Л.В.Шапошникова
Генеральный директор Музея им. Н.К.Рериха, академик РАЕН

Всемирно признанный мыслитель, философ, художник, археолог, путешественник и исследователь Востока, автор «Знамени Мира», или «Красного креста» для защиты памятников искусства во время военных конфликтов, всю свою жизнь прославлявший великую русскую культуру и русскую веру, один из величайших людей ХХ века, Николай Константинович Рерих, на Родине своей для Русской Православной Церкви, претендующей быть духовницей всего народа российского, оказался даже после смерти опасен и негоден! Как сказал Христос «Не бывает пророков без чести, разве только в отечестве своем» (Мф. 13: 57).
А.Владимиров «В поисках Православия»

Клевета есть передача лжи, все равно, будем ли передавать по легкомыслию, или по злобности, или по невежественности — семя ее будет одинаково вредоносно….
Сколько самооправдывающихся клеветников нарушают строительную атмосферу. Они разбрасывают самые ядовитые зерна и пытаются прикрыться своей непричастью. Они-де и не думали о каких-либо последствиях. Они-де сообщили лишь для сведения, точно бы каждая ложь и клевета не сообщается именно «для сведения». Недостаточно говорится о том, что клевета, ложь безобразны, не указывается, что этими осколками тьмы загромождается и отравляется пространство.
Н.К.Рерих «Болезнь клеветы»
Судя по отрывкам, сообщенным дружественными чиновниками, все эти тома полны смехотворной лжи. Конечно, такая смехотворность из Гранд-Гиньоля и граничит с трагедией, так Елена Ивановна называется самой опасной женщиной во всей Азии. Мы все, конечно, великие политические советские агенты. Один чиновник написал на деле: «Все это чепуха». Увы, не чепуха, а прискорбная страница современности. Клевета поощряемая…
Н.К.Рерих «Дружно»
«…21 февраля 1431 года в восемь часов утра в часовню Руанского замка в присутствии монсиньора епископа Бовезского Пьера Кошона, брата Лемэтра, наместника главного инквизитора Франции Генриха, герцога Бэдфордского, архиепископа Винчестерского и кардинала Англии, а также множества французских и английских епископов, аббатов, священников, архидиаконов, каноников, монахов бенедиктинского, доминиканского, францисканского и других орденов, докторов и бакалавров богословия и законоведения — введена была для первого допроса Жанна, с цепями на ногах, в мужском платье, казавшимся судьям ее невиданным “бесстыдством и мерзостью”.
— Жанна, думаете ли вы, что посланы Богом? — спрашивает ее епископ Бовезский.
— Лучше бы я хотела быть четвертованной, чем прийти к людям, не будучи посланной Богом, — отвечает Жанна так, как будто не судима, а судит. — Вы говорите, что вы мои судьи. Но берегитесь… ибо я воистину послана Богом… Я знаю, что англичане будут изгнаны из Франции… Я это знаю так же несомненно, как то, что вижу вас перед собой… Если бы этого Господь не говорил мне каждый день — я умерла бы давно!»1
То, что сказала Жанна д’Арк своим судьям, приведено здесь дословно, ибо русский философ и писатель Д.Мережковский взял это из материалов самого процесса. Церковь и инквизиция судили героиню Франции, спасшую свою Родину от разорительного английского нашествия, длившегося многие годы.
Скажете, что это звучит дико? Но в истории человечества случались события и не такие. Преданная французами, она попала в плен к своим врагам, англичанам, и была заключена в старый королевский замок в Руане. Я не буду останавливаться на ее истории, полагаю, она известна каждому грамотному человеку. Семнадцатилетняя крестьянская девушка по наставлению Голосов Свыше повела за собой французскую разбитую армию, очистила свою землю от иноземных завоевателей, короновала Карла Валуа королем Франции, затем провела несколько месяцев в тюрьме и была сожжена у стен королевского замка в Руане.
Следуя Голосам и побеждая врагов, Жанна тем самым покусилась на духовную монополию церкви на связь с Высшим. За нарушение подобной монополии суд инквизиции наказывал провинившегося беспощадно и жестоко. Англичане же так же, как и церковь, боялись Голосов, свидетельствовавших о том, что Высшие Силы не на их стороне. И тем и другим надо было превратить героиню Франции в ведьму и колдунью, опорочить ее и оклеветать, чтобы восстановить свою причастность к Богу. Метод не новый и для Средних веков, и, как ни странно, в той же степени и для нашего времени. Допросы Жанны на церковном суде до сих пор не оценены по достоинству. В истории человечества время от времени возникают узловые моменты, которые раскрывают ярко и неожиданно реальное состояние духовного уровня общества в той или иной стране. Суд над Жанной был именно таким. Он длился целых полгода. Крестьянская девочка одна — против целой камарильи церковников, ученых богословов, бакалавров и докторов Парижского университета. И во главе всех он, председатель суда Пьер Кошон, которому за победу над этой девочкой была обещана англичанами архиепископская митра в Руане.
В конце каждого дня ее увозили в тюрьму и запирали в железную клетку, к которой приковывали железной цепью. Там над ней продолжали издеваться, грозили пытками и однажды попробовали даже отравить.
В течение шести месяцев ей ни разу не дали отдохнуть. Ей приходилось отвечать на вопросы, в которых сами богословы плохо разбирались. Главный вопрос, на который судьи желали получить ответ, — кто ее вел — Бог или дьявол? Судя по судейским формулировкам, они сами имели об этом крайне смутное представление. Тем не менее они расставляли Жанне всяческие ловушки, облекали свои слова в изощренные теологические определения, выдвигали предположения и сами же на них отвечали, приписывая ей эти ответы. Она же терпеливо, по нескольку раз отвечала на те же вопросы, была сконцентрирована, логична и несгибаема. Богословские вопросы переплетались с политическими, но поймать Жанну не удавалось даже искушенному Пьеру Кошону. Тот раздражался, поднимал голос, угрожал, требовал от нее ответов на вопросы, к которым ее «дело» не имело никакого отношения.
Все-таки, Пьер Кошон сумел расставить Жанне ловушку, в которую она, измученная и смертельно уставшая, попалась. Он сформулировал вопрос столь тонко и хитро, что тема спасения подсудимой из тюрьмы незаметно была подменена проблемой вечного спасения души. И затем последнее подменил вопросом послушания церкви. Ей предложили из двух церквей — торжествующей Небесной и воинствующей земной — выбрать одну. Жанна выбрала Небесную. И ловушка захлопнулась. Ее обвинили в неподчинении церкви земной. За этим следовал столь желанный для судей вывод — Жанна впала в ересь и приняла голоса и видения от сатаны за Голоса и Видения от Бога. Все остальное было лишь делом техники. Ее сожгли на костре 30 мая 1431 года.
Кошон и инквизиция торжествовали победу. Епископ с подъемом зачитал слова приговора: «Мы, судьи, имея перед очами нашими самого Христа, дабы суд наш исходил от лица Самого Господа, говорим тебе и объявляем, Жанна, что ты — лгунья, мнимых откровений и видений Божественных изобретательница, обманщица народа, во множестве заблуждений погрязшая, пагубная, гордая, дерзкая лжепророчица, закона Божия преступница, против Церкви мятежница…»2
Во всех этих словах не было ни капли правды. Вслед за этим ученые мужи отправили письмо Папе Римскому:
«В смерти этой несчастной девушки обнаружилось до очевидности, сколь опасно и пагубно слишком легко доверять сим новым в христианском королевстве нашем, с недавнего времени не только этой женщиной, но и многими другими, подобными ей, рассеиваемым бредням... Всех добрых сынов Римской католической Церкви должен бы остеречь этот столь наглядный пример от того, чтобы слишком полагаться на свой собственный разум, и научить прилепляться к учению Церкви… больше, нежели к басням суеверных жен. Ибо, если мы когда-нибудь, по причине наших грехов, дойдем до того, что легковерие народное будет внимать мнимым пророчицам более, нежели пастырям Церкви, коим самим Господом сказано: “Идите, научите все народы”, — то в скором времени все благочестие иссякнет, вера погибнет, Церковь будет под ногами безбожных попрана, и воцарится во всем мире беззаконие сатанинское»3.
Читатель может спросить, а какое отношение имеет все описанное выше к диакону Кураеву и его писаниям. Непосредственное, — хочу сказать я.
1. Дух Великого Инквизитора
… Узкая крутая лестница уходит куда-то вниз, и чем ниже я по ней спускаюсь, тем сумрачней и темней становится вокруг. Мне кажется, что лестница ведет в небытие, неизведанное и странное, откуда тянет тяжелой промозглостью старинных стен и еще чем-то угрожающим. Но вместе с тем мне кажется, что я все это когда-то видела. Я закрываю глаза, и передо мной возникает высокая фигура старика в черной сутане с черным капюшоном на голове. В руках старик держит факел, и пламя неяркими бликами дрожит на его лице и крупных выщербленных ступенях лестницы. Его никто не сопровождает, и он спускается вниз по своему тайному делу. Дело это должно быть скрыто от глаз других, ибо по своей сути оно такое же темное, как и дверь, которой завершается лестница. Сейчас старик откроет дверь и войдет в сырое сумеречное подземелье с одним зарешеченным окошком под низким потолком. И тут я понимаю, что человек, лицо которого скрыто тенью капюшона, тот самый Великий Инквизитор, которого создал своим воображением гениальный русский писатель Федор Достоевский. Он и запечатлел этот образ в моем мозгу. Вот почему здесь, в этом подземелье, мне все знакомо. Только не было Христа, который, стоя у сырой стены, слушал монолог Великого Инквизитора. Что-то нехорошее давило на меня, и я поспешила покинуть подземелье и подняться наверх, туда, где над старинным городом Валеттой светило яркое солнце и дул с моря свежий бриз. Я оказалась на этом удивительном, каменистом острове в новогоднюю неделю 2001 года, первого года третьего тысячелетия. Остров лежит в Средиземном море, к берегам которого много веков назад буря вынесла апостола Павла. В бурной и длительной истории острова было много интересного, загадочного и неожиданного. Остров называется Мальтой, он славился рыцарским орденом, дворец Великого Магистра которого был расположен совсем недалеко от дворца Великого Инквизитора. Так в шумные и веселые новогодние дни моих мальтийских каникул Время напомнило мне об инквизиции и Великом Инквизиторе.
Много ли мы вообще знаем об инквизиции как культурно-историческом явлении, которое наложило свою страшную печать на европейское средневековье? Что она собой представляла, почему именно церковь ее создала и какие, наконец, цели она преследовала? Что она отразила в процессе нашей истории, и почему мы стали нередко вспоминать о ней сейчас и произносить это угрожающее слово — «инквизиция»?
В «Советском энциклопедическом словаре» она определена как «судебно-полицейское учреждение для борьбы с ересями. Судопроизводство велось тайно, с применением пыток»4.
«Инквизиция была установлена, — пишет Е.И.Рерих, — не для преследования только жалких ведьм и колдунов, большей частью — медиумов, но для уничтожения всех инакомыслящих, для личных врагов представителей церкви, для утверждения ее неограниченного могущества. И среди таких врагов, прежде всего, насчитывались все наиболее просвещенные умы, все служители общего блага и истинные последователи заветов Христа. И, конечно, легче всего было уничтожить врага, заклеймив его сношением с Дьяволом»5. И еще: «Сущность инквизиции есть преследование необычного», — сказано в одной из книг Живой Этики6.
Итак, инквизиция была нужна церкви, чтобы бороться, в первую очередь, с инакомыслием самого разного толка, чтобы противостоять всему тому новому, что сформировалось в человеческой мысли.
«Долог список преступлений (инквизиции. — Л.Ш.) против блага человечества, долог список мучеников знания и света, и списки эти, к стыду человечества, продолжают пополняться и в наш “просвещенный век”.
В Учении сказано, что в каждой реторте алхимика видели рога дьявола! И сейчас ими же в книгах Учения Света усматривается печать Антихриста. Истинно, каждый видит свое собственное отображение»7.
И как бы в продолжение сказанного, звучат слова из Живой Этики: «Поверьте, дух инквизиции еще не очень далек, разница в одеждах и в способах искоренения новых исканий»8.
Менялись века, менялись «одежды и способы искоренения», а дух инквизиции продолжал жить и наконец дожил до ХХ века.
Именно в этом веке Россия прошла через горький и кровавый опыт тоталитарного государства, с той самой инквизицией, которая когда-то начиналась во времена средневековья в лоне церкви. И тоталитарное государство, и церковная инквизиция действовали под одним девизом — «Цель оправдывает средство». Лукавый этот девиз обладал опасной диалектикой. Средство, «оправдывающее цель», перейдя определенную черту, превращалось незаметно в саму цель, искажая и нарушая замысел какой-либо первоначальной исторической структуры.
Для того чтобы вникнуть в страшную глубину тоталитаризма, церковного и светского, нужно прочесть гениальную Легенду о великом инквизиторе, созданную Ф.М.Достоевским и вложенную им в уста Ивана Карамазова в романе «Братья Карамазовы». В вымышленном монологе Великого Инквизитора, который он произносит перед Христом, Достоевский поставил важнейшие философские проблемы — Духа и материи, свободы и рабства, пути Небесного и земного, человеческой ответственности и безответственности, права вмешиваться в чужие судьбы и распоряжаться жизнью и смертью другого. «Легенда» повествует с пророческой проницательностью о тоталитаризме — таком, с каким мы встретились в ХХ веке. И то, что Достоевский вложил все эти рассуждения именно в уста Великого Инквизитора, а не кого-либо иного, само по себе знаменательно. Именно он, Инквизитор, а не кто другой, отрекается от Христа, который ему мешает, и именно он готов послать Его на костер, ибо он теперь не с Христом, а «с тем другим», или Антихристом. Легенда кончается знаменательным и коротким диалогом Ивана и Алеши Карамазовых.
