лотком, торгующим Евангелиями, молитвенниками, крестами, на другом продается «Крутое порно» Олега Путилина, сочинения Эль Тата о карме, руководства по магии и многое другое в том же роде. Выходит, это ничего, главное, чтобы Ленина и Рериха не читали?

Однако, самое интересное в статье Дворкина — это неожиданная откровенность по поводу того, чтó же атакует «всемирное объединение националистов, обнаруживших между собой общую почву в виде древнего оккультного ведического (выделено мною — К.М.) знания». Любопытный проговор, особенно любопытный потому, что, оказывается, главное преступление этих сошедшихся на почве Вед националистов — «отвержение иудео-христианской традиции (в их терминологии жидо-масоно-христианства)»11.

Но тогда уместно спросить наши церковные власти, рассылающие учебное пособие г-на Дворкина по епархиям: так защите чего все-таки призвана служить их упорная борьба с сектами — иудео-христианства или православия? Ведь это далеко не одно и то же. Как я уже писала выше, опираясь на протоиерея А.Шмемана, иудео-христианство, как часть христианства, было лишь начальным этапом в его истории, закончившимся с Первым апостольским собором. После него пуповинная связь с иудаизмом обрывается окончательно, и отныне христианство существует как явление вселенское, а потому сегодня понятие иудео-христианства обозначает не то же самое, что во времена апостолов: не естественную близость к колыбели, но желание вновь затиснуть то, что уже обрело вселенский масштаб и рост в эту колыбель — неизбежно умалив и искалечив его. Хуже того: снять самый вопрос о несводимости христианства к какой-либо из предшествовавших ему духовных традиций и, в конечном счете, превратить его всего лишь в одну из ветвей традиции собственно иудейской. Именно цели такой редукции христианства и объясняют, на мой взгляд, резкую враждебность определенных кругов всем попыткам осуществления его если не синтеза, то хотя бы диалога с традицией более древней, чем собственно иудейская, — ведической.

Гонения на Рерихов, как впрочем и на Блаватскую, похоже, именно, призваны преградить пути к ней. А для того, с неподражаемой ловкостью рук, осуществляется виртуозная подмена: наследники коллаборантов, сотрудничавших с гитлеровским рейхом и СС, которые действительно стремились освоить ведическую традицию в черном ключе, вменяют ответственность за эту черную версию Рерихам, никакого отношения к ней не имевшим и шедшим прямо противоположным путем.

Такова атмосфера в тех церковных и околоцерковных кругах, герольдом которой выступил Кураев, прямо взявший антирериховскую легенду 30-х годов за обоснование анафемы 1994г. Прежде всего бросается в глаза, что Кураев не приводит никаких доказательств того, что рериховцы — и особенно сами Рерихи — по своим методам действия как-либо могут подпадать под то определение деструктивных сект и культов, которое дано в Постановлении Европарламента (от 29.2.96г.). В нем перечислены признаки, которые только и могут быть основанием для административного и тем паче судебного преследования. Это — постоянное нарушение прав человека и совершение преступных деяний, как то: «жестокое обращение с людьми, сексуальные домогательства, незаконное лишение свободы, торговля людьми, подстрекательство к насилию, распространение расистских воззрений, уклонение от уплаты налогов, незаконное перемещение капиталов, торговля оружием и наркотиками, нарушение трудового законодательства, незаконная врачебная деятельность...»12.

До сих пор никто не привел ни одного факта из деятельности рериховцев, тем паче же Рерихов, подпадающего хотя бы под одно из этих определений — что и неудивительно, если непредвзято видеть суть культурно-духовных взглядов Рерихов.

Не приводит их и сам Кураев. Зато он обильно — видимо, в порядке компенсации и для заполнения лакун, слишком явно зияющих на месте фактов, должных свидетельствовать о деструктивной деятельности Рерихов, — насыщает свою работу свидетельствами их «политической неблагонадежности». Для этого Кураев применяет несколько приемов, легко вычленяемых при сколько-нибудь внимательном чтении.

Первый и главный — это педалирование слова «советский», употребляемого так, что «советское» оказывается синонимом всего глупого, преступного, ничтожного. Это — некая априорность: диакон, не брезгующий даже словцом «совок», разумеется, доказательствами себя не утруждает, зато совершает головоломные прыжки от Оригена к кухонной демократической тусовке, с ее словечками и «хохмами», понятными лишь нашим (по Достоевскому). Это временами создает эффект почти комический — «когда бы не было так грустно» и когда бы речь не шла о грандиозных, трагических событиях в истории нашей страны.

Вот пример: по словам Кураева, рериховцы в своей самозащите используют «знакомый пропагандистский трюк: “милитаристская Финляндия напала на миролюбивый Советский Союз”...» (т.1, стр. 61) Кто-нибудь понял, в каком месте надо смеяться? Я — нет, и смеяться мне вовсе не хочется, если вспомнить, о чем идет речь. Кураев, подтасовывая исторические факты, невинно делает вид, будто и слыхом не слыхал, что Финляндия была союзницей Германии в войне против СССР, что она предоставила свою территорию для размещения на ней немецких войск, что к 22 июня 1941 года здесь оказались сосредоточены 5 дивизий Рейха — а за это Гитлер обещал расширить ее территорию вплоть до Белого моря. И что из состояния войны с СССР «крошка» вышла лишь в 1944 году, начав переговоры об этом сразу же после прорыва Ленинградской блокады. А ведь если бы не итоги советско-финской войны, судьба Ленинграда, очень вероятно, оказалась бы иной! Быть может, Кураева это и не огорчило бы, но игнорировать общеизвестные исторические факты он не вправе. Таким фактом является присутствие за спиной Финляндии фашистской Германии, и коль скоро Кураев себя и архиерейский собор 1994 года уподобляет «миролюбивой Финляндии», а рериховцев (надо полагать, и Рерихов) — СССР, то я продолжу предложенную им аналогию. Она действительно позволяет нам так близко подойти к существу дела, как, может быть, и не входило в намерения Кураева.

* * *

Эта суть проста и незамысловата: по Кураеву и его единомышленникам НТС’овско-власовского толка, напротяжении всей истории после 1917 года в мире не было иного средоточия зла, кроме СССР. Как мы знаем, именно этот тезис лежал и в основании всей идеологии холодной войны, а вот теперь педалирование ноты «СССР — средоточие зла» — это второй излюбленный прием Кураева. Он (прием) тоже прост: полагая (и не без оснований), что общественность, сбитая с толку годами «ломки стереотипов», не решится выступить против господствующего мнения — тем более, что к нему присоединилась и Церковь, во всяком случае, часть клира — диакон напористо прорабатывает тему поддержки Советского Союза Рерихами. Вот видите, они же выступали апологетами «империи зла» — так разве не сатанисты?! Уверенный в том, что никто не решится перечить, он жмет на педаль буквально в экстазе, забывая об осторожности — и допуская весьма выразительные оговорки. Опять-таки поясню сказанное на примере. Поскольку Второй мировой войны как Великой Отечественной для диакона, судя по тексту книги, не существует, он, издевательски перелагая сказку Н.А.Стадниковой и ернически передергивая хрестоматийно известное «сороковые-роковые» (и это ерничество само говорит за себя), вопрошает: «Все было хорошо до “роковых-сороковых”, а потом появился “Разрушило”. Кто имеется в виду — не очень понятно» (т.1, стр.121).

Вот она, симптоматическая оговорка! В сознании Кураева просто нет факта гитлеровской агрессии против СССР — а ведь простейшая ассоциация для большинства людей и сегодня такова: сороковые — это война. Но это, видимо, отсталое большинство, которое, подобно рериховцам, не может выбраться за пределы «классической схемы советской истории». Ну ясно, для Кураева, который, надо полагать, уже «выбился» (в НТС’овско-власовскую схему?), не существуют ни план «Ост», предполагавший уничтожение 30 млн. славян на одной только европейской территории СССР, ни общепризнанная роль СССР в разгроме фашистской Германии. И он продолжает ерничать: «Кто имеется в виду — не очень понятно. Во всяком случае в годы “ежовщины” Рерихи отзывались о советском режиме вполне ласково. В 1938 г. Н.К.Рерих пишет: “Планета тяжело больна. Равновесие мира держится лишь одной страной, и радостно, что там кипит строительство”. Действительно, лучше не приписывать Рерихам и их “Махатмам” политическую прозорливость. Но чтобы как-то выгородить их коммунистические симпатии, Н.А.Стадникова...» и т.д., и т.п.

Здесь можно остановиться — главное сказано. «Коммунистические симпатии» — это, в глазах Кураева, преступление, будучи уличены в котором, Рерихи и их защитники, конечно же, должны начать вертеться, «выгораживаться» и т.д. И так на протяжении всей книги: предъявляются политические обвинения, причем инкриминируются именно взгляды и мнения, что прямо противоречит, между прочим, действующей Конституции РФ. И не приводится ни одного факта, который подпадал бы под определение Европарламента и УК РФ и единственно давал основания говорить о тоталитарности и деструктивности. Впрочем, диакон не в ладах не только с Конституцией. По ряду признаков, он прямо занимается распространением ложных сведений.

Поясню: дело в том, что резюмируя свои обвинения, Кураев, не мудрствуя лукаво, повторяет тезисы О.Шишкина, серия антирериховских статей которого была опубликована в финансируемой «Мост-банком» газете «Сегодня» в преддверии Архиерейского собора 1994 года. Гусинский в роли защитника Православия от «чудовищного Рериха» — не правда ли, занятно? Но об этом чуть позже, а пока о сути шишкинских обвинений, на которые, словно на истину в последней инстанции, ссылается Кураев, особенно педалируя перемену во взглядах Рериха, вначале враждебного большевикам, произошедшую в 1920 г. Да, брат Рериха, Владимир, участвовал в белом движении, а некоторые исследователи полагают, что участвовал в нем, особым образом, и сам Рерих. А стало быть перемена в его позиции, настаивают Шишкин и Кураев, могла быть лишь следствием вербовки агентами Коминтерна. Но почему?! Подобную перемену взглядов пережило тогда немалое число людей, как раз самой что ни на есть патриотической ориентации, в том числе и белые офицеры, переходившие в Красную Армию.