«“Инквизитор твой не верует в Бога, вот и весь его секрет!” — говорит Алеша.
“Хотя бы и так! Наконец-то ты догадался”»9, — отвечает Иван.
Сам Достоевский дал четкое разъяснение «Легенды»:
«Между тем его (Ивана Карамазова. — Л.Ш.) Великий Инквизитор есть, в сущности, сам атеист. Смысл тот, что если исказить Христову веру, соединив ее с целями мира сего, то разом утратится и весь смысл христианства; ум, несомненно, должен впасть в безверие, вместо великого Христова идеала созиждется лишь новая Вавилонская башня. Высокий взгляд на человечество понижается до взгляда как бы на звериное стадо, и под видом социальной любви к человечеству является уже не замаскированное презрение к нему»10.
Достоевский отметил самую существенную причину церковного искажения Учения Христа — соединение его «с целями мира сего».
«Великий Инквизитор» Достоевского привлек внимание крупнейших русских философов Серебряного века.
Н.А.Бердяев в одной из своих работ 1907 года, оценивая значимость образа Великого Инквизитора, созданного вещим духом писателя, отметил, что «маленькими великими инквизиторами полон наш мир»11. Великий он или малый, зависит от количества зла, скопившегося в душе подобного «инквизитора», и от тех поступков, в которых конкретно проявляется это зло.
«Государственники старые, консервативные, — продолжает философ, — и государственники новые, революционные, агностики старой церкви авторитета и новой церкви позитивизма, охранители старой вавилонской башни и строители новой одинаково хотят скрыть от людей истину о смысле мироздания, так как боятся результатов этого раскрытия, боятся слова, которое может нарушить их строение»12. И как бы вступая в полемику с инквизиторами всех мастей, должностей и принадлежности, протестуя против них, Бердяев говорит следующее: «Новое религиозное сознание13отвечает всем малым и великим инквизиторам мира: раскрытие людям тайны о смысле вещей, раскрытие истины абсолютной и вечной выше всего в мире, выше счастья людей; выше всякого знания для человечества, выше спокойствия, выше хлеба земного, выше государства, выше самой жизни в этом мире. Миру должно быть поведано слово истины, объективная правда должна раскрыться, чего бы это ни стоило, и тогда человечество не погибнет, а спасется для вечности, какие бы временные страдания оно ни претерпело. Люди — не бессмысленное стадо, не слабосильные презренные животные, которые не могли бы вынести тяжести раскрытия тайны, люди — дети Божьи, им уготовано божественное назначение, они в силах вынести тяжесть свободы и могут вместить мировой смысл.<…>По презрению к личности, по неуважению к ее бесконечным правам, по страсти опекать человека и лишать его свободы и чести, соблазнив счастьем и спокойствием — узнается дух Великого Инквизитора»14.
Дух Великого Инквизитора стоял над тоталитарной Россией, малые инквизиторы несли исправно свою службу, воплощая этот дух в материю послереволюционного государства. Государственный тоталитаризм полностью подавил церковный, и государство полностью взяло в свои руки власть духовную и материальную и закрепило за собой монополию на идеологическую, научную и прочую другую истину. Отстаивая эту истину, которая сформировалась в пространстве социологического мышления и твердых материалистических основ, государство и партия, составлявшая его сердцевину, успешно и не уставая, боролись со своими врагами. Враги были мертвые и живые, обитавшие за рубежом и населявшие собственно Россию, гулявшие до поры, до времени на свободе и сидевшие по тюрьмам и лагерям. У каждого из них был свой «состав преступления» против государства, определенный в свое время на закрытом судебном заседании с помощью угроз и пыток. Известно, что всем этим руководила госбезопасность, в различных ее ипостасях, и ЦК КПСС, на передней линии которого стоял идеологический отдел. И та и другой опирались на достаточно широкий и разнообразный социальный слой, который и состоял из малых инквизиторов. Они были различны по своим занятиям, образованию и даже материальному положению. Но их всех объединял тоталитарный образ мышления и неосознаваемая ими, но твердая и последовательная преданность духу Великого Инквизитора и уверенность в истине «вечно живого учения». Враги были явные и не явные, вполне досягаемые и недосягаемые, безусловные и подозреваемые.
2. Рерихи и идеологический отдел ЦК КПСС
Среди «подозреваемых» оказался человек, которого однозначно определить было нельзя. Его звали Николаем Константиновичем Рерихом, он прожил вместе со своей семьей долгое время за рубежом. Это давало основание назвать всех Рерихов белоэмигрантами. Известно, что других категорий эмигрантов в то время как бы и не существовало. В 1947 году под этим предлогом ему отказали во въездной визе в СССР. Более того, в 1920–1930-е годы госбезопасность заподозрила Николая Константиновича в том, что он якобы американский шпион, а может быть, и английский.
В 1953 году умер «вождь всех времен и народов» Сталин, живой бог и истина в последней инстанции. И, казалось, что дух Великого Инквизитора, владевший страной, стал ослабевать. Из лагерей возвращались реабилитированные «враги народа», и на Родину приезжали наиболее смелые и рисковые «белоэмигранты». В 1957 году в СССР вернулся старший сын Н.К.Рериха, Юрий Николаевич. Став советским гражданином, он возглавил в Институте востоковедения АН СССР отдел культуры и истории Центральной Азии. О нем говорили как о буржуазном ученом и мешали работать. Через три года его не стало. Возвращение на родину Юрия Николаевича сыграло важнейшую роль в правильном понимании того, что представляли собой наши великие соотечественники. Однако это прозрение длилось недолго. Малые вновь принялись за свое. И хотя в 1974 году страна торжественно отметила столетний юбилей великого русского художника и мыслителя Н.К.Рериха, чиновники ЦК не придали этому событию большого значения. Подозрения в «недоброкачественности» Рерихов сняты не были. Визиты Святослава Николаевича, младшего сына Николая Константиновича и Елены Ивановны Рерих, в Москву были окружены официальным недоверием. Госбезопасность составляла досье на всех, кто встречался с ним и задерживался у него дольше, чем считали возможным сотрудники «компетентных органов».
В борьбе против Рерихов были свои взлеты и падения. Существовали периоды затишья, сменявшиеся позже высокими волнами «разоблачений», сомнительной критикой и, чаще всего, невежественными домыслами. С 1968 года по 1982-ой почти не было в СМИ публикаций «против». Я говорю «почти», ибо, возможно, подобные статьи где-то и проскакивали, но центральная пресса к ним отношения не имела. Церковь же в это время, находясь не в лучшем положении, на Рериха вообще не обращала внимания, предоставив его полностью идеологическому отделу ЦК партии.
В 1976 году в Новосибирске состоялись первые Рериховские чтения, в организации которых приняло участие Сибирское отделение АН СССР. Выдающиеся ученые, А.П.Окладников, А.Л.Яншин и ряд других, в докладах и публикациях высоко оценили научную и философскую деятельность Н.К.Рериха.
В восьмидесятые годы начались процессы, которые резко изменили спокойное и заинтересованное отношение к рериховскому наследию и личности самого творца. В широких кругах интеллигенции стало развиваться так называемое инакомыслие. Обострился интерес к восточной философии, в которой советские ученые находили ответы на вопросы, выходящие за рамки вульгарного материалистического учения, принятого в качестве государственной идеологии СССР. Партийные идеологи встрепенулись и пошли в наступление против «чуждых взглядов» и «идеалистических концепций».
Но перестройка уже наступала им на пятки, заговорили о свободе мысли, начался пересмотр и переосмысление некоторых положений «вечно живого учения». Возникали кружки, где изучали Живую Этику и ту литературу о Рерихах, которую тогда можно было достать. Участились визиты в СССР Святослава Николаевича, которого принимали на самом высоком уровне. Ему предоставляли большие аудитории для общения с интересующимися рериховским наследием людьми. Но тем не менее советская пресса время от времени помещала статьи, в которых критиковалась и отвергалась духовная культура Востока, а заодно и идеи Рерихов. Творческое наследие Рериха подвергалось идеологической вивисекции. Его делили на то, что мы принимаем, и на то, что не принимаем. Принимали его как художника и общественного деятеля и отвергали как мыслителя. Как мыслитель он подвергся убийственной и невежественной критике.
«Агни Йога (Живая Этика. — Л.Ш.), — писала В.Н.Филиппова, заведующая кафедрой философии в одном из институтов Барнаула, — учение опасное. Оно уводит от реальной жизни в мир иллюзий. Заставляет отказаться от любого дела, даже стирки собственного белья. Люди, издающие и распространяющие учение “Агни Йоги”, убежденные противники марксизма-ленинизма, деятельности КПСС в области формирования научного мировоззрения трудящихся. При распространении учения “Агни Йоги” духовные потери в нашем обществе неизбежны»15.
«Научный» вывод, последовавший из рассуждений этой ученой дамы, повергал любого образованного человека в шок: «Давайте свалим в одну ба-льшую кучу весь йоговский “самиздат”, взвесим и сдадим в макулатуру. Получим в “Стимуле” по кубику Рубика. Говорят, очень в умственном развитии помогает»16.
Ей вторил журналист по фамилии Гангнус: «Формирование научного мировоззрения, борьба с проявлениями чуждой идеологии была и считается одной из центральных задач коммунистического воспитания. Она вновь со всей остротой выдвигается в проекте новой редакции Программы КПСС»17. А дальше так: «Талантливый художник и патриот (Н.К.Рерих. — Л.Ш.) был искренне уверен, что народ, идущий к лучшему будущему, не может жить без новой религии (Живой Этики. — Л.Ш.)»18. Уже в другой статье Гангнус привел «доказательства»: «“Письмо махатм” Советскому правительству, — писал он, — и даже целая книга, изданная от имени махатм в Монголии, с изложением основ будущей религии (имеется в виду “Община”. — Л.Ш.) — это типичнейшие первичные документы новой религии, вроде “скрижалей Моисея” или евангелий»19.
То, что происходило в 1980-е годы с именем и наследием Рерихов, в значительной мере отражало непоследовательность и противоречивость самих перестроечных процессов. В верхних эшелонах государства и партии шла острейшая борьба вокруг идей, предложенных тогда Генеральным секретарем КПСС М.С.Горбачевым. Нужно сразу сказать, что Горбачев относился самым положительным образом и к Святославу Николаевичу, и ко всей семье Рерихов. Он дважды, в 1987 и 1989 году, принял младшего Рериха. О приеме 1989 года сообщалось, что Святослав Николаевич «выразил искреннюю признательность за внимание, которым он был окружен, за поддержку и помощь в создании Фонда Рерихов и будущего Центра-музея Н.К.Рериха в Москве»20. Однако ни поддержка правительством СССР Советского Фонда Рерихов, ни заинтересованность самого генсека в наследии Рерихов не остановили нарастающей волны антирериховских публикаций. Некоторые из них отличались фантастической невежественностью.
Киевский парапсихолог утверждал, что Рерихи принадлежали мировой черной ложе, что добуддистская религия Тибета Бон-по — «рука Атлантиды, протянувшаяся в наш мир через бездну времени»21, что посвящение Рерихов в черную ложу произошло в Америке, что «в 1923 году поступает приказ Рерихам из Бон-по передислоцироваться в район Гималаев. Отныне их оккультная работа будет вестись с территории Индии»22, что «при помощи Юрия, ученого полиглота, Н.К. и Е.И. (Николай Константинович и Елена Ивановна Рерихи. — Л.Ш.) проникают в тайны священных наук у “черных рыцарей”. Много конспектируется и на основе этого появляется Агни-Йога, названная так, скорее, в честь секты огненных фанатиков в Бон-по, поклоняющейся солнцу и звездам, также происходит ознакомление с литературой по черной магии (и доселе совершенно неведомой европейцам), также Рерихам приоткрывают планы, где на карту Бон-по вывешен СССР»23, что в 1926 году «по требованию черной ложи для проведения некоторых магических операций и успешного выхода на связь Рерихов командируют в Москву под видом принесения советскому правительству земли на могилу Ленину и передачи ему поручений Махатм Шамбалы»24, что… и т.д. и т.п.
Тогда весь этот бред было смешно читать. Мы не придали ему никакого значения. А зря…
3. Церковь и государство
В 1990 году к измышлению антирериховских мифов, лжи и клеветы подсоединилась церковь. Первой была так называемая Богородичная, под эгидой архиепископа Иоанна Береславского, впоследствии отнесенная официальной церковью к нежелательной секте. Иоанн выпустил под своим именем брошюру «Тибетское око. Тибетские Махатмы — создатели дьяволоцивилизации». В отличие от советских идеологов архиепископ не говорил ни о коммунистическом воспитании, ни о чистоте «вечно живого учения», ни о необходимости бороться против идеализма. Он писал о другом. Он писал о преображении тел людей «в ангельскую плоть, способную воспринимать энергию Святого Духа»25. И утверждал, что против этого ведет работу Сатана, который и создал «космический Синай — Шамбалу, место пребывания тибетских мудрецов»26. Мудрецы, в свою очередь, создали космическую доктрину, или колдовское шаманское учение — Агни Йогу. Чтобы все это выглядело убедительней, архиепископ вопрошал и сам отвечал на вопрос: «Кто разрушал Святую Русь? Определим источник — Тибетские махатмы. Именно они спровоцировали действие масонских и всех прочих оккультных орденов. Рука Тибета на России есть рука самого дьявола»27. И еще: «Тибетское око — зеленоглазый Спрут. Суммарное действие летающих тарелок направлено на Русь Святую. Радиактивное, рентгеноскопирующее, выжигающее, ненавидящее Око, обольщающее, ввергающее в сон и гипноз, — смеет соперничать с Богом!»28
Дальше еще лучше. Архиепископ вырвался на простор «свободомыслия» и пустил густой пахучий поток различных «откровений» и «открытий», о которых писать я воздержусь.
Вслед за сектой «Богородичная церковь» в наступление на Рерихов пошла церковь Православная. «Когда познакомился с книгами Агни-Йоги, — писал настоятель Покровского собора Самары протоирей Иоанн Гончаров, — создалось впечатление, что сатанинские силы сейчас делают все для того, чтобы опустошенные души россиян так никогда и не пришли к Истине. Ведь только Православие та сила, тот твердый камень, на котором Россия сможет воссоздать себя. Вот почему враги наши стараются вытеснить из русской души Иисуса Христа»29. И далее следуют откровения, не уступающие вымыслам богородичного архиепископа. «Зерно агни-йоги — в поклонении огню, то есть в огнепоклонстве. Навязчивая мысль об огне проходит через все книги Рерихов. В этом чувствуется связь с огнем геенским (адом), как он описан в Св. Евангелии. Ведь в агни-йоге говорится об огне одушевленном, личностном, в чем мне, например, видится намек на дьявола»30.
Невежественные эти высказывания, свидетельствующие о темноте и слепом фанатизме их авторов, невозможно ни комментировать, ни критиковать, ни обсуждать. Ибо они не имеют никакого отношения ни к самому христианскому учению, ни к учению Живой Этики. Я далека от мысли, что этот процесс развивался стихийно, сам по себе. К 1991 году «вечно живое учение» марксизма-ленинизма, бывшее основой идеологии тоталитарного государства, ушло официально с общественной арены страны вместе с правящей партией. Советский Союз распался на отдельные независимые государства, а его идеологические, политические и силовые структуры, казалось, ушли в прошлое. Но это только казалось. Ибо известно, что никакие государственные структуры сами по себе не существуют. Любая структура, любое общественное явление — это прежде всего люди, которые несут в себе концепцию таких структур. Пока эти люди живы, живыми остаются концепции, идеи и цели. Они лишь претерпевают определенную трансформацию, которая помогает выжить их носителям в новых условиях, приспособиться к этим условиям и пользоваться ими в собственных интересах. В результате две тоталитарные идеологии — одна государственная, другая церковная — стали сближаться, а затем перетекли одна в другую в пространстве «свободной» и независимой России. Государственные чиновники, потерявшие было почву под ногами, когда формально ушла с исторической сцены идеология «вечно живого учения», придя в себя, обратились к Церкви, почуяв в ней опору своему тоталитарному сознанию, возросшему на государственном опыте послереволюционной России. Церковь же, имея немалый опыт взаимодействия с государственными органами, безусловно, была заинтересована в расширении этого взаимодействия и в усилении своего влияния на широкие массы россиян, оставшихся без пастырей из ЦК КПСС. И партийные, и православные пастыри с одинаковым рвением уничтожали инакомыслие; первые в силу исторических обстоятельств занимались этим до 1991 года, вторые в силу этих же обстоятельств — после 1991-го. По различным причинам Учение Живой Этики и мировоззренческие взгляды Рерихов явились инакомыслием для тех и других.
В 1987 году журналист А.Мидлер, выступавший за идеологическую чистоту советской молодежи, написал следующие слова: «В случае с рериховцами главная трудность в том, что гуманистическая концепция Николая Константиновича Рериха тесно взаимосвязана с — в значительной мере мистической — Агни Йогой Елены Ивановны Рерих. Но ведь разрешение этих “трудностей” и должно стать задачей идеологических работников»31.
В независимой России эта сложная задача была решена очень просто — чтобы покончить с надоевшими всем трудностями и противоречиями, надо избавиться от их носителей: и от Николая Константиновича, и от Елены Ивановны. И тогда грязный поток клеветы хлынул со страниц различных газет и журналов, где нашего великого соотечественника называли как хотели — масоном, мистиком, оккультистом, розенкрейцером, шпионом советским, американским и даже японским. Чем-то «родным» и забытым веяло от таких статей и телепередач. Живая Этика усилиями СМИ стала превращаться в религию, да не простую, а сатанинскую.
В 1994 году вышло Определение Архиерейского Собора, направленное против «тоталитарных и деструктивных сект». На одном из первых мест среди прочих религиозных сект оказались Живая Этика и рериховские общества. Все домыслы, ложь и клевета, которые были пролиты на Рерихов, были окончательно канонизированы Архиерейским Собором РПЦ.
И тут мы вплотную подходим к моменту явления диакона, который как-то очень логично и легко вписался в пространство, где сошлись на отношении к инакомыслию тоталитарная идеология и церковь. Ибо диакон нес в себе то и другое.
4. Явление диакона народу
Надо сразу сказать, что диакон пришел к церкви как бы из чуждых ей сфер. Его семейные и карьерные связи находились вдалеке от вопросов веры и всего того, что с этим было связано.
Его отец Вячеслав Кураев долгое время служил верой и правдой делу идеологической чистоты тоталитарного советского государства. Он работал в самом сердце идеологической структуры КПСС, находясь рядом с одним из его главных философов-идеологов, могущественным П.Н.Федосеевым, и исполнял при нем обязанности секретаря. Именно там разрабатывались методы борьбы с инакомыслящими философами, культурными деятелями и впадающими в ересь представителями творческой интеллигенции. Сам Федосеев, разрабатывая философские основы исторического материализма и современной теории коммунизма, не признавал ничего, кроме атеизма и «вечно живого учения». Именно он руководил уничтожением еще неокрепших ростков нового мышления — космического мироощущения, необратимо шедшего на смену устаревшему социологическому мировоззрению. Полагаю, что уже со студенческих лет будущий диакон Кураев понимал, какие карьерные выгоды сулит ему причастность (через отца) к могущественному идеологу. Закончив философский факультет, он поступил в аспирантуру Института философии АН СССР. Методология «вечно живого учения» стала делом его жизни. Так полагал сам Кураев. Но кто думал, что «вечно живое» начнет расползаться по швам, не выдержав испытания временем, и из господствующего государственного учения превратится в гонимое. Но когда это случилось, сообразительному Кураеву стало со всей очевидностью ясно, что «светлого будущего», освященного великим философом Федосеевым, ему уже не видать. Надо было найти выход из положения. И он его нашел самым неожиданным для многих образом — в Русской Православной Церкви (РПЦ). Это было самое близкое, как выяснилось, учреждение к тому пространству, где обитал совсем недавно будущий диакон. Кураев кончает Духовную семинарию, работает секретарем ее ректора, а затем уезжает за рубеж, где и был рукоположен в сан.
А по возвращении становится референтом самого патриарха Алексия II. Так он и «перетек» из одной идеологии в другую, где открывались для него новые карьерные перспективы. Острая неприязнь к великим деятелям русской культуры — Рерихам «перетекла» вместе с диаконом из цитадели Федосеева в кулуары РПЦ. С того момента именно Рерихи стали его надеждой в реализации амбициозных устремлений, так и не состоявшихся под крылом классика советской философии П.Н.Федосеева.
Впервые я столкнулась с Кураевым в 1995 году — не на экране телевизора или на страницах газеты, а, как говорится, «живьем». Меня попросили прочесть в Государственной Думе несколько лекций о Живой Этике. Перед началом одной из них я беседовала с группой депутатов, пришедших послушать лекцию. Неожиданно в поле моего зрения появился розовощекий попик в черной рясе, росту малого, с реденькой бороденкой. Он по-хозяйски прошел меж собравшихся и стал раздавать какие-то листочки. Выяснилось, что «попик» был Кураевым, а листочки — листовками, в которых содержались измышления против Рерихов. «Контрпропагандист» действовал нагло и динамично. На высоких тонах он стал допрашивать собравшихся, кто им разрешил проводить такие лекции в Думе. Присутствующие остолбенели…
— Я вас спрашиваю, — повизгивал «попик», — кто разрешил вам эти лекции?
Год спустя я участвовала в Международной научно-практической конференции «Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика». На ней был заявлен и доклад Кураева. К тому же мы оказались с ним в одной секции, обсуждавшей вопросы духовной культуры и религии. Когда назвали имя диакона для выступления, он поднялся на кафедру и заявил, что не будет читать доклад, так как ведущий заседание, а им был известный художник, является мистиком и оккультистом. В зале воцарилось неловкое молчание. Диакон вышел из зала.
— Продолжаем заседание, — спокойно сказал председатель.
Сам же Кураев, как мне сказали потом, сидел под дверьми зала, слушал, что говорили выступающие, и делал какие-то заметки.
Диакон преследовал «врага», неутомимо и беспощадно, повсюду. «Врагами» были те, кто читали и занимались трудами Рерихов, те, кто участвовали в культурных обществах, носивших имя Рериха, и, наконец, сам Международный Центр Рерихов и Музей имени Н.К.Рериха. Кураев оказывался как бы сразу в нескольких местах, подслушивал, проникал туда, куда его не приглашали, клеветал повсюду, где была возможность. Беседовал с сомнительными людьми и брал на заметку их полуграмотные высказывания. Толковал по-своему Определение Архиерейского Собора 1994 года, утверждая, что покойные Рерихи отлучены этим Определением от церкви. Словом, действовал по-большевистски: напористо, бескомпромиссно и порой злобно, забывая о том, что на сей раз он причастен не к федосеевской команде, а к христианской церкви.
«По прошествии двух десятков лет, — писал Александр Владимиров, — мало, что изменилось: Андрей Кураев все там же — при господствующей идеологии (олицетворяемой уже РПЦ) и все против тех же Рерихов и рериховцев»32.
Кураев очень плодовит. Он буквально наводнил Россию своими книгами, статьями, докладами и телепередачами. И везде разоблачаются Рерихи и сквозит одна единственная мысль, высказанная еще в далекой древности: «Карфаген должен быть разрушен», или в переводе на современный язык: «Рерихи и их наследие должны быть уничтожены». Этому, судя по всему, подчинена на данном этапе вся его жизнь. Среди трудов диакона есть один, который может считаться классикой подобной литературы, вершиной кураевского мыслетворчества и образцом идеологических методов большевистского тоталитаризма (О, вечно живой Федосеев!). Сей двухтомный труд называется «Сатанизм для интеллигенции (О Рерихах и Православии)». Известно, что книги всегда свидетельствуют об их авторе. И Кураев не есть исключение из этого правила. Он предстает в своем произведении как истинный «птенец гнезда» Федосеева. Монополия на истину выступает главной чертой его характера. Из его книги вы также узнаете, что диакон принадлежит к элите рода человеческого, что дает ему право (согласно его же собственным понятиям) решать самостоятельно — кого казнить, кого миловать. Один к одному подобными качествами обладали еще две личности — Великий Инквизитор Ф.М.Достоевского и «великий» советский идеолог П.Н.Федосеев. Но сам он, — используя выражение Н.А.Бердяева, — всего лишь малый инквизитор. Но тем не менее все-таки инквизитор со всем присущим инквизиции набором инструментов и средств.
Заранее хочу предупредить читателя, что обсуждать «скорбный труд» Кураева по существу написанного не буду. Если Кураев полагает, что дал критику Живой Этики, то он глубоко ошибается. Ибо критика есть, но Живой Этики и идей Рерихов там нет. А есть мысли и домыслы самого Кураева, которые он и критикует, называя все это почему-то Живой Этикой. С прискорбием должна отметить, что диакон Живой Этики не знает. Но, судя по всему, он все-таки читал эти книги. Однако, как говорят, «не вместил» их существа. По каким-то причинам в нем, видимо, не совершился тот синтез, посредством которого постигается суть не только философских систем, но и различных других более простых концепций.
Правда, мне могут возразить, особенно любители цитат, — посмотрите, какой информацией владеет Кураев — позавидуешь! Согласна — владеет, но завидовать не буду. И вот почему. Любая информация требует не только запоминания, но и осмысления или одухотворения. И происходит это опять-таки через процесс синтеза. А синтез обладает, как и талант, одним интересным качеством: он есть или его нет. Полусинтеза в творчестве (любом) не бывает. И поскольку в данном произведении синтеза нет, то и спрашивать нечего. Уровень не для серьезной дискуссии. Но все-таки некоторые замечания до сведения читателя хотелось бы довести. Читая книгу дипломированного философа и человека, уже долгое время занимающегося духовными аспектами нашей культуры, я поражалась его малому знанию того культурно-исторического фона или среды, в которых находятся критикуемые диаконом явления. Разве это обстоятельство не искажает анализ явлений и не делает выводы исследования ложными? Разве, когда вы были студентом, а потом аспирантом, вам не объяснили эту элементарную истину? Уверена, что объяснили. Уверена, что студент и аспирант Кураев был способен понять ее. Так почему же сегодня вы, называющий себя профессором, избегаете культурно-исторического фона явления? Отвечу за вас. Беру на себя такую смелость. Потому что вам невыгодно рассматривать творчество и идеи Рерихов в неразрывной связи с современными историческими и философскими процессами. Вам невыгодно делать честное исследование, вам надо только одно — любыми средствами, любыми методами опорочить великих наших соотечественников и вместо ценнейшего наследия создать «черную дыру» забвения и отрицания. Вы заинтересованы в том, чтобы таких дыр в нашей культуре было больше и используете для этого Православие. Вы ограничиваете предмет своего анализа пустотой, отрываете его от реальной действительности и закрываете самому этому исследованию путь к истине.