Один из Великих князей Романовых писал, что белое движение, увы, скомпрометировало себя своими невозможными обещаниями странам Антанты кусков российской территории — это тоже факт. Словом, в глазах не одного только Рериха большевики начинали выступать как единственная сила, способная вновь собрать и защитить Россию. У Рериха же к этому добавлялись его духовные размышления и встречи, на которые он, как и всякий человек, имел полное право. И рассматривая реальность из своей системы взглядов, он видел, что белое движение оказалось не способным предложить что-либо в ответ на порыв России к обновлению, столь мощно заявивший о себе в революции, что оно было реставрационным (и даже в этом половинчатым, выступая, в основном, не под лозунгами монархии — в чем была своя правда и сила, — а под лозунгами Учредительного собрания, в чем правды и силы не было вообще) и уже поэтому обреченным. Но Кураев не желает вникать в подобные тонкости и с прокурорским рвением обличает: еще в 1919 году Н.К.Рерих полагал большевиков «разрушителями культуры», а после 24 марта 1920 г. Рерихи становятся «яро-красными» («яро» — это, видимо, для того, чтобы страшнее было). Рериховцы, продолжает Кураев, объясняют определенные перемены в позиции Рерихов их встречей с Махатмой М. Но все гораздо проще, как утверждает Шишкин и следующий за ним Кураев.

«То, о чем с мистическим придыханием пишут рериховцы, просто подтвердил на основании вполне земных архивов советских спецслужб журналист Олег Шишкин. Все оказалось намного проще: в конце 1919 г. в Лондоне с Рерихом знакомится связной Коминтерна Владимир Шибаев. Затем их встречи стали постоянными.

Может быть, их сотрудничество было совершенно бескорыстным. Просто встретились два интересных человека. Ну, помогали они чисто по-дружески один другому: то Рерих с собою возьмет в тибетскую экспедицию советских агентов, то “друзья”, не торгуясь, купят несколько картин художника, заплатив при этом бриллиантами. Так и было дано начало знаменитому рериховскому “чемодану с бриллиантами”...»

Все! И это — доказательство?

Видимо, для Кураева — да, как, впрочем, и для Валентина Пруссакова, поспешившего тоже сослаться на Шишкина («НГ — религии», 15.04.98 г.) в обличении Рерихов. Такая гипотеза для иных столь притягательна, что они утрачивают способность критического суждения.

Не знаю, может быть, г-н Шишкин и работал в архивах. Но чтобы приводить аргументы, подобные тем, которыми изобилует статья «В объятиях “наглого монстра”» («Сегодня», 29 октября 1994 г.), ни в каких архивах работать не надо. В статье не приводится ни один документ, подтверждающий тезис Кураева и Шишкина о вербовке Рериха «агентами Коминтерна», и вся она построена на тех же «спецприемах», с которыми работает Кураев. Вся являет собою типичный образчик идеологической и политической пропаганды, а никак не расследования, хотя бы даже и журналистского.

Напомню, что публикация относится к 1994 году, когда антикоммунистический пафос еще мог приносить бесспорные дивиденды, а общество, с традиционно слабым правосознанием и, увы, повышенной восприимчивостью к идеологической обработке, готово было принимать за чистую монету неприкрытую клевету, за которую вообще-то надлежит давать ответ в суде. Например: помещена фотография Рериха, а подпись под ней гласит: «Так выглядел после вооруженного похода на Лхассу Н.К.Рерих, глава диверсионного отряда, в задачу которого входило покушение на Далай-Ламу XIII и свержение тибетского правительства».

Страшно аж жуть! Но, может предположить не знакомый с сочинениями О.Шишкина читатель, наверное, вся статья переполнена документально подтвержденными доказательствами — раз уже о таком речь? Ничего подобного! Ни одного документа, ни одного веского доказательства страшного умысла нет в статье — да и не предполагалось. Все, чего она стремилась достичь, — психологический шок, «ломка стереотипов» — уже достигнуто самим процитированным текстом.

По тем же канонам спецпропаганды, с ее склейками, подменами, ложными силлогизмами и шокирующими ударами по сознанию, построен и весь «уж-ж-асный» фрагмент о связях Рериха с некими еще более ужасными «индийскими террористами». Никаких имен этих террористов не называется, как ничего не говорится и о реально совершенных этими фантомами терактах. Зато материал построен таким образом, что все индийцы, так или иначе причастные к национально-освободительной борьбе — от Вивекананды до Рабиндраната Тагора (последний через своего родственника, будто бы завербовавшего Святослава и Юрия) — оказываются вроде бы причастными к терроризму. И, ясное дело, к Коминтерну и большевикам. И при этом совершенно ни слова не говорится о встречах самих Николая Рериха и Рабиндраната Тагора и об их углубленных беседах, не только политического, но, по преимуществу духовного содержания.

Впрочем, судя по политическим взглядам г-на Шишкина, для него национально-освободительная борьба Индии против Англии, возможно, и впрямь равняется терроризму, и сочувствовать ей, само собой, могли только «агенты большевиков» — вроде Рерихов. И в жажде их обличения, в своем пренебрежении фактами Шишкин доходит просто до смешного. Так, согласно его статье, лишь 21-летний «агент Коминтерна» В.Шибаев познакомил маститого академика и всемирно знаменитого художника с именами и учением Вивекананды и Рамакришны (хотя Рерих был знаком с этими учениями уже в 1907 году). Он же, Шибаев, просветил невежественного академика относительно континента Лемурии (хотя Рерих давно уже прочел «Тайную доктрину»), сообщил о Шамбале — которая тут же материализовалась в виде некоего загадочного агента, он же махатма, по кличке «Шамбала». Этот «Шамбала», оказывается, был ранее, до своей службы у большевиков, «супершпионом Русского Генерального Штаба», а затем был передан (?! Кем? Нет ответа...) IV управлению Генштаба РККА. В другой работе Шишкин дает понять, что «Шамбала» был эсером Яковом Блюмкиным, и, воля ваша, тут концы с концами не сходятся. Впрочем, об их сведении Шишкин, похоже, не очень и заботится, иначе бы он не заявлял такое, например: «…махатмы давно испытывали слабость к иностранным спецслужбам. Родоначальником этой традиции справедливо считают махатму Ленина».

Как же так? А мы-то думали, что пальма первенства принадлежит агенту «Шамбале» — нам же только что поведали, что его большевикам «передали». Так, может быть, еще главнее тот, кто передал? Но чего не скажешь в экстазе иронии и угаре обличительства!

Словом, именно Шибаев и таинственный «Шамбала» (по другой версии им был Авган Доржиев) внушили Рериху замысел его путешествия, хотя хорошо известно, что мысль пройти Великим Индийским путем зародилась у Н.К.Рериха еще в 1913 году, после встречи со много путешествовавшим по Индии художником Голубевым13. Внушили, разумеется, с сугубо большевистскими и криминальными целями.

А вот и главное — «последнее и решительное» — доказательство того, что В.Шибаев был действительно связан с высшими уровнями советских спецслужб. Многим исследователям это представляется более чем сомнительным. Но Шишкин предъявляет такую вот козырную карту: «Спустя годы, во время визита Хрущева в Индию... Делийский университет, где Шибаев преподавал русский и немецкий языки, посетит скромный человек... руководитель КГБ СССР Иван Александрович Серов. Его встреча с Шибаевым будет длиться всего несколько секунд. Он войдет в кабинет горбуна, пожмет руку Владимиру Анатольевичу и тут же выйдет. О чем собственно было говорить? И так все ясно» («Сегодня», 29 окт. 1994г.).

Непредвзятому наблюдателю отсюда ясно лишь то, что подобные доказательства не признает убедительными ни один мало-мальски объективный суд. Как и не признал — 18 октября 1996 года Тверской муниципальный суд обязал газету «Сегодня» в 10-дневный срок опубликовать опровержение представленной газетой информации, касающейся Н.К.Рериха, его связей со спецслужбами, сотрудничества с НКВД и Коминтерном, как недостоверной.

И, строго говоря, Кураев, повторяющий инсинуации Шишкина, может, как говорят компетентные юристы, на основании этого прецедента и сам быть автоматически признан распространителем недостоверных сведений, имеющих целью опорочить честь и достоинство Н.К.Рериха. Но подавать или не подавать иск — это решать рериховским организациям, уже на практике столкнувшимся с вполне реальными притеснениями и ущемлениями своих прав, ставшими следствием антирериховской компании.

Меня же больше занимает другое: замысловатый путь легенды об «убийстве Далай-ламы», «чемодане с бриллиантами» и т.д. и т.п. — легенды, рожденной английскими14 спецслужбами в начале 30-х годов, а в начале 90-х прикочевавшей в Россию.

* * *

Бурная проработка версии англичанами относится к 1931/32 гг., затем работа затухает, в виду полного отсутствия «горючего» — фактов.

Однако, легенда, видимо, успела распространиться в Лондоне, захватив и русские круги, и Н.К.Рерих писал А.М.Асееву 22.IX.1936 г.: «...В том же Лондоне проживают некая Волкова и архитектор Боссом, которые разновременно рассказывали, что мы взяли в плен Далай-ламу со всеми его сокровищами. Самого-то Далай-ламу мы в конце концов отпустили, но все несметные его сокровища оставили при себе. Взрослые, пожилые люди не гнушаются и такими россказнями. В некой газете я сам читал, что, встречаясь с людьми, мне понравившимися, я пригоршнями вынимаю из кармана бриллианты и рубины и одариваю ими их».

Впрочем, не исключено, что русские в Лондоне получили легенду из другого источника — Харбина, где легенда бурно заявила о себе в 1934 году. Уснащенная дополнительными сюжетами, но по сути оставшись неизменной («тема с вариациями»), она стремительно распространилась в кругах русской эмиграции после прибытия Рерихов в Харбин 29 мая 1934 года. Маньчжурия к этому времени уже была оккупирована Японией, в воздухе еще сильнее, чем в Европе, пахло порохом грядущей неизбежной войны. Было ясно, что, как писал в своем меморандуме, положенном к ногам императора, генерал Танака, Япония собирается вновь «скрестить мечи с Россией на полях Маньчжурии». А в ноябре 1935 года видный японский государственный деятель и дипломат Сиратори писал в личном послании министру иностранных дел Японии Х.Арите: «Прежде всего Россия должна разоружить Владивосток и закончить вывод войск из Внешней Монголии, не оставив ни одного (!) солдата в районе озера Байкал; это должно быть нашими минимальными требованиями, как и другие, не говоря уже о вопросах рыбной ловли, правах и интересах в лесном хозяйстве. Вопрос о передаче нам Северного Сахалина по умеренной цене включается сюда тоже. В будущем надо иметь также в виду покупку Приморской области Сибири. Задача японской политики — это решительный разрыв с Советской Россией. Вся дипломатическая деятельность должна быть направлена на эту цель. Я считаю, что по сравнению с этой великой целью китайский вопрос и проблемы разоружения являются второстепенными».