С.Лутай, К.Зайцев, М.Борисенко в статье «Мракобесие для простаков» пишут: «“Сатанизм для интеллигенции” определенно не научный и не философский труд. Сочетание многочисленных примеров цитатной эквилибристики и крайне некомпетентных выводов позволяет отнести этот труд, в большей степени, к жанру скандальной публицистики, основанной на непроверенных фактах и вымыслах»33.
«О феномене Кураева, — отмечает А.Владимиров, — его беспардонности, циничности и лживости кто только ни писал. Пишут академики, священники, православные публицисты, деятели науки и культуры.<…>За всю историю Церкви не было еще подобного примера, чтобы так безнаказанно “низший церковный чин” мог оплевывать известных деятелей культуры, науки, провоцируя противостояние Патриархии с культурой и наукой, восстанавливать против Православия своею хулою не только многие новые религии и новые духовные движения, но даже традиционные религии, исповедываемые тысячелетиями и утвердившиеся среди многих народов на огромных пространствах»34.
Известный религиовед Александр Нежный в одной из своих статей утверждает: «Дьякон, профессор и дважды кандидат толкует Библию как пошлый даже в своем богоборчестве предводитель советских атеистов Емельян Ярославский». Все критики Кураева отмечают его невежество, и это главная особенность диакона. В тоталитарный период нашего государства насаждалось невежество в самых широких масштабах, невежество было средством «классовой борьбы». Чем меньше знали «массы», тем легче было их обманывать и одурачивать. Но чтобы подобным занималась бы Церковь, в таких же масштабах, известно пока не было.
Однако новое время приносит нам часто неожиданности и формирует явления, не сразу объяснимые. «Сатанизм для интеллигенции» — книга такого же порядка. Она — не только рассадник невежества, но и источник негативных чувств по отношению к инакомыслящим, пример нехристианской озлобленности и стремления найти, наконец, снова врага для «подвижнического» уничтожения его, как это было в не столь далекие времена. И то, что эта книга лживая и клеветническая, не удивительно, ибо поиск врага там, где его нет, приводит к использованию подобных средств. Враг №1 — Рерихи — создан самим Кураевым. А поэтому сей «враг» — самое дорогое, что есть у диакона в жизни, и он, конечно, никогда с ним не расстанется. От чужого врага можно потерпеть поражение, от своего — никогда. Свой враг и потому свой, что запрограммирован самим создателем, подчинен ему во всех своих действиях и своим извечным поражением служит диакону средством для его, диакона, возвышения над остальной церковной братией. С таким врагом можно обращаться самым вольным образом и нисколько не смущаться корежить и переделывать его произведения, превращая их в фантом оригинала. Нужно при этом произвольно оперировать различными понятиями, не ограничивая себя никакими смыслами и устоявшимися определениями. Возьмем несколько примеров. Употребление понятия «христианство» без научного определения или в общем смысле было бы оправдано, если бы Кураев написал свой «Сатанизм» где-то в первые века нашей эры. Сейчас же, когда христианство прошло двухтысячелетний путь развития, когда в его пространстве существуют сложнейшие и противоречивые явления, само это слово не несет конкретно-исторического смысла. Правда, оно позволяет Кураеву разделить все население планеты на христиан и не христиан или хороших и плохих, достойных и недостойных. Не стоит повторять, что такой взгляд далек от исторического. Христианство как таковое представляет собой сложное историческое явление. В него входят: изначальное Учение, принесенное Великим Учителем Христом, затем религия, возникшая на основе этого Учения, Церковь, занимающаяся духовным водительством в земных условиях, и, наконец, конкретные конфессии, на которые эта религия разбилась в ходе исторического процесса. И когда мы говорим — христианство, мы должны понимать, что имеется в виду в каждом конкретном случае: Учение, религия, церковь или конфессия. И какая конфессия — православные христиане, лютеране, протестанты, католики и т.д. Тогда постановка вопроса обретет историческую основу, без которой ни одно явление духовно-культурной жизни существовать не может. У Кураева такой основы нет, и поэтому все разглагольствования о христианстве как таковом теряют свой смысл, свое время и пространство. Употребляя слово «христианство» без эпитетов или конкретных определений, можно подменять одно понятие другим: учение — церковью, конфессию — религией, религию — Учителем и т.д. и т.п. Что, собственно, диакон успешно и делает, приходя, естественно, к ложным выводам и вовлекая читателя в свои лукавые подмены и искажения. Поэтому кураевский «Сатанизм» наполнен перлами его размышлений, от которых берет оторопь. Некое учение, — размышляет диакон, — «может быть религиозным, но не превращаться в религию. Для трансформации религиозного учения в практику нужна постановка именно практической религиозной цели»35. Что собой представляет эта «практическая религиозная цель», боюсь, неизвестно даже самому диакону. Если что и имеет отношение к данной цели, то это Церковь, которая возникает лишь тогда, когда Учение обретает форму религии, со всеми присущими этой религии особенностями. Подобных алогичных построений в кураевском «Сатанизме» немало. Причиной этого является незнание автором исторических и эволюционных моментов в развитии того или иного религиозного движения. Избыток информации, собранной диаконом, ничего не меняет. Ведь ее надо осмыслить, но это удается лишь человеку, обладающему философским мышлением. Пока у диакона, несмотря на философское образование, ничего похожего не наблюдается. То мышление, которое он демонстрирует в «Сатанизме», сбивчивое, противоречивое, а временами и просто алогичное, скорее, относится к тому типу, о котором когда-то писал крупный русский философ и писатель Д.С.Мережковский в статье «Большевизм и человечество».
«Плоские борются, — отмечал Мережковский, — против глубоких, чтобы их истребить или сделать себе подобными. В этой борьбе на стороне плоских большие преимущества, ибо глубокие могут только медленно передвигаться, преодолевая разнообразные препятствия; глубокие поднимаются на вершины и падают в пропасти, но плоские маневрируют с поразительной легкостью, не встречая никаких препятствий на своем пути; они скользят по гладкой поверхности или ползут, подобно распластанным насекомым, они всюду проникают и проходят в любые щели. Слишком часто, увы, у глубоких бывают разногласия: ведь они не равны между собой и глубоко индивидуальны, они стремятся к свободе, между тем, как плоские едины в своей стадности в силу безличия и стремления к абсолютному равенству. Глубокие страдают и душевно, и физически, но плоские испытывают лишь неясные страдания, ибо им не дано постичь глубин души»36. И еще: «Главным преимуществом плоских над глубокими является ложь. Гладкая поверхность иногда представляется нам глубокой только потому, что она отражает глубину. Плоские пользуются этим оптическим обманом, чтобы в своих плоских зеркалах отражать неведомые им глубины искусства, науки, философии и даже религии»37. Идеологические структуры тоталитарного режима большевиков были рассадником этих плоских. Ибо только с помощью таких способов можно было укреплять режим и навязывать народу свои несостоятельные идеи. Плоскость мышления достаточно четко отражается в кураевском произведении во всем его богатстве. Различные культурно-исторические термины, которые диакон использует в своей «системе доказательств», в трактовке диакона становятся тоже плоскими и выглядят несколько по-иному, чем в осмыслении выдающихся философов. В результате такие понятия, как оккультизм и мистика, потеряли свою историческую диалектику и превратились в примитивный инструмент кураевских доказательств. Вся книга наполнена подобными примерами. Упоминая масонов в качестве сатанистов, Кураев считает, что они возникли в Новое время. На самом же деле мы встречаем организации масонов задолго до Новой истории и в XIII, и в XIV веках. Масонство было старое и новое. Старое уходило корнями в эпоху готического стиля, новые же стали формироваться лишь в XVII веке, но были связаны эволюционно со старыми и продолжали их традиции, которые закладывались каменщиками средневековья. Каменщики строили готические соборы, были культурны, имели связи с Востоком, откуда шли знания, впоследствии оплодотворившие европейскую философскую мысль и науку. Современное масонство утратило многое из духовного наследия своих предшественников и занялось более земными делами. Считать масонов сатанистами — значит поддерживать расхожий обывательский миф, созданный в целях, стоящих далеко от духовных интересов.
5. Кураев и Елена Петровна Блаватская
В «сатанисты» не дрогнувшей рукой записал диакон и нашу знаменитую соотечественницу Елену Петровну Блаватскую, чьи произведения оказали немалое влияние на формирование русской культуры и русской мысли в начале ХХ века. Выдающиеся представители этой культуры увлекались теософией, идеи которой положили начало новому мышлению Духовной революции России. Анализ теософии Блаватской, произведенный Кураевым, не выдерживает никакой критики. Читатель получает самое искаженное представление о Блаватской и ее произведениях. Не знаю, известно ли Кураеву, что в ХХ веке произведения Елены Петровны были запрещены в гитлеровской Германии и большевистской России. Диакону, перед тем как браться за теософию, стоило поразмышлять над этим фактом и подумать над тем, в какой «теплой компании» он, диакон, оказался. Блаватская явно мешала тоталитаризму во всех его формах. Видимо, глубина ее мышления и ее идей не устраивала плоских, к каким бы государствам они ни принадлежали. Кто бы мог подумать, что свобода мысли в России приведет к таким печальным последствиям и вновь выдвинет плоских на видные позиции? Вопрос, конечно, риторический. Тоталитарная идеология, в какой бы форме она ни существовала, не сдает так просто своих позиций. Хотелось бы, чтобы читатель это понял.
Весь пропитанный идеологией тоталитарного государства, ее методами, ее уровнем знаний, плоскостью ее мышления, диакон, действуя теперь от лица Церкви, стремится вновь завести читателя в дебри старых идеологических иллюзий и мифов, помешать ему открыть глаза на процессы, которые сейчас идут в российской мысли и философии, вновь запорошить его ум и сердце пылью старого, вульгарно-материалистического, социологического мышления.
Хочет или не хочет этого Кураев, к счастью, от него мало что зависит. Как говорил когда-то М.С.Горбачев — процесс пошел. И этот процесс сокращает, как шагреневую кожу, время Кураева и иже с ним.
В русскую философию, науку, искусство врывается сейчас целый поток нахождений эзотерики, опыт которой до нашего времени научно или не использовался совсем, или использовался крайне мало и осторожно. Великий русский ученый В.И.Вернадский писал еще в 1928 году: «Трудно сказать, удастся ли им (большевикам. — Л.Ш.) долгое время, оставаясь живыми, стоять на базе научных достижений старого времени при той коренной ломке, какой подвергается научная картина Космоса»38. Мы сейчас сами являемся свидетелями этой коренной ломки, которая происходит в острых столкновениях, борьбе и нешуточных сражениях в области научной и философской мысли. Плоские — временщики; глубокие же несут нам вечные ценности и непреходящие истины, расширяющие наше сознание, качественно меняющие наше мышление. И становится просто стыдно, что обскурантист, мракобес и невежда Кураев получил возможность печатать свою «продукцию» многотысячными тиражами. И это в конце ХХ и XXI веке!
Но вернемся к теософии, которая заложила первые камни в здание нового мышления и была предшественницей другой, более поздней философской системы, которая связана с творчеством Рерихов и называется Агни Йога, или Живая Этика.
Диакон утверждает, что средневековые герметисты и каббалисты были учителями Блаватской39. Это утверждение сопровождается рядом цитат, которые диакон искусно уводит от проверки. Ссылаясь на известный труд Блаватской «Разоблаченная Изида», он избегает ставить даты издания, довольствуясь лишь страницами. Известно, что в последнее время «Разоблаченная Изида» выходила, по крайней мере, раз десять в самых различных издательствах. Вот и ищите…
«Теософия, — заявляет Кураев, — рождена масонством»40. Затем взгляды Кураева меняются (как обычно у плоских), и он, забыв о масонах, пишет, что «теософия возникла на базе синтеза ламаизма, магии, каббалистики и пантеизма»41. Как говорится, и это неплохо. И тут же делает неожиданный выпад: теософия — религия, так как возникла на синтезе религий. Причисление магии и каббалистики к религиям оставляю на совести диакона. Путем таких передергиваний и подмен Кураев стремится очернить нашу знаменитую соотечественницу, а ее уникальные труды, где мы находим бездну эзотерических знаний, не только восточных, но и западных, голословно превратить в сатанинское, антихристианское наследие. Между тем «Тайная Доктрина» Блаватской содержит ряд научных предвидений. Еще в конце XIX века в ней сообщалось о грядущем расщеплении атома и появлении в связи с этим атомной энергии. В 50-е и 60-е годы ХХ века возник огромный спрос на эту книгу среди физиков многих стран. Я работала в это время в Индии в Мадрасском университете и регулярно посещала Адьяр, где находилась штаб-квартира теософского движения. Мне случалось беседовать с посещавшими Адьяр учеными, которые и раскрыли мне смысл многих научных сообщений, содержавшихся в «Тайной Доктрине» и в других трудах Е.П.Блаватской. Полагаю, что с развитием нашей фундаментальной науки эти сообщения постепенно будут превращаться в открытия, подтвержденные экспериментальными исследованиями.
Поэтому Блаватская и писала так много о науке, ибо пыталась убедить маловеров в истинности сообщаемой ею информации. В XIX веке уже было ясно, что ее информация соответствует ряду научных нахождений. В ХХ веке и физики, и астрономы, и геологи подтвердили информацию, содержащуюся в «Тайной Доктрине».
Как же все это выглядит в изложении диакона? «Это в прошлом веке, — пишет он, — наука казалась единственным мерилом и единственным идеалом, а потому теософы всячески подчеркивали свою “научность”, но сегодня уже ни философия, ни искусство, ни религия не стесняются того, что они вненаучны. И только теософы продолжают укутываться в обноски прошловекового позитивизма»42. Что бы это все значило? Как извилист и неожидан путь плоской мысли (если можно соединить эти понятия). Что такое «обноски позитивизма»? И какой позитивизм имеет в виду диакон, ибо последний прошел в своем развитии ряд этапов, противоречащих друг другу. И, наконец, «единственным мерилом» и «единственным идеалом» чего именно являлась наука? И что такое «научность», которую «подчеркивали» теософы? Вопросы, вопросы… Сначала диакон утверждает вненаучность теософии, потом превращает ее в религию, затем ругает за «научность» и, наконец, навешивает на нее «обноски позитивизма». И это не единственная запутанная и туманная «критика» теософии, пользоваться которой невозможно ни практически, ни теоретически. Самое интересное во всем этом — та словесная паутина, которую старательно плетет диакон. В XV веке в такую же паутину инквизиторы запутали Жанну д’Арк, освободительницу Франции, приписав ей то, в чем она не была повинна. В ХХ веке малый инквизитор пытается сделать то же самое с теософией. И так же, как и инквизитор Пьер Кошон, не простивший Жанне ее связь с Высшим, идущим помимо церкви, наш малый инквизитор делает стойку, когда встречает в теософии утверждения о существовании «миров незримых». «Но каков же исток этого учения? Вырастает ли оно из недр собственно человеческой культуры или вырастает из мира “надземного”?»43— спрашивает диакон. И это «или» не просто слово, это целая кураевская концепция, суть которой заключается в утверждении полной изоляции человеческой культуры от Высшего мира. Вот уж на ком подлинные «обноски позитивизма», так это на самом авторе «Сатанизма». Ибо человеческая история свидетельствует и религиозный опыт подтверждает, что плотная материя Земли находится в регулярном энергоинформационном обмене с Высшим, или инобытием. И любое земное явление, особенно культура, формируется в результате взаимодействия планеты с теми «незримыми мирами», которые так обеспокоили диакона. Даже наука подтверждает существование иного состояния материи, иного более высокого измерения. И это кураевское «или», отделяющее Землю от Космоса, со всем его энергетическим богатством, и есть тот «обносок позитивизма», который по праву принадлежит не уникальному мыслителю Блаватской, а самому диакону, плоскомыслящему.
Что же касается того, насколько диакон разбирается в новых тенденциях в науке и философии, приведу его высказывание в связи с этим. Правда, оно находится не в «Сатанизме», а в одной из его статей44. Прослышал ли он о заседании в Военном университете или был там сам, значения особого не имеет. На этом заседании, в котором участвовали крупные ученые в ранге академиков и докторов наук, был создан Институт ноокосмологии. Больше всего Кураева возмутило то, что по предмету обсуждения собравшиеся решили писать учебные пособия и выпускать фильмы. И диакон «выстрелил» по Военному университету. «Слухи о том, — заявил он, — что военные не прочь создать оккультно-магическое оружие, ходили давно. Теперь тайное стало явным». Что такое «оккультно-магическое оружие», так и осталось неизвестным ни военным, ни, полагаю, самому Кураеву.
6. Кураев против Рерихов
Диакон пользуется не только слухами, он время от времени допрашивает последователей враждебных ему философий. В данном случае речь идет о Живой Этике и рериховцах. В свое время из допросов церковная инквизиция добывала нужный ей материал для вынесения приговоров, считая, что эти опросы, допросы, а может быть, и доносы являются важнейшим источником для анализа происходящих событий. Используя подобный метод, диакон мог особенно себя не утруждать чтением самой Живой Этики, достаточно было задушевно побеседовать с «ребятами» и, может быть, даже почитать то, что они сами пишут по поводу допрашиваемого предмета. Опрос превзошел все ожидания. Каждого третьего можно было, если не отправить на костер, то зачислить в «сатанисты» определенно. Полагаю, что подобный опрос рядовых верующих по поводу тонкостей Православия принес бы такой же результат.
Отбросив в сторону то обстоятельство, что в рериховском движении, как и в любом другом культурном, политическом или духовном, участвуют самые разные люди, с далеко неодинаковым уровнем образования, сознания и интеллекта, Кураев принимал эти высказывания за нечто абсолютное, особенно те, которые соответствовали его, диакона, представлениям. Многие положения Кураева, которые мы встречаем в его «Сатанизме», имеют единственное доказательство — «рериховцы говорят», «рериховцы пишут», «рериховцы утверждают».
Оценивая такую «систему доказательств», хочу добавить, что всякие передергивания, подмены и прочая, и прочая, этих высказываний со стороны диакона не исключаются.
«Оккультное посвящение Николай Рерих, — пишет диакон, — получил от Генерального делегата “Великой Ложи Франции” Чеслава фон Чинского, который в 1911 году устраивал спиритические сеансы в доме художника»45. Единственным подтверждением этого не существовавшего никогда события служит ссылка на О.Шишкина, одиозного журналиста, который так же клевещет на Рериха, как и диакон. Принимать шишкинские заявления всерьез нельзя, ибо многие из них «подтверждены» только фальшивыми сносками на архивные документы.
Кураев также утверждает, что в текстах Живой Этики нет даже таких христианских слов, как Бог, благодать, грех, искупление, покаяние. И приводит данное утверждение в качестве доказательства, что эти «тексты рождены нехристианской духовностью»46. Если духовность нехристианская, то, по Кураеву, она — сатанинская. Отвлекаясь от странности кураевского течения мысли, могу сказать, что диакон солгал. Солгал «во имя свое», своей «системы доказательств». Вовлекшись в это неправедное дело, я подсчитала — «Бог» повторяется в текстах Живой Этики около 50 раз, «благодать» — около 30, «искупление» — около 20. Есть даже «грех» и другие слова из христианской лексики, которые, думаю, просто неизвестны Кураеву. Несмотря ни на что, Кураев берет вышеизложенные им доводы за доказательство, что Живая Этика — это «сатанинская религия».
Вместе с тем, стараясь застраховать себя от критики, он пишет: «Я не привожу ни одной придуманной цитаты, ни одного непроверенного факта. Если я толкую их иначе, чем хотелось бы теософам (имеются в виду исследователи Живой Этики. — Л.Ш.), так это мое право»47. «Право» Кураева на ложь мы уже проанализировали. Теперь посмотрим, что собой представляют его «толкования».
Упоминавшийся уже мною религиовед Александр Нежный дал этим «толкованиям» очень точную характеристику. Это — «умение принудить всякий факт к непотребному сожительству со своими тайными и явными замыслами»48. Давайте посмотрим, как это «сожительство» выглядит в диаконской идеологической практике. Первый же пример касается меня самой. Таких «касательств» в кураевской книге немало. «Л.Шапошникова, — пишет диакон, — сама так уточняет цель Агни Йоги: “достигнуть положения Космического Иерарха или Богочеловека”»49. Дается при этом сноска на мое предисловие к книге Е.И.Рерих «У порога Нового мира» (М., 1993. С. 8). Открываем книгу и читаем: «Именно на этой дистанции взаимодействия объекта и субъекта (эволюции — Л.Ш.) совершаются очень важные энергетические процессы, начиная от процесса совершенствования человека и кончая формированием его как сущности, влияющей на энергетику самой эволюции и стремящейся достигнуть положения Космического Иерарха или Богочеловека». В данном отрывке идет речь о цели Космической эволюции, которая, естественно, находит свое отражение в Живой Этике, но не является целью самого Учения в кураевском плоском понимании. Целью Учения является помочь овладеть человеку этическими нормами, помогающими ему продвигаться по лестнице Космической эволюции, пройти через энергетическое преображение и достигнуть того положения, о котором упомянул диакон с явной нотой осуждения. Если это выражение сатанизма, то тогда и Христа можно записать в эту команду, а заодно и великого русского философа В.С.Соловьева, который в конце XIX века прочел целый цикл лекций о богочеловечестве и положил этим начало новому мышлению в пространстве Духовной революции ХХ века. Пусть Кураев не пугается этого слова — богочеловек. В ближайшее тысячелетие (третье) ему такое преображение не грозит. Он уже прошел свое «преображение» из советского идеолога в диакона, и, как мы видим, ничего из этого хорошего не вышло.
Дальше больше. Исказив цель Живой Этики, он с инквизиторской ловкостью привлекает цитаты, не имеющие к делу никакого отношения, к «непотребному сожительству», как отметил А.Нежный, и заканчивает свою цепь рассуждений риторическим вопросом: «Установление связи с духами — это чисто культурная работа?» Все ясно — значит, рериховцы являются оккультистами в самом низком смысле этого слова. Но тем, кто соприкоснулся с текстами Живой Этики, известно, что подобная практика ею осуждалась.
А вот еще одно обвинение, результат все того же «непотребного сожительства». Приводя цитату из «Общины», где идет речь о бережном отношении к книге и необходимом ее качестве («Ложь в книгах должна быть преследуема как вид тяжкой клеветы. Занимать ложью место народных хранилищ — тяжкое преступление»), диакон не мог не вцепиться в это справедливое высказывание, явно почуяв в нем угрозу собственным книгам. Здесь же речь идет об ответственности в условиях свободы мысли и слова. Той ответственности, необходимость которой мы до сих пор никак не можем осознать. И поэтому Кураев трактует это положение так: «Сделать из “каждого гражданина” доносчика и цензора — это предложение Живой Этики “учитывало высшие достижения техники государственного тоталитаризма своей эпохи”»50. И еще: «У рериховского “Министерства правды” работы будет предостаточно, причем работы оперативной»51. Здесь мы имеем дело с еще большим «непотребством» — приписывать другим то, в чем выпачкался сам.
И когда несколько лет тому назад жгли в церковном дворе книги Н.К.Рериха, такие как «Нерушимое», «Держава Света», «Дозор», в которых ставились важнейшие вопросы нашей культуры, то это оказывается не было ни «цензурой», ни «Министерством правды», а являлось просто лишь повторением тех методов, когда сжигались в библиотечных дворах советского государства книги неугодных вам, господин Кураев, философов.
Костер, на котором люди в черных сутанах жгли книги Рерихов, показывали по телевизору. Хотелось бы верить, что это были последние «обноски тоталитаризма», но принимая во внимание ваши, отец диакон, усилия, не исключаешь возможности и какого-то начала, ведущего во мрак, прямиком к истинному сатанизму, или «обыкновенному фашизму».
Вы обвиняете Блаватскую и Рерихов в высказываниях «против религии» и опять лукавите. Они никогда не выступали против религии, ибо религиозный опыт ими признавался, религиозные учения также. Они считали эти учения важными вехами в эволюционном развитии человечества. Попробуйте, найдите у них тексты, говорящие об обратном. Что же касается самой церкви, то здесь дела обстоят посложней. Мы знаем, что за церковью стоят Варфоломеевская ночь, костры инквизиции, религиозные войны, уничтожение древних реликвий дохристианской духовной культуры, без которых сейчас трудно восстанавливать историю человечества, а также крестовые походы, жестокие гонения на староверов и многое другое, что известно нам из обычных учебников истории. Сами церковные иерархи были иногда не согласны с земными делами церкви и нелицеприятно критиковали ее политику, ее связи с государством и конформистскими структурами. Не однажды писано и о кризисе Православия. Значит, все те, кто пытался очистить христианское учение от земной грязи, восстановить первоначальную истину — тоже все сатанисты? Почитайте книги наших великих русских философов, к упоминанию о которых ваш «Сатанизм» даже не снизошел. Некоторые из них были тоже священнослужителями, но, к счастью, не такими как вы. Они смотрели правде в глаза и критиковали церковное Православие и делали это для того, чтобы очистить его от скверны. Вы же стараетесь любую критику такого рода превратить в сатанизм. В этом случае вы действуете, как наши бывшие идеологические вожди, которые каленым железом выжигали инакомыслие и любую разумную критику государственной политики клеймили роковым словом — «вражеская». Ну и что из всего этого получилось? Идеология государственная рухнула вместе с теми социально-экономическими отношениями, которые она насаждала. Оберегая церковь от любой критики, возводя ее в некий «абсолют», вы хотите показать свою фанатичную приверженность ей. Я не верю в вашу приверженность, диакон, но вижу вполне ясно, что вы и вам подобные не ведете Православную Церковь к истинному возрождению, хотя она в нем остро нуждается, а толкаете ее туда, где дымятся тлеющие обломки тоталитарного прошлого. Вот теперь и разбирайтесь — где сатанисты, а где высокодуховные люди, болеющие за свое отечество. Но в ваших интересах все поставить с ног на голову, и интересы эти сомнительны, подозрительны и, наконец, безответственны. Вы обвиняете Живую Этику в монополии на истину. Полагаю, это одна из причин, почему Живая Этика вам мешает. Вы подходите к этому вопросу плоско и прямолинейно, считая, что уж если кто и достоин монополии на истину, то это только церковь, и лучше всего Православная. Я не хочу углубляться в этот вопрос, а просто покажу, как диакон добывает для себя очередную истину. Свой домысел Кураев подкрепляет цитатой из книги Живой Этики «Иерархия». «Действительно, если к единому Свету один путь через Владыку, то лишь крайнее невежество дозволит разрушение этого единственного пути»52. На этом диакон цитату прерывает. Дальше идет продолжение: «Нужно поставить стремление к Высшему, как сущность жизни, и принять священное отношение к этому спасительному устремлению. Умаляя Иерарха, можно осудить себя и нанести вред многим близким — пора запомнить!»53Так о чем же, в конце концов, вся цитата? Да, конечно, об Истине, но не о монополии на нее, а совсем о другом. Об Истине Высшего в эволюционном пути, по которому человека ведет Иерарх, как вел человечество Христос, сказавший «Я есмь истина и путь». Но Христа распяли, потому что люди того времени не знали значения ведущего Иерарха, не знают они и до сих пор, даже священнослужители Церкви Христовой. И поэтому диакон в цитате усматривает монополию на истину со стороны авторов Живой Этики, а не стремление этих авторов напомнить о том единственном пути, на котором к Высшему ведет нас Иерарх, служитель этого Высшего, кем бы он ни был. Религиозный опыт человечества не может быть однажды полученным, застыть, превратиться в нечто «вечно живое». Таких явлений нет. «Вечно живое» учение выдумали тоталитарные идеологи СССР, приняли за вечную истину и стали насаждать всюду, где возможно.