Такова была ситуация, в которой харбинская эмиграция — как, впрочем, и вся белая эмиграция в целом — раскололась на «пораженцев» (т.е. тех, кто был готов поддержать внешнюю агрессию против России в надежде на сокрушение Советов) и «оборонцев» (тех, кто считал Россию при любой власти своей Родиной и готов был, для отражения внешней агрессии, поддержать ту самую Красную Армию, с которой еще недавно сражался на полях Гражданской войны)15. И такова была цена (см. письмо Сиратори), которую харбинские «пораженцы» готовы были заплатить за разгром Советской России Германией и Японией.

Вот, например, что писал один из главных устроителей харбинской травли Рерихов, Василий Иванов: «В данное время Харбин — это узел мировых событий… Главная задача и цель приезда Рериха в Маньчжурскую Империю и вообще на Восток — пропаганда пацифизма. В то время, как Америка уже с 1920г. вооружает СССР и вообще оказывает ему всемерную поддержку в организации и подготовке к войне с Ниппон, по Китаю, Японии и Маньчжу-Ди-Го создаются растлевающие очаги пацифизма, которые должны ослабить волю Ниппон и молодой Маньчжурской Империи в борьбе за существование» (В.Иванов «Тайные общества (Книга 2)» — перепечатка 1994 года с харбинского издания 1935 года, с.173, курсив В.Иванова).

Версию о вооружении Америкой СССР обсуждать смешно, но трогательна эта забота — как мы знаем, не бескорыстная — о «бедной Ниппон». Забота простиралась далеко. Е.И.Рерих писала: В.Иванов «открыто читает лекции в Харбине о желательности японской гегемонии в Сибири, а книг его выпускаются немецким издательством. Иностранные газеты и журналы пишут о существующем договоре немцев с японцами против России. Потому проводится грубая, но системная дискредитация всех выдающихся русских деятелей» (Письма к Асееву, VII.12.35г.). В том же 1935 году В.Иванов назвал СССР «современным позором человечества», так что известный политик Устрялов не без оснований писал об атмосфере, царившей в среде харбинской эмиграции: «Какая-то вакханалия предательства» (23.XII.1933). И остается только гадать, что имеют в виду православные фундаменталисты-рерихофобы, не просто переиздающие книги Иванова (я сторонница свободы печати), но сопровождающие их пламенными панегириками. Неужели тоже согласны передать Сибирь под контроль «Ниппон»? Но вернемся в 30-е годы.

Прибытие в Харбин Рерихов, чья позиция к этому времени четко определилась как «оборонческая», резко усилило позиции и влияние «оборонцев», о чем позже вспоминал В.С.Стариков: «Творчество Рериха, его личный пример стали оказывать все большее влияние на политические убеждения Русского Зарубежья, внедряя оборонческие идеи, особенно в среднее и молодое поколение...» (Стариков В.С. «По таежным тропам», Л., 1991, с. 3-4. Цит. по: «Утренняя звезда», МЦР, 1997, с.270).

Тот же Иванов негодовал: «Отдельные лица, даже целые русские организации, ослеплены, обмануты и готовы идти за Рерихом, куда он укажет».

Как и позже в Европе — в случае немцев, — немалая часть белой эмиграции, в том числе генералы Вержбицкий и Бакшеев, бывший губернатор Приморской области, Н.Л.Гондатти, отказалась от какого бы то ни было сотрудничества с японцами, т.е. вероятными врагами Отечества. Однако последние нашли себе опору в лице лидеров Русской фашистской партии (РФП) К.Родзаевского и близких к ней кругах интеллигенции. 5 августа 1932 года в Харбине на японские деньги была учреждена секретная партийная школа для подготовки кадров к подпольной работе на территории СССР.

Между прочим, уже упомянутой статье О.Шишкина, помимо «Рериха-диверсанта», сопутствует еще одна фотография, с не менее красноречивой подписью: «Японские туристы у пирамид ведут наблюдение за Шибаевым (в центре) и Рерихом (справа)». Это какие же, с позволения сказать, «туристы» ведут наблюдение за другими туристами? Не из того ли они самого ведомства, где служил участник японской интервенции в Россию, майор Акикуса Сюн, патронировавший своих русских сотрудников в Харбине? Трудно прозрачнее обозначить смрадный источник клеветы, но, похоже, нынешние гонители Рериха, не брезгуя, подобрали самую грязную грязь за иностранными спецслужбами. Видимо, в их глазах это респектабельнее, чем служба в спецслужбах советских. А почему, собственно? Ведь даже если бы Рерих и служил там (что не доказано), то и в этом случае тоже он лишь повторил бы путь немалого числа эмигрантов, в преддверии грядущей войны предпочитавших служить Отечеству, а не его врагам.

Характерно также, что ни Шишкин, ни Кураев вовсе не упоминают о вполне реальной опасности ареста Рерихов во время их пребывания в СССР в 1926 г., чему помешала, весьма вероятно, скоропостижная смерть Дзержинского. Не вспоминают они и о деле К.Н.Рябинина, от которого, как свидетельствуют документы следствия, ОГПУ-НКВД добивалось показаний против «американского разведчика Н.К. Рериха» — и как раз в годы апогея харбинской клеветы.

Разумеется, подобные умолчания — лишнее подтверждение меры добросовестности нынешних клеветников в обращении с фактами.

К сожалению, уже в Харбине, несмотря на откровенную опеку майора Акикусы, в проработке и распространении антирериховской легенды приняла участие и Церковь (в лице как клира, так и мирян), отчего в ней появились оттенки и вариации, которых еще не было в английской версии. Англичан тема русского православия не интересовала, зато для умаления рериховского влияния на умы, особенно на молодежь, именно харбинские «пораженцы» пускают в ход версию и о масонстве Рериха, и о том, будто он выдает себя за перевоплощение Сергия Радонежского, и о темной природе «знака Триединости». Обо всем этом с горечью пишет сам Рерих.

5.IV.1934: «Очень прискорбно, если и духовные отцы будут повинны во лжи и клевете. Казалось бы, прежде чем клеветать, они по своему духовному званию, должны были бы знать».

22.IX.1936: «...Хотя бы голословные суждения о каких-то моих миллионах. — Вы же знаете, что таковых никогда и не было, и никогда я лично к ним не стремился. Пусть бы эти вещатели заглянули в мой текущий счет. Пожалуй, он у них больше. Что касается сказок сибирских, то странно почувствовать полное совпадение этих выдумок с произмышлениями пресловутого харбинского мракобеса Васьки Иванова. В таком случае не мешало бы уже позаимствовать из книг того же мракобеса, что я будто бы выдаю себя за перевоплощение Преподобного Сергия, состою главой мирового Фининтерна и тому подобные неправдоподобности...»

Между прочим, под пером В.Иванова «сатанистом» был и А.Блок (не этот ли пример вдохновил Кураева?), и такой подход к крупнейшим явлениям русской культуры XX века, видимо, одобрялся теми, кто представлял русскую Церковь в Харбине. Во всяком случае, по словам Устрялова, на лекциях Иванова местное духовенство присутствовало в полном составе и во главе с архиереем. При этом, видимо, политическая целесообразность была настолько важнее отстаивания собственно христианских идей, что это духовенство в речах и сочинениях В.Иванова не замечало или не желало видеть трагифарсовых противоречий. А именно: того, что в борьбе с «сатанистом» Блоком и «масонами» Бердяевым и Булгаковым В.Иванов решил противопоставить им, в качестве эталона православного благочестия, В.Розанова.

А трагифарсово это потому, что В.Розанов в последние месяцы своей жизни действительно голодал и холодал, однако это вовсе не приблизило его ни ко Христу, ни к Церкви. Напротив, он, найдя прибежище в Троице-Сергиевой Лавре, здесь-то и написал слова отречения: «О, не надо, не надо христианства… Не надо, не надо… Ужасы, ужасы.

Господи Иисусе, зачем Ты пришел смутить землю, смутить и отчаять?»

До какой же степени ослепления политической ненавистью надо дойти, чтобы, за ненависть к революции, автора этих слов — как едва ли не мученика и исповедника Православия — противопоставлять Рериху?

Что ж, если сегодня часть клира и мирян решила взять этот прецедент (прецедент ненависти) за образец, тогда надо напомнить — а многим они и вовсе не известны — некоторые факты из истории страшных антицерковных гонений в СССР в 20-30-е годы. Жестокость их не подлежит сомнению и обсуждению; но история имеет свои законы, а они таковы, что никакое государство, если оно действительно живо, а особенно государство молодое, становящееся и уже поэтому запрограммированное на предельно жесткую самозащиту, не может потерпеть и никогда не потерпит прямых призывов к его разрушению. И потому законен вопрос, от которого все время уходит Церковь, особенно та ее часть, которая явно берет на вооружение не только идеи, но даже и интонации самого воинствующего крыла Русской Зарубежной Православной Церкви. А вопрос этот таков: несет ли свою часть ответственности за трагическое развитие событий Митрополит Антоний (Храповицкий), в свое время обратившийся «ко всем православным Русским людям в подъяремной России и в Зарубежье» с таким вот Архипастырским Посланием: «Православные Христиане! Вставайте все против власти красного Антихриста. Не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы призывы сии не исходили. Нет мира между Христом и сатаной. Властью, данной мне от Бога, разрешаю и освобождаю всех верующих от присяги, данной Советскому самозванному Правительству, ибо христиане сатане не подданные. Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое (!) оружие, против красной сатанинской власти поднимаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин или одиноким мстителем сложит голову за Русское и Христово дело».

Эти слова как свой символ веры цитирует в «Тайных обществах» В.Иванов, и, согласитесь, они (а особенно мысль о пригодности всякого оружия для разрушения СССР) позволяют гораздо более отчетливо представить причины неутолимой ненависти «пораженцев» к Рериху, причины вовсе не метафизического, а остро политического свойства. Еще бы! Если в 1923 году обращение Зарубежной Церкви к Лиге Наций с призывом организовать интервенцию в СССР (да, было и такое!) носило лишь пожелательный характер, то к середине 30-х годов такая интервенция — правда, уже без всякой Лиги Наций — из туманной мечты начинала превращаться в реальную возможность. И тут является «масон» Рерих и начинает путать карты!

Разумеется, он враг — враг, прежде всего, политический, и таковым является как для опекунов харбинских «пораженцев», так и для, увы, священнослужителей, готовых благословить «всякое оружие», обращенное против их бывшей Родины. Остальное — дело техники, дело спецпропаганды, которая и начинает проработку сюжетов, в 90-е годы вдруг, как по мановению дирижерской палочки, реанимированных в постсоветской России.