Живая Этика свидетельствует о том, что религиозная мысль на основе религиозного опыта может и должна развиваться и выражать истину, согласно историческому времени, другими словами, другими понятиями. Но утверждая и исследуя такой феномен, Живая Этика как философская система не становится от этого религией или, хуже того, кураевским сатанизмом, которым диакон, скажу не преувеличивая, запугал пол-России, закрыв ей путь в пространство нового мышления, новых процессов, идущих в философской мысли.
Вместе с тем, Кураев делает наивную попытку не только отгородить себя от критики вообще, неизбежность которой он понимает, но ставит странные условия для восприятия им, диаконом, такой критики. «Обвинения в “выдергивании из контекста” и переиначивании смысла могут быть приняты лишь в том случае, если сам контекст понимается нами одинаково»54. Ну что можно сказать по этому поводу? Я не знаю и двух людей, которые бы понимали какой-либо текст одинаково. Беру на себя смелость обвинять диакона не только в «выдергивании из контекста» Живой Этики, но и в том, что диакон не понял текста Живой Этики вообще. Просто не смог, как я уже говорила, вместить ее в себя. Помешало сделать это не только состояние диаконского интеллекта, но и определенная заданность, которая завела его в дебри, очень далекие от поисков истины. Ему нужен был свой контекст, и он его творил сам по мере своих сил и умения. Поэтому требование Кураева — понимать текст, как он сам, ни один разумный человек принять не может. Посудите сами. Вот вырванная из контекста цитата из Живой Этики: «Казалось бы, навсегда покончено с двумя западными измышлениями — мистицизмом и метафизикой. Лаборатория, средне оборудованная, говорит достаточно о свойствах единой материи»55. И как вы думаете, диакон это трактует? «Последнее, очевидно, означает, — размышляет он, — что если Бога нельзя взять пинцетом и положить под микроскоп — значит, всякая речь о нем бессмысленна. А если при анатомировании трупа нельзя, не удается вырезать души, значит, ее и не было. Это пошлость, а отнюдь не синтез философии и науки»56. Это действительно пошлость, и не только пошлость, но и самое «непотребное сожительство» факта и его, Кураева, понимания, которое он самым беспардонным образом навязывает читателю. И при этом в этом «сожительстве» присутствует лишь кусок цитаты, ее первые две фразы. А ведь за ними идет еще текст: «Но как только люди выходят за пределы опыта прошлого дня, они начинают покрывать свою беспомощность неопределенными, пыльными названиями. Они восстают против метафизики и мистицизма, прикрывая этими пугалами все научные возможности грядущего дня»57. В целой этой цитате говорится не о Боге, не об унизительном его препарировании и, хуже того, не о поисках души в трупе, а совершенно о другом. О том, что прошлый опыт человечества был облечен в понятия, которые сейчас, при развитии науки, уже устарели. А устарев, превратились в пугала, которыми «прикрываются» «научные возможности грядущего дня». Иными словами, наука должна освободиться от этих старых понятий и определений и, используя ранее наработанный опыт, двигаться дальше, не боясь этих устаревших определений. Это все как раз о самом Кураеве, который пытается в действительности запугать архаическими терминами не только наивного читателя, но и ученых, приписав этим терминам «сатанинские» свойства. Вот почему он сократил эту цитату так, чтобы его, диакона, точная характеристика не попала на глаза читателю, который стал бы понимать контекст не так, как сам Кураев. Такой же лукавой ложью пользовались когда-то инквизиторы и партийные идеологи, стараясь доказать, что черное есть белое, а белое есть черное.
В вышецитируемом материале были затронуты и проблемы науки в связи с формированием новой системы познания, где в общем синтезе соединятся вненаучный и научный способы познания. Сама наука когда-то выросла из ненауки, из духовно-религиозного опыта. Потом оба течения разъединились, в силу исторической и эволюционной диалектики своего развития. Теперь наступил очень интересный момент, когда то и другое должно вновь объединиться в новой синтетической системе познания, куда войдут и религиозный опыт, и философия, и наука, и искусство. Так ставит вопрос Живая Этика. Кураев делает это совсем по-другому. «В том “всеобъемлющем синтезе”, который предлагает теософия (читай: Живая Этика. — Л.Ш.), предстоит быть искалеченными не только историческим религиям, но и науке. Рекламные заявления о том, что Живая Этика нашла способ соединить религию и науку, известны всем. Этот обретенный синтез подается как великое и необычайное достижение, ибо не менее охотно рериховцы заявляют о том, что “традиционная религия” вошла в неразрешимый конфликт с наукой. Но теперь выработаны и единый язык, и единая система миропонимания, которая является равно религиозной, и философской, и научной»58. Очень трудно сказать, чего в подобной постановке вопроса больше: непонимания, невежества, лжи или всего этого понемногу…
Читая кураевский «Сатанизм», я поняла, что слово «синтез» самое страшное для него. Всех, кто произносит такое слово, диакон сразу записывает в «сатанисты». Если Сатана является великой синтезирующей силой, по Кураеву, то кто же тогда был силой дифференцирующей? И что для эволюции человечества предпочтительней: синтез или дифференциация, объединение или разъединение? Мы знаем, что в космическом плане эти силы представляют собой два великих эволюционных противоположения.
Так что же такое синтез? Это слово часто употребляется в химии. Там его смысл заключается в том, что из нескольких различных веществ, которые взаимодействуют между собой в химической реакции, получают новое, с иным качеством вещество, непохожее на те, которые участвовали в реакции. Синтез культурный, научный или духовный подчиняется тем же природным законам. Если мы берем религиозный опыт, нахождения науки, достижения философской мысли и открытия художественной мысли, то все они, вступая во взаимодействия друг с другом, дают синтез, в котором растворяются части, его составляющие, давая качественно новую систему познания. Если представлять себе синтез, как это делает Кураев, разглагольствуя об искалеченных составных частях, то это не синтез, а механическое соединение. Что же касается подлинного синтеза, то он является важнейшим этапом в эволюционном развитии человечества. И Живая Этика, уверяю вас, никакого способа «соединить религию и науку» не нашла, ибо не искала. Она только обратила наше внимание на такой процесс, идущий в пространстве обитания земного человечества, и внесла ряд рекомендаций, как себя этому человечеству в подобном процессе вести, чтобы последний ускорить, и указывала на обстоятельства, этот процесс замедляющие.
От высказываний диакона больше всего пострадали сами рериховцы. «Рериховское движение в России, — пишет Кураев, — нелегальная религиозная секта оккультно-антихристианского характера. “Нелегальная”, потому что не регистрируется в качестве религиозной организации. Рериховские центры по всей стране регистрируются в качестве общественных, культурных, образовательных центров и тем самым получают возможность нарушать закон об отделении школы от церкви»59. К счастью, рериховские общества регистрирует не РПЦ, а Министерство юстиции и его органы, которые не считают, подобно Кураеву, что данные общества есть общества религиозные. И еще один перл: «Сектантский характер рериховского движения виден и из того, что ни одна из исторических конфессий России не приняла рериховского вероучения и не влилась в соответствующее движение. Рериховцы на деле не смогли объединить верующих людей, богословов, иерархов»60. Аргумент совершенно зубодробительный. Если, по утверждению Кураева, рериховские общества есть секта, то каким образом конфессии могли «влиться в соответствующее движение»? Мы знаем другие случаи, — когда конфессия вырастала из какого-либо сектантского движения. «Непотребное же сожительство» конфессии и секты исключается. Остается удивляться невежеству богослова, который до сих пор не понял, что такое секта, а что такое конфессия, а не понимая этого, пытается жонглировать подобными определениями, используя их в собственной «системе доказательств». Навязывать рериховскому движению цель — принять в себя конфессии и «объединить верующих людей, богословов, иерархов» — это верх непристойного бесстыдства диаконовского «мышления». Со всей ответственностью заявляю, что подобные цели никогда не стояли перед рериховским движением. «Рериховское учение, — развивает свою мысль диакон, — утверждает, что оно нашло способ объединения всех религий. Соответственно, любая дискуссия с рерихианством оказывается борьбой против веротерпимости и просто агрессивной выходкой»61. Это еще один непотребный пример диаконовского лукавства и стремления приписать критикуемому «противнику» свои мысли. Но посудите сами. Когда и где в «рериховском учении» (видимо, имеется в виду Живая Этика. — Л.Ш.) утверждалось, что оно, учение, «нашло способ объединения всех религий»? А если, согласно Кураеву, действительно нашло, то почему диакон замалчивает этот «способ»? Не говорит о нем, научно не критикует его? Очевидно, все потому, что никакого такого способа в Живой Этике не существует. В связи с этим хочется задать вопрос, почему именно Живая Этика вызвала у диакона такое отторжение, такой натиск, такую откровенную ненависть? Полагаю, что среди других причин есть одна, носящая, я бы сказала, личностный характер. Кураеву Живая Этика оказалась не по зубам, он не смог ее ни вместить, ни понять, ни найти для нее соответствующую «научную полочку». Ибо сама эта философия, само это учение обогнало свое время. Любое подлинно новое, чтобы продвинуть человечество, обгоняет свое время, и эволюция закладывает в это новое особую диалектику, рассчитанную на длительное время.
И то обстоятельство, что Кураев оказался не в состоянии понять, что же такое Живая Этика, о чем она говорит и свидетельствует, уязвило диакона лично, и он даже, если не ошибаюсь, в своем «Сатанизме» говорит о своей личной оскорбленности, именно оскорбленности, я хорошо запомнила это слово.
Самое уязвимое место в кураевской «критике» Живой Этики — это обвинение ее авторов в оккультизме и оккультной практике. Правда, Кураев так и не дает разъяснения, что он вкладывает в это понятие. В обвинениях подобного рода присутствует еще больше лжи и клеветы, чем в других сюжетах. И объяснить это можно. Ибо ни оккультизма, ни оккультной практики в Живой Этике нет. А раз нет, то необходимо различными ухищрениями ее создать. Святая инквизиция поступала так же. И ей кое-что удавалось. «И все же медитации на тему “Я — Бог”, — беспардонно заявляет Кураев, — не исчерпывают мистического содержания Агни Йоги»62. Где, я спрашиваю, изовравшийся диакон нашел в Живой Этике такую медитацию?
Кураев, лукаво рассчитывая на то, что читатель, из уважения к Церкви, не заподозрит священнослужителя ни во лжи, ни в клевете, спокойно и лжет, и клевещет, приписывая Живой Этике всякого рода оккультную практику и прочие подобные, с точки зрения диакона, грехи. Каждому разумному человеку, внимательно читавшему Живую Этику, известно, что авторы ее отвергают всякого рода «практики» и предлагают в качестве главного средства усовершенствования человека — труд, творчество и соблюдение этических норм. «Для того, чтобы понять, например, — настаивает Кураев, — теорию циклов О.Шпенглера или теорию пассионарности Л.Гумилева, достаточно просто посидеть над их книгами и не надо никакой “духовной практики”»63. Ну причем здесь Шпенглер и Гумилев, крупнейшие и глубокие ученые? Кстати, Лев Николаевич являлся учеником Юрия Николаевича Рериха, был знаком с Живой Этикой и ценил многие ее мысли. И если Кураев не может постичь идеи Живой Этики, то это связано с недостатками его мышления, а не с мифической «духовной практикой», которая, как он думает, стала между его христианской душой и пониманием философии Живой Этики. Как говорится, «неча на зеркало пенять…»
«“Учителя человечества”, — пишет далее диакон, — чуть ли не в очередь записываются для того, чтобы удостоиться чести беседы с Еленой Ивановной — “лучшие духи из астрала мечтают прибегнуть к Нашим рабочим Кельям”»64. Здесь, как говорится, первая фраза просто не соответствует второй и получается абсурд, который никакого отношения к Елене Ивановне Рерих не имеет, а связан полностью с «творчеством» самого диакона. В данном случае речь идет о связях Учителей с Тонким миром и его обитателями. Подобная информация проходит через всю историю человечества и несет в себе знание, необходимое в данный исторический период для формирования нового мышления не только ХХ века, но и третьего тысячелетия. Читая кураевский «Сатанизм», я заметила одну закономерность — то, чего диакон не может понять и усвоить, все относится им к «сатанизму». Ибо «сатанизм» — тот же ярлык, которым можно прикрыть любое невежество. «Околохристианское сладкоречие, — пишет наш ученый знаток, — оказалось случайно окроплено оккультным злоречием, или же “общечеловеческие ценности” использовались в качестве внешней присыпки, призванной до времени скрыть подлинный вкус предлагаемого “пиршества духа”»65. Лихо, но крайне туманно. Кажется, в философии подобных оценок еще не было. Но пусть читателя это не смущает. Причина подобных интеллектуальных выбросов диакона все одна и та же — озлобление против «твердого орешка», называемого Живой Этикой.