Под эгидой Харбинского Казанско-Богородичного мужского монастыря была издана брошюра Ю.Н.Лукина «В Мире Символов», с нападками на знак Триединости, хотя Рерих указывал, что это изображение встречается «на очень многих древних православных крестах и в иконных орнаментах», а также на эпитрахили Преподобного Сергия и «на иконе Св. Николая Чудотворца в Бар-граде».

Наследники харбинцев тоже не оставили тему без внимания. В самой дикой и непристойной форме — до такого, надо сказать, не доходила харбинская эмиграция, воспитанная в иных понятиях, — высказалась о знаке триединости депутат Госдумы Н.В.Кривельская, и ее — несомненно, интересные для психоаналитика — ассоциации (как, впрочем, и слова ее коллеги, депутата Ю.В.Логинова) тщательно воспроизводит диакон Кураев («Оккультизм в православии», с. 319).

Доходило до дикости, о чем сообщает эмигрантский писатель А.П.Хейдок в письме от 16 мая 1937 года: «...В кабинете этого доктора (Н.Н.Г.) недавно произошел значительный разговор между главным представителем атамана Семенова16 в Харбине, генералом Власьевским и доктором. Г. Власьевский заметил образ Преподобного и обратился к доктору со словами: “Так вот что — Вы рериховец: ведь у Вас образ Св. Сергия”. На вопрос доктора, является ли упомянутый образ верным признаком приверженцев Рериха, последовал утвердительный ответ, что это именно так...»

Впрочем, преемственность обнаруживается не только в этом. В «Сатанизме для интеллигенции» Кураев пишет: «Я не буду специально говорить об общественной деятельности семьи Рерихов. Рериховский “Пакт мира” вызвал самые позитивные отзывы весьма уважаемых людей. И все же еще при жизни Рериха была отмечена одна странность в его поведении. Призывая защищать мировую культуру, он почему-то с 1921 года не возвышал своего голоса против уничтожения русской культуры…» («Сатанизм…», т.2, с.320). И далее, в подтверждение, диакон ссылается на статью «Пакт Рериха или несколько вопросов академику Рериху и членам Комитета Пакта Рериха», появившуюся в эмигрантской печати в июне 1935 года и упрекавшую Пакт в полном равнодушии к судьбам русской культуры в СССР. Что ж, можно еще В.Иванова процитировать, который примерно тогда же негодовал: «Лицемерно заявляя о сохранении культуры, Рерих весьма дипломатично умалчивает об СССР, который является очагом борьбы со всякой культурой». И говорилось все это, и разворачивалась вся эта травля тогда, когда с болью воспринимавший известия о разрушении храмов в СССР Н.К.Рерих возвышал свой авторитетный голос в защиту уничтожаемых святынь. У Кураева об этом — ни слова, у него Рерих предстает едва ли не идеологом и вдохновителем этого разрушения. А потому элементарная справедливость требует предоставить слово самому художнику.

Еще в 1934 году, из Харбина, эпицентра травли, он пишет: «...Вспоминаем горестные кощунственные разрушения Симонова монастыря, Спаса на Бору, Храма Христа Спасителя. Куда же дальше идти... Мы протестовали и при разрушении Храма Христа Спасителя, протестовали против разрушения монастырей при революции в Испании...»

11 апреля 1935 года — снова крик боли: «...Там где-то постановляется разрушение Софийского Собора в Киеве. Такое сообщение настолько чудовищно, что человечеству даже не верится. Но ко всеобщему ужасу, уже целый ряд подобных разрушений свершился. Если снесены с лица земли и Спас на Бору, и Симонов монастырь, и многие другие неповторимые святыни-памятники, так почему же разрушению не коснуться и Киевской Софии?»

5 февраля 1935 года он цитирует письмо Комиссии Протеста против разрушения храмов: «Жизнь учит нас, что никогда не следует опускать рук и поддаваться отчаянию. И Комиссия вновь предприняла все возможные от нее средства не только обратить внимание всех на готовящийся акт нового разрушения величайшей русской святыни, но и предприняла ряд активных действий практического характера, чтобы добиться внимания лиц и учреждений, имеющих возможность быть полезными в этом отношении».

23 февраля 1935 года: «А кругом столько гибели. С трудом вмещает сердце дикое разрушение. Но ведь взорван Симонов монастырь, запечатленный Преп. Сергием! Ведь уничтожен Храм Христа Спасителя. Погублен Спас на Бору! Что-то с Киевской Лаврой? А где мощи Преподобного Сергия?»

И все ведь это не в частных письмах, но в публичных выступлениях, которые не могли не быть широко известны инициаторам травли, особенно представителям Церкви. Разве эти выступления не могли и не могут быть вменены художнику в достоинство, разве не заслуживали и не заслуживают простой благодарности? Тщетно мы ожидали этого, и прав оказался Рерих, когда писал 2 мая 1933г. Г.Д.Гребенщикову: «Только что получили мы очень подозрительную газету под названием «Единый фронт», где явно намекается, что мы сеем сатанинское учение. Итак, можно написать сотни Ликов Христа, Богоматери и Всех Святых, можно украсить храмы, можно принести почитание Святому Сергию, но злоумышленники и клеветники, даже несмотря на очевидность, будут шептать слова ядовитой злобы».

Увы, объяснение здесь самое простое: от Рериха ждали и требовали не просто выступлений в защиту разрушаемых памятников и святынь — нет, этого было мало. Хотели, чтобы он бросил весь свой авторитет на утверждение оголтелого тезиса об СССР как, по словам Иванова, «очаге борьбы со всякой культурой» — словом, как об «империи зла», против которой все средства хороши, чтобы он выступил как предтеча тех из советских диссидентов-шестидесятников, которые и сейчас все еще наслаждаются зрелищем сокрушенной державы.

Именно за недостаточную антисоветскость настойчиво клеймит Рериха и Кураев, опускаясь даже до совершенно недопустимого: обсуждения завещания (!) Рериха. Право, это уже что-то близкое к разглашению тайны исповеди.

Я практически уже закончила доработку второго издания «Звезды волхвов», когда появилась книга Олега Шишкина «Битва за Гималаи. НКВД, магия и шпионаж» (ОЛМА-ПРЕСС, 1999 г.). Книга носит вынесенное крупными золотыми буквами на обложку самоопределение «Досье», и потому будет естественно, хотя бы самым сжатым образом оценить ее с этой стороны. Т.е. определить, в какой мере она отвечает требованиям именно документального исследования — которые должны быть тем более строгими, что статьи Шишкина, запустившие версию в широкий оборот, никакой критики с этой точки зрения не выдерживали.

На первый взгляд, книга выгодно отличается от статьи. Впечатляет список архивов, в которых работал автор — от Бурятии до Англии (можно представить себе, однако, какова была стоимость такой работы!), а текст, в отличие от прежних публикаций, пестрит ссылками на архивные, порою труднодоступные документы, среди которых есть чрезвычайно интересные, даже сенсационные — вроде письма А.В.Барченко профессору Г.Цибикову от 24 марта 1927 года. Очень бы хотелось верить в их подлинность, но…

Сомнения остаются, ибо при ближайшем знакомстве с книгой складывется убеждение, что автор все-таки польстил себе, определив свое сочинение как «досье». Странное смешение документальности с квази-художественностью, когда нам, например, рассказывается, о чем, поглаживая бородку, думал находившийся в данный момент в полном одиночестве Н.К.Рерих (а между тем, О.Шишкин, оказывается, видел не только «поглаживание бородки», но и, главное, мысли, роившиеся в голове художника), естественно, дискредитирует и делает сомнительной саму эту документальность.

Сомнения возрастают, когда видишь, что иные эпизоды, ключевые для всего повествования, в которых будто бы раскрываются «тайны веков», вообще лишены каких-либо ссылок на источники и документы. Такова, например, беседа доктора Рябинина и русского американца, сотрудника Музея Рериха в Нью-Йорке, Мориса Лихтмана. В этой беседе Лихтман буквально обрушивает на Рябинина град секретнейших сведений о тайных обществах России и Азии, древности и современности. При этом, намекает Шишкин, Лихтман явно превысил кем-то (неизвестно кем) обозначенные пределы своей компетенции и «изложил то, что, наверное, говорить был не должен» (с.228).

При этом, хотя Рябинин и Лихтман в номере «Метрополя» одни, Шишкину известно, что перед началом своего ошеломляющего монолога «Лихтман смерил доктора взглядом, полным превосходства» (с.228). Видимо, автору «Битвы за Гималаи» вновь — неизвестно, каким образом — удалось поприсутствовать при этой встрече, состоявшейся задолго до его рождения. Но для читателей, лишенных таких таинственных возможностей, ведь можно было бы сделать хоть одну ссылку на источник, из которого стало известно содержание весьма специфической беседы двух людей. Один из которых к тому же проболтался о чем-то секретном, а потому, видимо, заинтересован в сохранении тайны. Но нет — ни единой ссылки, а между тем речь о понятиях, организациях и именах, которые образуют несущую конструкцию всей книги. Согласитесь, немалое основание для недоверия.

Или вот другой пример. Перед началом экспедиции Ю.Н.Рерих ведет военную подготовку с охраной из бурят и монголов. Казалось бы, что здесь удивительного? Экспедиция направляется в районы, кишащие бандитами, и вполне естественна такая ее забота о своей безопасности. Но дело, оказывается, совсем в другом. Оказывается, «так создавалось и крепло ополчение Шамбалы» (с.232). Откуда сие следует? Неизвестно. Видимо, опять-таки, чтобы страшнее было. Но получается не страшно, а комично. Ведь Шамбала на протяжении всей книги предстает некой твердыней, укрывающей тайну универсальных ключей знания и власти, к которым рвутся большевики (и не только они). И вдруг — оказывается, «ополчение» этой твердыни готовит, из патриархальных бурят и монголов, притом в одиночку, хоть и любитель военного дела, но даже не кадровый офицер! Нужно быть очень наивными людьми, чтобы попадаться на такие крючки.

Однако в книге есть ловушки и похитрее. Например: если раньше схема «Рерих — советский агент» была достаточно лобовой и не имела полутонов, то сейчас в ней появились любопытные усложнения. «Тонко» дается понять, что хотя весь советский период русской истории, несомненно, от сатаны, а все большевики — исчадия ада, тем не менее, в периоде этом можно отыскать этапы более «высокие» и «светлые». Связанные, разумеется, с пребыванием у власти «интеллигентных» представителей пресловутой ленинской гвардии. Полное же падение происходит с пришествием к власти Сталина, «зверский» облик которого вступил, мол, в резкий контраст с обликом предшественников.

Знакомая еще с хрущевской оттепели тема! Бурно проэксплуатированная в начале перестройки, а затем отброшенная за ненадобностью, она, как видим, не вполне умерла и может быть востребована вновь. Для чего? Ну, например, для того, чтобы вернуть-таки, отмыть одно имя, которое русское общество, даже будучи смято и растерзанно событиями последнего десятилетия, все еще решительно отталкивает от себя. Ибо кто же главный герой, кто олицетворение того, досталинского периода? Где-то там, в глубине, по страницам книги, проходит невинной жертвой сталинского коварства Лев Троцкий. И дается понять, что полное прозрение Рериха в отношении большевиков наступило как раз после победы Сталина над оппозицией.

Более того: если раньше, в газете «Сегодня», Рерих представал — через его связь с Шибаевым — своим человеком для советских спецслужб вплоть до хрущевского времени, то теперь предлагается иная версия. Теперь сообщается, что Рерих был «приговорен» НКВД за свою косвенную, через Блюмкина, связь с Троцким, которого, по этой логике, ценил и ставил выше Сталина. Апогей наступает, разумеется, в 1937 году — в полном соответствии со схемой XX съезда.

«Да, их приговорили. И пытались под любым предлогом вытащить в СССР… Но он давал уклончивые ответы. Говорил о каких-то проблемах» (с.303).

Насколько все это соответствует истине? Да, Рерих в своем дневнике не без язвительности, хотя и вскользь отзывался о Сталине. Но к Троцкому он с самого начала относился резко отрицательно и избегал всяких контактов не только с ним, но и с троцкистскими организациями за рубежом, что можно подтвердить документально.

Что же до «вытащить», то известно, что Рерих в 1947 году уже паковал вещи, готовясь к возвращению на Родину, но именно советское правительство отказало ему в визе, что, как считают некоторые, ускорило кончину художника.

Однако у Шишкина — свои задачи, свои — похоже, весьма дальние — цели, и он, пренебрегая фактами, рисует перед читателями теперь уже образ не вульгарного международного диверсанта и торговца краденым, каковым Н.К.Рерих представал в его прежних статьях. Намеки на это, конечно, остаются, но появляются новые оттенки, новые краски, и теперь перед нами — не просто авантюрист и агент, но загадочный гений, вовремя ускользнувший из лап «спящего с грудастыми бабами из хора Пятницкого» Сталина17, из-под власти «погрязшего в пороке и грехе ЦК» (с.304). В своем гималайском уединении он все еще удерживает тонкую нить связи с какой-то таинственной — и, как дается понять, неким непостижимым образом избежавший общей скверны — точкой в «сатанинской» сталинской Москве.

«А по ночам откуда-то из центра Москвы летел радиосигнал. Он плыл над Красной площадью и Мавзолеем махатмы. Над стадионом “Динамо” и зданием бывшей страховой компании “Россия”, над всей бессонной столицей, загруженной черными “воронками”. И гипнотический призыв морзянки долетал до поместья в Наггаре коротким и невыполнимым приказом: “Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк…”» (с.305).

Сюрреалистическая картина — и концы с концами в ней не сходятся. Террор, всепроникающий сыск — и вдруг не откуда-нибудь, а из «центра Москвы» (уж не с самой ли Лубянки? или, может быть, из Кремля?) начинает стучать морзянка, да еще ночью — ну просто как в лесном партизанском отряде. И беспрепятственно летит до самых Гималаев! Так, может быть, не столь уж страшны «запрудившие Москву воронки», которые, как видим, мышей не ловят даже у себя под носом?

Но главное, конечно, в другом. Главное — откуда эти фантастические сведения и зачем они? Ссылки, разумеется, никакой, но ведь для чего-то же введен автором этот загадочный эпизод? И, похоже, он находится в некой связи с тем едва уловимым, но существенным изменением всей «оптики», сквозь которую О.Шишкин рассматривает теперь личность Рериха, да и саму проблему Шамбалы. Статьи были насквозь ироничны и даже глумливы, Шамбала же представала то ли бредом не вполне психически полноценного мистика, то ли шифром спецслужб. Теперь о насмешках над Рерихом нет и речи, масштаб его личности, в общем, признается, а Шамбала оказывается более чем реальной.

Что же означает все это? Быть может — и то, что таинственная «точка», будто бы посылавшая морзянку в Гималаи из центра Москвы, теперь, когда возможности овладения наследием Рерихов в ключе русской православной традиции прочно заблокированы церковным отлучением, решила сама заняться этим наследие. И, стало быть, там есть чем заниматься. Стало быть, русская семья в Гималаях и впрямь подошла вплотную к чему-то сугубо важному, острую свою актуальность сохраняющему и по сей день. Впрочем, похоже, актуальность эта даже возросла — в связи с тем, как остро встал на рубеже тысячелетий вопрос о путях дальнейшей эволюции человечества. Похоже также, что мысль о ключах знания и власти, хранящихся в таинственной Шамбале, кому-то сегодня не дает покоя. Так почему бы не поискать разгадку тайны в наследии Рерихов, тем более, что, как видим, наследием этим можно манипулировать многообразно.

И как знать, не предъявят ли нам в один прекрасный день новый образ Рериха — хотя и «заблуждавшегося», но, несомненно, великого человека. А главное, человека, мыслившего планетарно, а потому не вмещаемого узкими рамками России, тем более же, русской православной Россией, которая ведь и сама, устами Архиерейского собора, отвергла его.

Зато другие люди — подразумевается, конечно, обладающие более широким кругозором! — способны разглядеть потенциал рериховского наследия и (почему бы и нет?) поставить его на службу своим целям, целям глобализации. Это сделать тем легче, что внешне глобализация в форме нового мирового порядка может поверхностному взгляду показаться схожей с тем замыслом всемирного единения человечества, которое лелеяли Рерихи, хотя на деле она является его абсолютным антиподом. И, стало быть, необходимо определенное перекодирование этого наследия, с изъятием всего заключенного в нем мощного державного и патриотического потенциала. А также — и это немаловажно! — всего, соотносящегося с русской, восходящей к Преподобному Сергию, традицией киновии, на связь которой с коммунизмом (хотя вернее было бы говорить о связи коммунизма с киновией) указывает не один ведь Бжезинский.

Здесь я вынуждена, как и в случае с Толкиеном, дать пояснение, в первом издании вовсе не казавшееся мне необходимым. Однако, к моему великому удивлению, оказалось, что часть «рериховцев» до того прониклась весьма примитивной пропагандой СМИ, что в самом факте положительного — да что там, просто не оголтело поносительного — упоминания СССР и коммунизма готова усматривать нечто почти скандальное и неприличное. Опять-таки нимало не смущаясь тем, что подобный их взгляд никак не совместим ни с позицией, неоднократно заявлявшейся самими Рерихами, — и за нее определенные силы продолжают им мстить до сих пор, — ни с «Посланием Махатм Советскому правительству» (1926г.), с которым, кажется, никто из рериховцев в полемику не вступает — по крайней мере, вслух. Как понять это? В лучшем случае — перед нами наивный и бесплодный эскапизм, о котором в свое время писал Томас Манн: «…Отказ культуры от политики — заблуждение, самообман; уйти таким образом от политики нельзя, можно лишь оказаться не в том стане, питая, сверх того, страстную ненависть к противнику» («Культура и политика», 1939г.).

В худшем же — сознательный переход на такие позиции, которые прямо враждебны взглядам Рерихов на СССР, который они, — при всех хорошо видимых ими его пороках и изъянах — считали, тем не менее, способным больше соответствовать задачам эволюции человечества, нежели другие современные им политические системы. Но тогда, вольно или невольно, неизбежно искажается и самая суть Учения, и его преемство по отношению к той русской традиции, которая для Рерихов олицетворялась образом Преподобного Сергия, к нему-то и восходя.

Еще о.Павел Флоренский, отмечая, что Сергий Радонежский оставил Руси не только монастырский общежитийный устав, но именно социальный идеал единения, писал: «Идея Пресвятой Троицы для Преподобного Сергия была, в порядке общественного строительства, заповедью общежития… Идея общежития, как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве — называется ли она по-гречески киновией, или по-латыни — коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре Преподобным Сергием…»18.

Оборвать эти связи, дискредитировать и осмеять все это необходимо, чтобы сделать пропасть между Рерихами и Россией непреодолимой, да и саму Россию лишить даже памяти о глубине и размахе былых устремлений. Похоже, именно ради этого и предпринимаются упорные, недюжинные труды. Ибо произвести такой разрыв — это означает также снять самый вопрос о возможной конкуренции России в деле поиска тех самых универсальных ключей, которые ведь можно использовать по-разному. О чем, кстати сказать, прекрасно знали и сами Рерихи.

Так почему бы ради такой цели не плести сеть интриг и мистификаций, продолжая работу, начатую еще 70 лет назад? В 90-е годы история, как видим, повторилась, и это просто обязывает разобраться в причинах столь настойчивой травли.

* * *

Думается, ясно, что полностью проигнорировать эти опубликованные и хорошо известные материалы можно лишь вполне сознательно и целенаправленно. И речь здесь не просто об исследовательской недобросовестности, хотя Кураев выдает себя именно за непредвзятого исследователя. Это не так: все приемы его работы выдают в нем именно идеолога и политика, не останавливающегося перед замалчиванием и даже передергиванием фактов, когда это требуется для достижения цели. Цель же обозначена в самом названии книги: сатанизация наследия Рерихов и выведение его из культурного оборота в обществе. Притом же — отлучение от этого наследия прежде всего патриотической и православной части общественности, наиболее чувствительной к мнению Церкви. К нему как раз совершенно равнодушны западники-«демократы», равнодушны и пренебрежительны.

И вот, однако же, в травле Рерихов РПЦ, газета Гусинского и журнал «Огонек», также публиковавший статьи Шишкина, оказались заодно — почему? Вопрос тем более требующий ответа, что изначально харбинская легенда имела очень сильно выраженный антисемитский привкус, о чем Н.К.Рерих писал Асееву 17.IV.36г.: «Ведь вы знаете мерзкие брошюрки Василия Иванова, вы, конечно, читали о том, что Е.И. — еврейка Лишман и теософическая Мадонна...»

Резко откликнулся Рерих и на опубликованный в Шанхае рекламный листок книги Г.Моллера «Враги Вселенной» грубо антисемитского характера. 23.VII.37г. он пишет Асееву: «Теперь мы только что получили и отвратительную шанхайскую листовку, список которой спешу Вам послать. Ссылка на Германию и Гитлера явно выдает происхождение этой мерзости и еще усугубляет всю недопустимость случившегося. Ведь теперь Родину продают уже не за Иудины серебреники, а даже за медяки».