«В них (книгах Живой Этики. — Л.Ш.), — гневно выплевывает слова диакон, — нет смыслового, логического сюжета. Нет никакой эволюции мысли в пространстве одного тракта или даже пункта. Любой из сотен параграфов можно взять и перенести на полсотни страниц — не облегчит, не затруднит его восприятие. Здесь нельзя найти некий тезис, который, подвергаясь воздействию философской рефлексии, постепенно и логично раскрывает свое смысловое содержание. Ни один из философских методов размышления не используется здесь для анализа религиозного опыта человечества. В книгах Рерихов вообще нет доказательств: ни фактических, ни логических, ни диалектических. Труд доказательств заменен потоком напыщенных деклараций. Через многотомье “Живой Этики” просто течет поток “космического сознания”, который при всем своем воплощении не проявляет ни малейшего уважения к правилам философии, которые являются достаточно общими и для западной, и для индийской философских традиций»66. Здесь что ни фраза, то нетленный плод диаконовых «глубоких» умозаключений, его приверженности к «вечным ценностям», к «вечно живому учению», к твердым традициям и установкам, поступиться которыми он просто не может ни при каких обстоятельствах.
И поэтому он требует неуклонно соблюсти те «философские методы размышления» «для анализа религиозного опыта человечества», которыми он пользуется сам. Но, скажем прямо, мы уже знакомы с этими «методами» и отсутствие их в книгах Живой Этики является их достоинством. В данных книгах ценен не анализ, а наличие самого этого религиозного опыта и те возможности его использования, которые открывает сама Живая Этика. Что касается доказательств — фактических, логических, диалектических, то вся история человечества и его эволюции служит доказательством любому утверждению, выдвинутому в Учении. Кроме того, смею сказать, что там доказательств присутствует много больше, чем в «Сатанизме». Их только надо увидеть. Что же касается так называемой перестановки параграфов в книгах, якобы не влияющей ни на их смысл, ни на содержание, то этот процесс, извините за некоторую грубость, напоминает известную басню про мартышку и очки. Как бы мартышка ни переставляла эти очки, что бы она с ними ни делала, а лучше видеть не стала. Она просто не понимала, с чем имеет дело. Но то была мартышка, а здесь все-таки диакон… Но поскольку Кураев скрыл от публики, читающей его «Сатанизм», какие параграфы и в каких книгах он переставлял или, говоря словами Крылова, на какие места он их «нанизывал» и что из этого получилось, то, естественно, продолжать сей сюжет я лишена возможности. Я отмечу только, что каждый параграф Живой Этики — это целый комплекс проблем, который заставляет человека задуматься и осмыслить сказанное. Метод изложения даже в философии с течением времени может меняться, и это доказано самой историей философии и текстами многих выдающихся философов. Кураев в одном, безусловно, оказался прав. Живая Этика действительно есть поток космического сознания, из которого каждый, по своему земному сознанию, вылавливает или золотую рыбку, или рваный башмак.
Ну и, конечно, не обошлась такая проблема без автора этой статьи. «Итак, “философское учение” — ничтоже сумняшеся пишет диакон, — которое по рекомендации г-жи Шапошниковой я должен усмотреть в оккультной теософии, собирается “смести все системы философии”»67.
Я бы дорого дала, если бы приписываемая мне закавыченная фраза была бы где-то найдена. Но я могу не беспокоиться, данная фраза придумана полностью самим диаконом и несет на себе нестираемую печать его мыслей и выражений. Это он, диакон, «сметает» и срывает все, что ему, диакону, мешает. Так он сорвал вывешенное в Государственной Думе (по ее же решению) Знамя Мира. Он решает за нас чему быть, а чему не быть. Столь же категоричны его адепты и последователи.
7. Адепты и последователи
Среди них наиболее выдающейся является Н.В.Кривельская, юрист по специальности, сотрудник МВД по должности, бывший депутат Госдумы от ЛДПР, в помощниках которой долго ходил сам диакон. Ее книга «Секта: угроза и поиск защиты» (М., 1999 г.) являет собой образец чудовищного невежества, изощренных домыслов и беспардонной клеветы. Из какой темной щели ведомства МВД возникла эта дама, пожалуй, не имеет особого значения. Ее книга превзошла не только писания ее учителя, но и подобные произведения тоталитарной идеологии. Со всей большевистской прямотой она вскрыла, разоблачила и установила всю опасность для нашего общества Живой Этики, самих Рерихов, культуры Востока и особенно Знамени Мира. Ее книга не имеет себе подобных. Ни Дворкину, ни Воробьевскому с ней не сравняться ни в знании Живой Этики, ни в понимании рериховских идей, ни в постижении живописи Н.К.Рериха. Когда читаешь ее книгу, становится страшно прежде всего за Россию, чью судьбу решали и решают подобные депутаты Государственной Думы. Я хочу привести, чтобы не быть голословной, несколько высказываний, от которых начинает кружиться голова и малость поташнивает.
«Учение Е.Рерих (“Агни Йога”, “Живая Этика”) появилось на фоне глубокого духовного кризиса, охватившего российское общество в начале ХХ века и приведшего к дальнейшим “революционным потрясениям”»68. Известно, что первая книга Живой Этики — «Зов» вышла уже после революции в 1924 году, в Париже, и не имела никакого отношения к тому «духовному кризису», о котором упоминает слишком ученая дама. Дальше еще хуже: «Оно (Учение. — Л.Ш.) представляет картину мира, образованную из смеси элементов гностицизма, оккультно-мистических учений средневековья, понятий индуизма (йога, “карма”, вера в переселение души и т.д.) и невероятным образом извращенных представлений, заимствованных из христианства»69. Смею утверждать, что «картину мира, образованную из элементов гностицизма» и др. представляет сама Кривельская, которая, я уверена, не понимает ни что такое гностицизм, ни «оккультно-мистические учения средневековья», ни «понятия индуизма». Учителей и Иерархов Кривельская называет «промежуточными божествами», а Огонь, Дух, Абсолют и т.д. выступают, по ее словам, «объектом религиозного отношения»70. Честное слово, я впервые вижу такую абракадабру, напечатанную типографским способом. Сейчас я готова простить все заблуждения «инопланетянам», «тарелочникам», «вестникам из иных миров» и прочим сомнительным личностям, но такого, о чем пишет Кривельская, простить «хомо сапиенс» — «человеку разумному», нельзя. Сколько сотен тысяч лет совершенствовался этот вид, и вот теперь на тебе…
И еще один образец, на этот раз из области искусствоведения. Имейте в виду, что это отзыв не просто о картине, а о картине великого художника, признанного всем миром.
«В картинах Рериха, — пишет “искусствовед” из МВД, — отсутствует христианское настроение, радостное и тихий свет, то есть то, что может создать не теософ с извращенной мистикой, каковым является Рерих, а глубочайший мистик-христианин и чистый исповедник Христа. Например, изображение Преподобного Сергия, помещенное в книге Н.К.Рериха “Знамя Преподобного Сергия”, носит определенно кощунственный характер. Задний план, фон картины составляют “священные” для Рериха Гималайские горы, откуда воссияла “мировая всеобъемлющая религия теософия”. При взгляде на “Святого Сергия” нетрудно увидеть самого Рериха, в котором якобы “воплотился” Преподобный Сергий Радонежский»71.
Я уже не говорю об информационной нечистоплотности мадам Кривельской, приводящей ложные факты и высказывания, «подтверждение» которым она может частично найти только в книгах своего учителя, но разыгрывая из себя «чистую исповедницу Христа», она стремится оболгать даже содержание картины, о которой подлинными искусствоведами немало умного сказано и написано. Я сразу должна разочаровать мадам. На картине присутствуют не «священные для Рериха Гималайские горы», а гора Маковец, на которой и была построена Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Что касается того, что на картине изображен не Преподобный, а сам Рерих, до этого смог додуматься только не очень здоровый человек, с «извращенной мистикой», как пишет сама Кривельская. Ее рассуждения о «воплощениях» Николая Константиновича есть прямая и откровенная ложь. Ее знания христианства, «чистым исповедником» которого она себя считает, оставляют желать лучшего. Вот пример. «…Изображая “Святого Сергия”, — утверждает Кривельская, — Рерих не преминул на платке, вложенном в руки Сергия, по краю изобразить подобие каймы, а в середине каймы поместить масонский знак — три точки, которые символизируют собой якобы “Знамя Мира”»72. К сведению Кривельской — «масонский знак» присутствует не только на картине Рериха, но и на традиционных христианских иконах, где он изображен на епитрахилях русских святых и церковных иерархов. Для убедительности прилагаю репродукции семи икон (на самом деле их много больше). Таким образом, именно ей, Кривельской, принадлежит честь «открытия» среди православных святых и иерархов огромной группы скрытых и открытых масонов, плетущих уже какую сотню лет подлый «масонский заговор» в сердце самого русского Православия. Вот что значит быть «чистой исповедницей»! Или, может быть, это все тот же «теософский сатанизм», который ввел невинную голубку в сатанинское заблуждение? Оставляя читателю время для размышлений по этому поводу, хочу более подробно остановиться на самом «масонском знаке», который «символизирует собой якобы “Знамя Мира”».
Знак, приписанный Кривельской почему-то масонам (может быть, в честь особой симпатии), один из древнейших знаков на нашей планете. Он стихийно возник задолго до появления масонов, кураевых и кривельских. Мы находим его изображение в древних петроглифах, в буддийской иконописи, на готических соборах Европы, на русских православных иконах. Мусульманский Самарканд имеет его до сих пор на своем городском гербе. Есть научные работы, дающие представления о генезисе этого знака. В течение веков он знаменовал собой одну принципиальную особенность в эволюции человечества — троичное строение мироздания, в самом широком смысле этого слова. Я нарочно поставила два слова рядом — «троичное» и «строение», ибо у них один и тот же корень «тро», или «три». Иными словами, чтобы что-то создать или сотворить, надо нечто с-тро-ить, то есть найти три элемента, на которых бы держалось творимое явление. На этой троичности держатся мировые религии и духовные учения, в том числе и христианство. И сам Сергий Преподобный усилил Православие, когда ввел свое учение о Троице, знак которого, три круга, и запечатлен на картине Н.К.Рериха.
Пользуясь положением депутата Госдумы, Кривельская придала своим «открытиям» явно публичный характер, требуя немедленно снять «масонское» знамя в Государственной Думе. Но Дума не поддержала зарвавшегося депутата. Ибо три круга в большом означают еще и единство прошлого, настоящего и будущего в едином круге вечности. Известно, что подобное единство обеспечивает культурную преемственность и не позволяет невежеству, кто бы его ни олицетворял, существовать в пространстве этой культуры. Весь мир знает, что Рерих за несколько лет до второй мировой войны предложил свой Пакт защиты культурных ценностей во время военных действий и знак «Знамени Мира» символизировал этот Пакт. Ряд стран, в том числе и США, подписали Пакт. СССР этого не сделал, поскольку разные малые инквизиторы и юристы, подобные мадам из МВД, выступили против. В 1954 году наша страна все-таки подписала Гаагскую конвенцию, созданную на основе Пакта Рериха. К сведению Кривельской хочу сказать: не только в Госдуме находится Знамя Мира. Оно было вознесено космонавтами на орбиту космической станции «Мир» — и не однажды, оно путешествовало на американском космическом корабле «Шаттл», его подняли на самые высокие горные вершины мира на Тянь-Шане, на Памире, на Алтае, в Гималаях. Оно развевается на Северном полюсе и Южном, его несут наши отечественные путешественники. Мы можем увидеть это Знамя во многих городах мира — Москве и Нью-Йорке, в Гааге и Нью-Мехико, в Риге и Париже, везде, где существуют так ненавистные кураевым, кривельским, дворкиным и прочим культурные рериховские организации и музеи, несущие планете идеи Живой Этики, обогащающие и формирующие новое мышление третьего тысячелетия, утверждающие космическое мироощущение, идущее на смену старому социологическому, «вечно живому учению».
«А что такое философское наследие Рериха?» — спросил журналист А.Митрофанов Кривельскую.
«Это некий космический текст, продиктованный Блаватской Елене и Елене Рерих. Вот и все…»73Статья, в которой беседа с Кривельской была опубликована, называлась «Сор из избы пока не вынесли». Остроумно, господин Митрофанов, не правда ли? Ведь имелось в виду Знамя Мира!
В 1999 году одну из малых планет Солнечной системы назвали «Рерих», в честь всей семьи Рерихов. И если когда-нибудь нам удастся до нее добраться, там тоже будет водружено Знамя Мира, возвещающее о том, что земляне идут упорно по эволюционной лестнице Восхождения, неся с собой весь культурно-духовный опыт, связанный воедино прошлым, настоящим и будущим. Надеюсь, что именно к тому времени подзадержавшийся, по не ясным пока для меня причинам, вид «человека неразумного» все-таки вымрет.
8. Религия или философия?
Секта или культурная организация?