Разумеется, в кругах Всемирного Еврейского Конгресса, который в России официально представляет Гусинский, подобные факты не могут не быть известны19. И, однако, это не помешало газете «Сегодня» подхватить рожденную в прогитлеровских кругах эмиграции антирериховскую легенду — как откровенная русофобия и антиправославность «гусинских» кругов не помешала, увы, представителям РПЦ опираться на клеветнические материалы газеты «Сегодня». Стало быть, есть некий общий интерес, который выше таких частностей!

Более того: именно Кураев озаботился отмыванием харбинской легенды от антисемитского привкуса, перевернув факты так, что в его книге именно Рерихи предстают чуть ли не певцами холокоста, а тем самым еще раз дискредитируется в глазах «мирового сообщества» столь ярко олицетворяемая ими державно-патриотическая и духовно-нравственная позиция. Явно имея целью усиление общественного остракизма по отношению к Рерихам, а, может быть, и поддержку весьма могущественных кругов, Кураев, пугая русско-православную аудиторию каббалистически-масонским Рерихом, для другой аудитории предлагает нечто иное — образ Рерихов-антисемитов и чуть ли не пособников гитлеровского фашизма. Мы уже видели, как мало места в сознании Кураева занимает Великая Отечественная война; напротив, страстная поддержка Рерихом героической борьбы России — СССР против черного нашествия широко известна, известна настолько, что извратить и замолчать ее можно лишь сознательно и злонамеренно. (Впрочем, не за эту ли поддержку и мстят? Очень похоже на то!)

Но для уничтожения Рерихов годится не только фальсификация, но и наигранное «праведное негодование». И, явно имея своей целью натравить иудеев на Рерихов, Кураев пишет: «Кстати, известие о том, что в 1940-е годы Майтрейя уже пришел и провел победоносный Армагеддон, должно представлять особый (!) интерес для иудеев... Если вспомнить, что годы появления «иудейского Мессии», годы победоносного рериховского Армагеддона — это годы «холокауста», годы уничтожения миллионов евреев, то станет понятно, что не только для христиан, но и для иудеев «мессианство» Рерихов является просто кощунственным» (т.1, стр.119, сноска)20.

Как уже видел читатель, Рерих не был антисемитом — и свое негодование по поводу нацизма выразил тогда, когда его хулители и создатели антирериховской легенды как раз в Гитлере готовы были узреть мессию-освободителя. Не был он и филосемитом, и даже был членом Русского Собрания — по мнению некоторых исследователей, предтечи Союза русского народа, — ибо прозорливо видел разрушительную, исполненную лютой ненависти к России работу еврейской, впрочем, и не только еврейской, либеральной и революционной интеллигенции. Словом, он был человеком свободной, не скованной никакими сиюминутными, конъюнктурными соображениями мысли, всегда стремившимся быть на стороне Света и всегда открытым к светлым началам других народов и культур.

То, что по причине именно этих своих качеств он неугоден силам отечественной и мировой финансовой олигархии, — более чем понятно. Но больно воспринимается единение Церкви с этими силами в гонении на Рерихов, единение Архиерейского собора с «газетой-дубиной», созданной и финансируемой, по признанию вице-президента ОНЭКСИМбанка Михаила Кожокина «как газета влияния для наездов или для защиты конкретных интересов»21 («Московские новости», 8-15 марта 1998 г.). Впрочем, еще в 30-е годы о. Нафанаил писал в Харбине: «Среди многих наших недостатков и грехов есть у нас русских один крупный недостаток, быть может даже грех пред Богом и людьми: наше удивительное небрежное отношение к нашим великим людям... Как будто в нынешний период тяжких испытаний нам надо было бы отстать от этой дурной привычки — травить наших великих людей... Между тем этого нет. И это особенно ясно и ярко почувствовалось, когда в наш город приехал и остался жить некоторое время большой великий русский человек, один из вождей нашего национального творчества — Н.К.Рерих...» Казалось бы — уместна искренняя радость, но не тут-то было: «...поползли темные, страшные слухи: Рерих — масон, Рерих — буддист, Рерих — Антихрист, враг Церкви, сатанист, большевик».

Правда, о. Нафанаил оптимистично смотрит в будущее, ибо «истинно великое недоступно для пыли. Только людям грядущих веков будет стыдно читать о клевете и злобе современных клеветников, как больно и стыдно читать нам о нападках на наших прежних гениев».

Неужели же и нам только на грядущие века уповать? Ведь 64 года спустя после того, как были написаны эти слова, мы видим отвратительную клевету вновь бодрой и крепкой, как никогда. И завершая работу, пора прямо сказать: как и в 30-е годы, за этой клеветой опять стоят «чьи-то конкретные интересы» и, похоже, «интересанты» эти вовсе не так далеки от «интересантов» тех же 30-х, как это может показаться на первый взгляд, учитывая роль газеты «Сегодня» в новой травле Рерихов. История уже не раз показала, что когда речь идет о действительно серьезных интересах, подобными пустяками легко пренебрегают. В конце концов, разве не то же, финансируемое Гусинским НТВ, которое показало «Последние искушение Христа», сочло возможным найти время также для фильма, восхваляющего борьбу бандеровцев против Советской Армии, бандеровцев, чьи руки в том числе и в еврейской крови? Стало быть, повторяю, есть другие, более серьезные интересы, и расшифровать мне помог их, в конце концов, не кто иной, как сам Кураев.

* * *

Разумеется, почти буквальное повторение харбинской легенды 30-х годов в России 90-х само по себе не может быть случайностью — ведь здесь налицо прямое воспроизведение текста, который, стало быть, каким-то образом и был передан напрямую. Не располагая достаточными документами, я, в отличие от Шишкина, не буду голословно говорить о неких агентурных связях. Однако вполне обоснованно можно предположить, что при передаче генералом Геленом, ответственным за разведоперации Рейха на Востоке, материалов от немецких спецслужб — американским (в том числе и связей по коллаборационистам: бандеровцам, власовцам и т.д.) среди них вполне могло оказаться и «харбинское досье». То же самое можно сказать и о Японии.

И коль скоро холодная война прямо наследовала Рейху в его борьбе против России, то почему бы весь идейный арсенал былых коллаборантов (как и они сами), не мог быть поставлен вновь на службу той же цели? Ведь в 1949 году, когда опасность ядерной (т.е. уже очень «горячей») войны против СССР была более чем реальной — что и предвидела Е.И.Рерих, называя 1949 год годом возможного Армагеддона22, — именно вчерашние приспешники Гитлера истерически требовали сбросить «атóмку на Москву».

И все же главное не в этом, а в том, почему легенда оказалась вновь востребованной и на какой территории сошлись, увы, интересы той части Церкви, которую представляет Кураев, и финансовых олигархов. Вот на этот-то, самый главный вопрос мне неожиданно ответил Кураев своим интервью «Литературной газете» (8.IV.98). В нем говорятся вещи, столь несовместные с, например, «Огласительным словом» Иоанна Златоуста, читаемым на Пасху, что впору задаться вопросом: да пребывает ли еще сам диакон в той Церкви, которая провозглашает это Слово? Судите сами. Ликующее обращение Златоуста говорит, что все призваны на «великую трапезу», на «великое торжество веры»: и тот, «кто работал с первого часа» и тот, «кто успел придти только в одиннадцатый час». “Ибо щедрый Владыка принимает и последняго, как перваго; успокаивает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и работавшаго с перваго часа; и последняго милует, и о первом печется, и тому дает, и этому дарует; и дела принимает, и намерение приветствует, и деятельности отдает честь, и расположение хвалит” (Мтф., 20,16). Итак, все войдите в радость Господа нашего...»

И дальше: «Никто пусть не жалуется на бедность; ибо открылось общее царство. Никто пусть не плачет о грехах: ибо из гроба воссияло прощение. Никто пусть не боится смерти; ибо освободила нас смерть Спасителя...»

А теперь послушаем Кураева: оказывается, большинство людей — «бесталанные», «неодаренные» в религиозном отношении особи, и Православная Церковь, в общем, правильно делала, что не обращалась к ним (версия Кураева). Потому что — тут следует главное: «христианство есть элитарная религия», которая всегда обращалась «к этому меньшинству» «по принципу “много званых, мало избранных”. И вот здесь можно поставить в упрек православию то, что оно, предлагая безграничные горизонты для этих посвященных (!), для этих избранных, в общем-то, не очень заботилась о духовном воспитании остальных 85 процентов. Хотя, с другой стороны, может, это и к лучшему...»23.

Здесь можно остановиться. Ибо из этих слов Кураева непреложно следует, что Христос умер не за всех и воскрес не для всех. Но ведь Евангелие-то зовет всех — разве Кураев не понимает, что значит «много званых»? И главное: почему он кощунственно присваивает себе право определять этих «избранных» — разве он не знает, что оно принадлежит исключительно Господу? В словах диакона — прямое отрицание наставлений самого воскресшего Христа апостолам: «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мрк., 16:15).

Вот даже как: «всей твари», не говоря уже обо всех людях.

Но Кураев опять противостоит духу Пятидесятницы — теперь уже не только на уровне космоса, мироздания, но и на уровне человечества, бóльшую часть которого считает недостойной Христа. Наконец, как понять, с христианской точки зрения, причисление самого себя к лику «посвященных и избранных» иначе, нежели как проявление непомерной гордыни? Но Кураев, видимо, причисляет — не то как бы он мог так лихо распоряжаться всем наследием и достоянием Церкви, как мог бы с такой уверенностью отлавливать, обличать и отлучать не только «еретиков», но и «малоодаренных»!

И все же главное, ключевое слово здесь — «посвященные». Если Кураев употребляет его в основном, эзотерическом смысле, то тогда сам он оказывается единомышленником Анни Безант и уж никак не может клеймить Блаватскую. Если же, скорее всего, он употребляет это слово в его расширительном значении особого превосходства над «темными массами», то перед нами — религиозная проекция теории элит. И здесь «элитарное христианство» обнаруживает свое странное сходство с «эзотерическом кристианством», оно же «эзотерический гитлеризм» чилийского фашиста Мигеля Серано. Параллель эта для нас тем более интересна, что работа Серано «Воскрешение героя» проливает немалый свет на ритуал поругания героев Великой Отечественной войны, ставшей органической и важнейшей частью десятилетия реформ, лишь по недоразумению — или вследствие сознательной инверсии, осуществленной «посвященными», — названных демократическими. Подлинная же их суть состояла именно в разделении общества на отлученную от власти и знания массу и элиту. И вот этой-то массе, дабы она раз и навсегда запомнила свое место, и следовало доказать, что у нее по определению не могло быть героев — потому что таковых от века может иметь только высшая раса. Именно она, в годы войны организованная в Черный Орден, по этой теории могла рождать героев, но никак не низшие, которым, согласно Серано и нашим «демократам», героика недоступна так же, как и бессмертие. И только те, кому доступно быть героями, способны рождать в себе Сына Человеческого — нет, не Христа, но эзотерического Кристоса (Серано употребляет именно это имя). Но и Кристос — лишь этап на пути к главному, что откроется в эру Водолея, к возвращению и уж полному утверждению расы избранных, расы Асов и Годо24.

Несомненно, народу нашему придется тяжко заплатить за свое отречение от героев, за непонимание высшего духовного смысла того поединка, который эти герои вели — и тогда в нем победили — с Черным Орденом. Через них народ утвердил свою человечность в борьбе с теми, кто рвался низвести его в недо-человеки — так разве, отрекшись от них, он не открывает дорогу Сверх-человеку, провозвестником которого был, по Серано, Адольф Гитлер и торжество которого, по пророчеству чилийца, полностью осуществится в эру Водолея?

Вот ведь как сходятся крайности! Кураев ведь так не любит все, связанное с эрой Водолея, но его «элитарное христианство», взятое в контексте его общеполитических взглядов, клонится именно в сторону водолейного «эзотерического кристианства». Снова и снова думаешь, как глубока была интуиция Н.К.Рериха, с его преклонением перед героями Великой Отечественной — несомненно, он угадывал и доселе скрытую от многих тайну этой героики как битвы за саму идею человечества. И можно лишь в очередной раз задаться вопросом, почему РПЦ не сочла нужным своим духовным авторитетом остановить глумление, чернокнижный характер и дальние цели которого не могут не быть очевидными для нее25. Как бы то ни было, странная кураевская идея «элитарного христианства» не вызвала, в отличие от взглядов Н.К.Рериха, ни малейшей отповеди со стороны церковной иерархии, а потому мы вправе сделать вывод, что РПЦ, собственно, не имеет ничего как против самой теории элит, так и «обустройства» России на постулатах этой теории. А между тем, фундаментальной, основополагающей для последней является идея неравенства разделяемых по сортам людей, в пределе понимаемого как антропологическое неравенство.

Именно этот предел был достигнут в гитлеровском нацизме, где человечество как таковое переставало существовать, разделяясь на «недочеловеков» и «сверхчеловеков» (т.е. человек уничтожался). С разгромом Рейха идея вовсе не умерла (как не с ним она и родилась) и сегодня ищет как новые пути своей реализации, так и новые формы идеологического обеспечения. В этом плане новый мировой порядок, глобальная, всепланетная власть транснациональной элиты (в вышеприведенном, подчеркнуто социальном смысле), распоряжающейся не только потоками финансов, но и потоками информации, идущими через управляемые этой же элитой СМИ, но и вектором развития науки и техники, является четким современным коррелятом Третьего рейха, в его самом глубинном замысле.

При этом отказ (да и то временный, да и то неполный) от самых грубых террористических приемов осуществления власти вовсе не означает отказ ни от самой власти над миром, ни от идеи антропологического неравенства. Однако требуется новая «упаковка», и здесь идеология «элитарного христианства» — это гениальное «ноу-хау». Она позволяет разом: и подавить в зародыше возможный протест миллионов людей, не решающихся, да и не желающих выступать против христианства, и вырвать душу из самого христианства. Ибо в элитарной его версии теряют смысл слова Никейского символа веры: «...Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшагося...» Теперь, по Кураеву, видимо, надо понимать, что Христос сошел с небес не «ради человек», но ради «посвященных и избранных», и облекся не в плоть всечеловеческую, но в плоть неких «избранных».

Здесь позволю себе небольшое отступление. Еще в 1934 году харбинские газеты, обвинявшие Н.К.Рериха в «отступлении от своей веры», напрямую обратились к нему с вопросом: «Како веруеши?» И на этот вопрос Рерих, уже привыкший не обращать внимание на всякий газетный выкрик, счел нужным ответить. Ответ был краток и прям: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя… весь Символ Веры… И сие исповедаю. Николай Рерих. 26 сентября 1934г.»26.

Какие основания не верить в искренность этого исповедания? В нее и верили многие — не только миряне, но и священнослужители, в том числе митрополит Евлогий и митрополит Платон, отслуживший литургию в Рериховском центре в Нью-Йорке в 1934 году. В том же 1934 году Н.К.Рерих попросил митрополита Платона освятить Знамя Св. Сергия Радонежского, что и было исполнено. А 19.04.34 года в Часовне состоялась служба, перед которой как пишет З.Фосдик в своем дневнике, Н.К. «сам зажег лампаду. Красивое служение. Освятили Часовню и Знамя Св. Сергия. Было чудное чувство».

Точное указание даты важно здесь потому, что, верный своей тактике умолчаний, Кураев не упоминает об этом, зато, заканчивая «Сатанизм...», утверждает, что официальное отлучение Рерихов от Православия состоялось на Успение 1932 года, а вообще-то «внутренняя связь с Церковью прервалась у Рерихов значительно раньше 1932 года» («Сатанизм...», т.2, с.407). Простите, но если не было церковного определения, то откуда диакону это известно? Да еще о «внутренней связи»?! Разве Рерихи ему исповедовались? А если, как утверждает Кураев, такое определение состоялось в 1932г., то почему же о нем не ведали митрополиты Евлогий и Платон?

Не ведал о нем и о. Нафанаил, когда писал в Харбине: «Николай Константинович стоит на церковной почве, исповедуя церковными словами свою веру и за него можно не бояться. Великие святители нашей Церкви знают, что делают, когда призывают Божие благословение на труды Н.К.Рериха».

Теория «элитарного христианства» позволяет под новым углом зрения взглянуть на эти труды. Не скрою, она, эта теория, внушает мне мистический ужас — и не только потому, что отрицает спасение всего человечества через Христа, хотя это и главное, конечно. В моих глазах никакое увлечение Востоком не может по греховности сравниться с этим отрицанием самой сути Благой Вести.

Однако есть здесь и другая сторона. Ведь именно на базе «элитарного православия» (как разновидности «элитарного христианства») становится возможным странный и необъяснимый на первый взгляд союз «посвященных и избранных» с современной финансовой, политической и шоуменской элитой... при брезгливом отталкивании от «совка», да и от наследия крестьянско-народного русского православия27. Как с развязным высокомерием пишет один из молодых авторов православной газеты МГУ «Татьянин день» о герое повести А.Платонова «Сокровенный человек» Фоме Пухове, усмотревшем нечто «пасхальное» в готовности красноармейцев к жертвенной гибели: «Пухов, Пухов, безголовый, глупый ты мужик».

Каков тон! И нам пытаются внушить, будто вот это хамоватое, новорусское пренебрежение к ближнему — это и есть Православие? Понятно, конечно, что таким новым христианам — как, похоже, и бóльшей части нашего клира, так и не сумевшего, в отличие от Н.К.Рериха («Огонь на меня!»), религиозно осмыслить героику Великой Отечественной войны — душевно ближе, созвучнее совсем другие персонажи. Такие, например, как небезызвестный руководитель концерна «Гермес» В.Неверов — человек из породы строителей финансовых пирамид, а вместе с тем член президиума работающего под эгидой РПЦ Всемирного русского народного собора.

И вот ему позволительно, отнюдь не подвергая себя опасности отлучения, на страницах своей газеты «Гермес» (№11,12 за 1996 г.) выступать с прямо-таки ошеломительными откровениями относительно неких связей нового Храма Христа Спасителя с арканами и мистериями Гермеса Трисмегиста, с одной стороны, и американской статуей Свободы — с другой. Намекая при этом на какие-то загадочные манипуляции, которые будто бы были произведены с сознанием и подсознанием общества (причем, разумеется, без ведома и согласия последнего) в день водружения крестов на купола Храма. «Типичным примером мистерии является праздник Гермеса, который состоялся в 1996 в день весеннего равноденствия и сопровождался появлением на небе наиболее яркой за последние 400 лет кометы. Сразу же после него были водружены кресты на куполах Храма Христа Спасителя, произошло воссоединение России и Белоруссии (разве оно произошло? — К.М.), т.е. образование зачатков будущего Славянского Союза, а жилищное строительство было официально объявлено программой номер один Российского государства… Это полное изменение всей сферы коллективного подсознания, чего и добивался Гермес много лет...» (курсив газеты). Трудно сказать, откуда господину Неверову известно, о чем думал Гермес и чего он добивался много лет — если, конечно, речь не идет о концерне самого господина Неверова.

Примечателен и такой комментарий: «Семь таинств Церкви суть семь цветов радуги, в которых преломляется белое сияние одной-единственной Тайны, главнейшего Таинства, известного как Второе Рождение, о котором в беседе-посвящении говорил Христос. Именно это христиане-герметисты подразумевают под ВЕЛИКИМ ПОСВЯЩЕНИЕМ как индивидуума, так и государства. Например, России. Оно состоялось» (курсив газеты).

Что же, хозяину Гермеса, как одному из спонсоров восстановления Храма, лучше знать, какие мистерии совершались за кулисами этого восстановления и какие изменения в нашем национальном сознании хотели произвести вершившие их посвященные иерофанты. Мы же можем здесь лишь отметить, что не дозволенное Рерихам снисходительно дозволяется Неверову — почему бы это? Не потому ли, что он, вводя эзотерическую тему, ставит ее на службу не киновиальной (т.е. «коммунистической», клонящейся к идеалу солидарного и справедливого человеческого общежития) традиции, а — совсем напротив! — подверстывает ее к весьма специфическому нынешнему «возрождению» России? Отличительной чертой последнего как раз являются снятие всякой киновиальности (и тем самым отступление от заветов Преподобного Сергия — именно как от национального идеала жизнеустроения) и возрождение — тут уже без всяких кавычек — самых грубых форм социального неравенства и расслоения. Символом же его, увы, стал восстановленный Храм Христа Спасителя, с которым совсем недавно связывалось столько надежд совсем иного рода. Действительность оказалась иной, и еще четыре года назад Игорь Птичников, директор фонда Храма Христа Спасителя по сбору пожертвований для финансирования проекта, вполне откровенно поведал, что иные вклады вовсе не были бескорыстными и уж тем более не были «лептой вдовицы». Имело место деловое партнерство: «Все эти компании имеют интересы в Москве. И все они нуждаются в получении городских помещений под офисы».

Кому-то такой бартер кажется более совместимым с Православием, чем бескорыстие, жертвенность и великие мечты первых советских лет, над которыми теперь принято глумиться. Однако в свое время им и восхищались не одни только Рерихи, с их, по выражению Кураева, «большевизанством», в глазах диакона представляющем вполне доказанный состав преступления. Нет, были и среди гонимых священнослужителей люди поистине христианского духа, чье духовное зрение было столь ясным, а сердце столь незлобивым и чистым, что они, поднимаясь над собственными страданиями, могли постигать скрытую за внешним безбожием суть событий.

Так, епископ Геронтий (Ряшенцев) в 1933 году писал из арзамасской ссылки: «Мне кажется, происходит не одно только разрушение твердыни и того, что для многих святое святых, но происходит очищение этих святынь, их освящение через огонь жестоких испытаний и поверок, разрушение форм, подавляющих своей своеобразной, но часто во многом земной красотой действительность закованного в них смысла и содержания, образуются новые формы, облегчающие проникновение в них и заполнение именно таким духом и жизнью, какие отрицаются часто их творцами и часто во имя осознанной и преднамеренной борьбы с Ним принципиально отрицаются, чтобы как бы через Голгофу уничтожения воскреснуть в силе».

Зачем же, замалчивая подобные свидетельства, грубо упрощать проблему, а Рерихов, с их, действительно, нелегкими для восприятия парадоксальными суждениями по этому больному вопросу, чуть ли не уподоблять Емельяну Ярославскому? Нет, мотивы их суждений — пусть они могут не без оснований казаться крайними — были совсем иного происхождения и соотносились с той русской традицией, которая, например, побуждала крестьян Забайкалья («где золото роют в горах») при строительстве храмов тщательно следить за тем, чтобы в это строительство не были вложены грязные, а уж тем более кровавые деньги. Считалось, что церковь, построенная на такие деньги, будет безблагодатной и долго не устоит. Мысль о том, что иные храмы в послереволюционные годы рушились именно по этой причине, т.е. что люди были лишь орудием Божьего гнева, встречается и на страницах «Дневника последнего духовника Оптиной пустыни» (СПб., 1994г).

И вот, зная это, мы лучше поймем, почему не только Рерих, но и епископ Геронтий прозревал в иных чертах становящейся советской жизни дух поистине христианский. «Посмотрите, — писал он, — как жизнь фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека, как необходимо все разрозненное и почти во всех самых разнородных по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм (т.е. именно к киновиальности — К.М.). Сейчас все с Его печатью в скорби, Гефсимании и на Голгофе. Это верно, но также несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание таких форм жизни, какая в своей принципиальной идейной части вся Им предуказана (выделено мною — К.М.), без Него не может быть осуществлена и неминуемо приведет к Нему». («История русской православной церкви. 1917-1990гг.» — М., 1994, с.103-104).

Телу и душе России, разъединенным временною смертью, по этому проникновенному прозрению, предстояло соединиться заново, создав новую, преображенную русскую жизнь. Прошедшей сквозь огонь и очищение Церкви предстояло достроить, увенчать выработанные при временном, внешнем ее отсутствии, но проникнутые духом самоограничения, воздержанности и общежительности, формы социального бытия, которые неизбежно потребовали бы Христа для полноты своего свершения.

Почему же не произошло этого? И почему так долго чаемое возвращение Церкви обернулось не возвышением мирской жизни, а ее глубоким, небывалым в России срывом в самую грубую стяжательность и разгулом примитивного социал-дарвинизма: «сильные выживают, слабые погибают», при исключительно зоологическом понимании этой силы? Думается, что не в последнюю очередь потому, что — как ни горько это признавать — «новорусский» стиль жизни получил прямую религиозную санкцию РПЦ, противопоставившей его как примету «возрождения» буквально всем чертам и качествам советского стиля — включая и те, что вызывали восхищение равно епископа Геронтия и Рерихов.

В сущности, в своем социально-политическом выборе (а она сделала его, отрицать это невозможно) РПЦ открыто поддержала те силы, которые в самой грубой, животно-хищной форме провозгласили в России и без того жестокую кальвинистскую идеологию тождественности внешнего материального успеха и религиозной избранности, и даже прежде всего успеха коммерческого, и религиозного избранничества. Идеологию, абсолютно чуждую Православию, в особенности же в его русской традиции. И это не могло, конечно, не исказить печальным образом то, что принято называть церковным возрождением России последнего десятилетия — того десятилетия, которое последовало за празднованием тысячелетия крещения Руси.

К сожалению, оно во многом обернулось возрождением, если вспомнить слова Стефана Первомученика, только «рукотворенного храма», храмов-зданий, а не храмов-людей. В той же мере, в какой религиозную санкцию получил торжествующий над «совком» грабительский, грязный капитал, Православие, исказившись, обернулось не порывами к Солнцу Правды — Христу, не горячим сердечным чувством «труждающихся и обремененных», но модной идеологией, даже модной позой пресловутой элиты. Не зря же некоторые священники не стесняются даже, сидя в модных гостиных, с телеэкрана смеяться над простодушными ошибками своих неэлитных прихожан: «Батюшка, помажьте меня этим…» — «Ну, я ее и помазал этим». Смешок ведущего или ведущей. Или: «Они, видите ли считают, что есть две Николы — летняя и зимняя…». Тот же смешок.

Что ж, такое «элитарное православие» как часть «элитарного христианства» и в отличие от просто Православия и Христианства может и впрямь послужить одним из кирпичей в сооружении башни нового мирового порядка.

Но ведь сам этот порядок, если взглянуть на него с религиозной точки зрения, приводит на ум одновременно и Антихриста конца времен28, и царя Ирода — как первого буквально Анти-Христа, искавшего убить пришедшего в мир Богомладенца еще в колыбели. Как все лица и явления Евангелия, образ Ирода, его зловещий замысел имеет значение не локально-временное, но вневременное и актуальное до тех пор, пока не истечет человеческая история. А тогда новый, актуальный смысл приобретает концовка истории волхвов, как она рассказана евангелистом Матфеем: «…получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Мтф., 2:12). То есть — на Восток, и, может быть, даже в столь ненавистную Кураеву Индию. Помним и то, что Ангел Господень, явившийся во сне Иосифу, повелел ему, взяв Младенца и Матерь Его, бежать в Египет — то есть опять-таки на Восток: не столько в географическом, сколько в духовно-культурном смысле слова. Впрочем, Восток означает здесь и еще большее: некую глубину мира и человечества, недоступную Ироду и Зверю, куда уходят, дабы сохранить неповрежденной Благую Весть, сокровенную Божественную сущность человека, Младенца. В таком смысле Восток — лишь одна из земных локализаций Сокровенного Града, Китежа и Беловодья, куда уходят, спасаясь от Антихриста или, если угодно, от Анти-Троицы: одержимого похотью господствования царя Ирода, беззаконного первосвященника Каиафы и ставшего их опорой рукотворенного Храма. Не забудем, что в Евангелии Храм (Иерусалимский) противостоит Христу. Откроем Евангелие от Матфея и прочтем: по входе Своем в Иерусалим, Иисус вошел в Храм — но для чего? Чтобы изгнать из него «всех продающих и покупающих» и чтобы обличить книжников и фарисеев словами: «Се, оставляется дом ваш пуст» (Мтф., 23:38). А дальше происходит еще более знаменательное: «И выйдя, Иисус шел от храма; и приступили ученики его, чтобы показать здание храма. Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено...» (Мтф., 24:1).

Не правда ли, в этом свете становится понятно, что дорога к Храму не всегда есть путь ко Христу — ведь Он-то шел от Храма!Более подробно об этом я собираюсь написать в книге своих очерков о Палестине.. Храм как оплот Синедриона — двойник Ирода, враг Христа, убивший его. Но воскресшим Христом произнесены слова, приняв которые в сердце, мы знаем, что нет места в мире, где мы не могли бы встретить Его: «...И се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь».

Слова «Христос в Гималаях», вынесенные в название книги и значат именно и только это — то, что для уверовавших в него Он в Гималаях, как и повсюду во Вселенной. И там Его может встретить любой, кто уже выстроил в душе своей нерукотворный храм, встретить точно так же, как в иудейской или египетской пустыне, в карельских скалах или костромских лесах.

Предупреждая возможные обвинения в склонности к протестантизму, подчеркиваю: я не противопоставляю храм-здание и храм-человеческое сердце. Я лишь напоминаю, что в самом Евангелии установлена их четкая иерархия, где безусловно первенствует храм в сердце, храм-человек. Слова Стефана-первомученика, что я приводила выше, святитель Феофан Затворник комментирует так: «Только нерукотворенный храм сердца боговместим» («Краткие мысли на каждый день года по церковному чтению из Слова Божия», Неделя св. жен-мироносиц, понедельник).

Апостол Павел говорит: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм — вы» (1 Коринф., 3:17).

Петр же наставляет: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое...» (1; 2:4).

Этот «дом духовный», слагаемый «живыми камнями», и есть, строго говоря, Церковь, само рождение которой совершилось ведь не в рукотворном Храме, к тому времени ставшем лишь сложением мертвых камней. Это не значит, что рукотворный храм всегда мертв, — это значит лишь, что он жив до тех пор, пока духовно живы слагающие его «живые камни» — люди. В поле этого высокого напряжения и движется жизнь воцерковленного христианина — не отрицание церкви-здания, но постоянная бдительность, убережение ее от превращения в мертвые камни. Именно так воспринимал соотношение храма рукотворного и нерукотворного сам Н.К.Рерих. Получив известие о начале второй мировой войны, он записывает в своем дневнике: «Первое августа 1914 года встретили в храме, первое сентября 1939 года перед ликом Гималаев. И там храм, и тут храм...»

Если так взглянуть на труды и миссию Рерихов, то они предстанут нам с еще одной, неожиданной и новой стороны: как глубокое и верное предчувствие той битвы за человека — за храм в человеке — а, стало быть, и Бога, апогеем которой сулит стать XXI век. В предчувствии этой битвы они стремились поставить на службу человека все духовные ресурсы, которыми на протяжении истории располагало, разбросав их по разными странам, народам и культурам, это творение Бога. Теперь этим ресурсам надлежало быть стянутыми в единое ядро. Так почему бы и не искать следы волхвов в Гималаях, почему в этой новой битве с Иродом за Христа бежать от той мудрости, которую они когда-то смиренно положили к Его колыбели?