Так вот, является ли философская система Живой Этики религией, и не просто религией, а именно такой, которую в ней желают видеть Кураев и Кривельская? Именно сатанинской. Хотя должна предупредить сразу, что подобной религии еще не существовало в истории духовной культуры человечества. И, я уверена, существовать не будет. Ибо два эти понятия — «религия» и «сатанизм» — по своему смыслу несовместимы. Религия, или латинское religio — означает благовестие, набожность. Сатанизм, полагаю, такие качества отрицает. Нельзя же так сказать — «благочестивый сатанизм» или «сатанинское благочестие». Но для Кураева, прошедшего школу идеологического тоталитаризма, ничего невозможного нет. Его учителя также нередко совмещали несовместимое и, говорят, получалось неплохо… «Так является ли религиозным учение Агни Йоги? — вопрошает он. — Ответ на этот вопрос очевиден. Сама теософия выдает себя за синтез всех религиозных традиций человечества — как же при этом она сама не может быть религиозной? Если дом построен из бревен — очевидно, его следует назвать деревянным»74. Агни Йога, или Живая Этика — далеко не теософия. Да, теософия была ее предшественницей, но, возникнув в XIX веке, она несла на себе особенности своего исторического периода, которые не отвечали новым тенденциям ХХ века, нашедшим отражение в Живой Этике. Никто из тех, кто создавал теософию, не утверждал, что это религия. Да, теософия исследует синтез религий, но постановка проблемы и ее осуществление — это два разных, хотя и взаимосвязанных процесса. Синтез религий не обязательно превращается в религию, ибо речь здесь идет о новой системе познания, где религиозный опыт занимает свое важное место. Сравнение синтеза с деревянным домом крайне неудачно, ибо при постройке дома из отдельных деревянных бревен происходит механическое складывание отдельных частей в единое целое. При синтезе, а тем более духовно-культурном, происходит взаимопроникновение одних частей в другие, одних явлений — в другие, что и придает целой структуре иное качество. «Деревянный» аргумент в данном случае никак не подходит.
Можно, конечно, с большой натяжкой принять, что «религия, — как пишет Кураев, — характеризуется сочетанием трех характеристик — наличием религиозного учения; наличием религиозной практики (культа) и наличием религиозной организации»75. Сам диакон к этому делает весьма существенное добавление из статьи крупнейшего русского философа С.Н.Трубецкого: «Религия может быть определена как организованное поклонение Высшим силам»76. Философское учение Живой Этики ни в коей мере нельзя назвать религиозным, ибо в нем отсутствуют признаки религиозного учения. В нем также нет никакой культовой практики. Кураев, допросивший многих рериховцев, так и не смог в своем «Сатанизме» привести хотя бы один пример подобной практики. «Огненный опыт» Елены Ивановны Рерих, через который она прошла под руководством своих Учителей, к религиозной практике никакого отношения не имеет. Это был научный эксперимент, базировавшийся на энергетических особенностях самого эволюционного процесса. Его смогла вынести только личность с высочайшей духовностью, какой и являлась Елена Ивановна. Никем другим такая «религиозная практика» пока повторена быть не может. Интересующимся такими вопросами я бы посоветовала прочесть книгу самой Елены Ивановны77. Что же касается «религиозной организации», то можно сказать — в рериховском движении есть организации, но они имеют культурно-просветительский характер, что засвидетельствовано Министерством юстиции РФ и рядом юридических документов, в которых они отнесены к общественным организациям. Убедительно четкое и разумное определение религии, данное Сергеем Николаевичем Трубецким, ни в коей мере не может служить поддержкой кураевских домыслов. В Живой Этике существует не «организованное поклонение Высшим силам», а богатейший пласт информации, связанный с мирами иных состояний материи и более высоких измерений. По этому поводу у нас давно собираются научные конгрессы и конференции, издаются научные книги, которые, надеюсь, никому в голову не придет назвать религиозными.
Итак, согласно кураевской «системе доказательств» Живая Этика есть не что иное, как новая религия. И не только религия, а «деструктивная и тоталитарная» секта. Тут опять происходит неувязка. История свидетельствует, что религия возникает на основе секты, которая противостояла официальной церкви, а не наоборот. Но когда богослов преследует далеко не религиозные цели, а явно другие, то можно и доказательства выстраивать по-другому… А чтобы подмена в историческом процессе не стала явной, диакон поспешно заявляет, что только он и понимает, что есть секта и только ему принадлежит право толковать это слово78. Остальные — ни-ни. «Сектантской, в моем понимании, — не теряет времени диакон, — является любая религиозная деятельность, осуществляемая вне Церкви и в противостоянии ей»79. Значит, все мировые религии, которые начинались с сект и различного рода общин, теперь оказываются вне закона? Или диакон, объявивший крестовый поход против всех сект, боится, как бы из какой-нибудь из них не выскочила очередная мировая религия? Ведь можно же сделать такое предположение? И, боюсь, именно Живая Этика удостоилась чести подобного подозрения. И тогда понятно, почему Кураев, как древние римляне на христиан, выпустил на рериховцев своих «львов» — кривельских, дворкиных, воробьевских и прочая, прочая, прочая. Ну а теперь посмотрим, как новоявленный классик религиоведения определяет секту.
1. «Наличие “скрытых” учений или обрядов, которые религиозная группа не считает нужным публично раскрывать»80.
2. «Признаком секты является именно обман: когда на входе человек уверяется в одном, а в итоге ему преподносят нечто совсем другое»81.
3. «В секте есть система посвящений, при которой человеку, впервые соприкоснувшемуся с данной общиной, внушается нечто весьма отличное от того, что будет ему открыто после того, как он всецело погрузится в ее жизнь»82.
4. «Секта проводит четкую грань между рекламными заявлениями о самой себе, о своей духовности, терпимости, открытости современности — и теми вероучительными суждениями своей организации, от знакомства с которыми до поры, до времени она предпочитает уберегать широкую публику.<…>По этой тяге к маскировке безошибочно можно узнать секту»83.
Естественно, что данное определение применяется им, в первую очередь, к Живой Этике и рериховскому движению. Итак, признак №1. Ни «скрытых учений», ни тем более «скрытых обрядов» ни в учении Живой Этики, ни в обществах Рериха нет. Признак №2 — обман «на входе» в секту. К таковому просто нет необходимости прибегать, ибо все, что делается в рериховских обществах, известно всем и подтверждено регистрируемыми государственными органами документами. Может быть, Кураев нашел где-то воображаемый «обман» в самой Живой Этике? Оказывается этого нет.
Третий признак — мифическое «посвящение», во время которого человеку «внушается нечто весьма отличное от того, что будет ему открыто после того…» Формулировка восхищает своим интеллектуальным изяществом и глубоким смыслом, заложенным в нее ученым диаконом. Я должна сказать, и полагаю, что многие рериховцы и не-рериховцы подтвердят мои слова, что в культурных организациях, носящих имя Рериха, нет ни «от того», ни «после того». У самого диакона не хватило ни воображения, ни выдумки, чтобы придумать для рериховцев некое завлекательное или «от того» или «после того».
Четвертый признак — реклама своих высоких качеств и маскировка низких устремлений. Реклама обычно рассчитана на широкую публику, и уж если бы она была не только в воображении диакона, то об этом знали бы и другие. Что же касается тайного и сокрытого, требующего «маскировки», пока также никому и ничего не известно.
Несмотря на полное несовпадение кураевских признаков секты с культурной деятельностью Рериховских обществ, а также с положениями Живой Этики, диакон, закрыв глаза на противоречия в своей «логике», утверждает: «Рериховское движение является религиозным; оно практикует неевангельскую, нехристианскую религиозность, его духовный путь противоположен пути православному, пути церковно-христианскому. И, однако же, на этот путь рериховское движение пытается завлечь христиан. Поэтому оно и не может быть охарактеризовано богословом иначе как секта. Наставники рериховского движения и сами знают, что их путь — это путь антицерковный. Но это ведение, этот “гнозис” они не склонны выдавать “внешним”. Эту тайну можно изъяснить “посвященным”. Остальным же можно украшать органы слуха разными макаронными изделиями: дескать “синтез всех религий” и науки впридачу»84.
Я затруднила внимание читателя такой большой цитатой из Кураева, поскольку считаю ее уникальной в поле современного богословия. Это удивительный пример смешения понятий и формулировок, которыми диакон жонглирует как опытный циркач. Религиозность, учение, церковь — все свалено вместе, представляя собой кучу неразобранного материала. Хочу сказать, что религиозность и религия не одно и то же. Религиозность — это естественное чувство, которое живет изначально в самом человеке. Религиозность не может быть евангельской или неевангельской, исламской или неисламской, индуистской или неиндуистской. Религиозность — это явление изначального духовного плана, отличающего, в числе остальных признаков, человека от животного, и на основе которого впоследствии вырастают, согласно историческим условиям, конкретные религии, такие как язычество, шаманизм, христианство, ислам и др. Религиозность как талант — она есть или ее нет. Так же не существует явления, которое можно охарактеризовать как «православное» и вместе с тем «церковно-христианское». Ибо здесь смешаны такие понятия, как религия, конфессия и церковь, каждое из которых имеет свои особенности, определенные временем и пространством того региона, в котором они возникали. И можно ли в нашей теперешней культурно-духовной действительности говорить о каком-то «церковном пути»? Есть путь религиозный, есть путь конфессии, но по церковному пути может идти только священнослужитель.
Подобной «системой доказательств» и выводами Кураев обольстил Патриархию и с помощью всяческих своих писаний «повесил» на органы слуха церковных иерархов «макаронные изделия». В результате в Определении Архиерейского Собора 1994 и оказались среди деструктивных и тоталитарных сект философское учение Живой Этики, сами Рерихи и их последователи. В этом отношении Православный Собор оказался «впереди планеты всей». Ибо ни одна церковь мира, включая и зарубежную Православную, не додумалась до включения рериховского наследия и тех, кто его изучает, в число тоталитарных сект.
Летом 1995 года в Мюнхене я зашла в лютеранскую церковь, на витраже которой был изображен похожий на космонавта Христос, и разговорилась со священником. От вопросов лютеранского богословия мы перешли к обсуждению духовного состояния Германии и России. И, слово за слово, я упомянула о Рерихах и Определении Архиерейского Собора Православной церкви. Священник долго не мог понять, что имеется в виду, и стал извиняться, что английский язык у него не очень силен. Когда же выяснилось, что дело не в языке, и священник, наконец, понял, что то, о чем я говорила, существует в действительности, он в удивлении поднял брови:
— Вы действительно говорите правду?
Я подтвердила.
— Никак не могу понять такого, — сказал священник. — Я был в Нью-Йорке и посетил Музей Николая Рериха и могу с уверенностью сказать, что ни к какой церкви это отношения не имеет. А его картины, изображающие Христа, удивительно проникновенны и чисты. Помните, «Искушение Христа» или вот, — он сделал паузу, — забыл точное название. Там изображен Христос в пустыне. Просто удивительная картина. Рерих действительно великий художник и мыслитель.
9. Так кто же сатанист?
В кураевском «Сатанизме» временами встречаешь удивительные вещи. Например, крайне негативное отношение к духовной культуре Востока, как к «демонизму», и противопоставление ее христианству. Погруженный полностью в «заботы сегодняшнего дня» диакон, наверное, забыл, что само христианство возникло на Востоке, что пришло оно на Русь тоже с Востока (из Византии) и имеет ярко выраженные восточные корни. И если эти корни отсечь, что стремится сделать Кураев, то получится христианство не по Христу, а по Кураеву. И об этом достаточно явно свидетельствует его «Сатанизм». Отбросив в сторону то обстоятельство, что Восток — колыбель древнейших цивилизаций планеты, где возникли все основные духовные течения, все мировые религии, где находится тот духовно-культурный источник, который напитывал в течение тысячелетий культуру Запада, он стремится развлечь своего читателя пошлыми байками о Востоке, легендами, сочиненными им самим, и самой откровенной и ставшей уже скучной, примитивной ложью. Здесь, в этом сюжете, плоское кураевское мышление показало, на что оно способно. Информация о восточной культуре, которая была нам принесена Рерихами, сознательно или несознательно (в силу невежества) искажается диаконом до неузнаваемости. Легенды и мифы о заповедной стране Шамбале, где обитают Великие мудрецы и Учителя, подаются Кураевым так, что за пылью его лжи и клеветы исчезает та реальность, которая стоит за каждым мифом, за каждой легендой. Майтрейю, грядущего Будду (у нас ведь тоже есть грядущий Христос), он называет «обычным демоном»85.
Ничего не понимая в интереснейшей философии тантризма, в свое время возникшего в регионе Ирана и Индии, диакон изрекает:
«Именно в Тибете, в “Шамбале”, буддизм был воспринят в своей тантрической разновидности как практика ритуального контакта с силами тьмы»86. Последователи тантрического буддизма от этих строк, несомненно, получат шок, и интеллектуальный и сердечный. А тем более, диакон пишет о Шамбале как реально существующей стране, не делая никакой поправки на мифологию и духовные процессы, идущие в пространстве Космической эволюции человечества. Понятие «Шамбала» — сложнейшее и связывает нас не только с древнейшим слоем восточной мифологии, но и с инобытием, или мирами иного состояния материи, более высоких измерений, которые Кураев, я уверена, и называет «силами тьмы». Полагаю, ему так нравится. Почему? Я выскажу свои предположения несколько позже. А пока приведу слова великого русского философа В.С.Соловьева, на высказывания которого Кураев ссылается крайне редко, стараясь подменить Владимира Соловьева его братом, Всеволодом. И это понятно, Всеволод — кураевский близнец, оболгавший и оклеветавший Е.П.Блаватскую после ее смерти.
«Разделение между Востоком и Западом, — пишет Владимир Соловьев, — в смысле розни и антагонизма, взаимной вражды и ненависти — такого разделения не должно быть в христианстве, и если оно явилось, то это есть великий грех и великое бедствие»87. К этому мне больше нечего добавить.
Кураевский «Сатанизм» и другие его произведения, вне всякого сомнения, насаждают невежество и искаженные представления о реальных духовных тенденциях в культуре как таковой. И если сказать юридическим языком, они нарушают конституционное право наших граждан на правдивую информацию. С последним не считается, к сожалению, не только один Кураев. СМИ щедро предоставляют диакону страницы своих изданий. Российские чиновники, очарованные «знаниями» Кураева, принимают писания и высказывания диакона за истинную правду. Когда Дворкин с «ученым видом знатока» заносит в свой «учебник» сектоведения Живую Этику в разряд деструктивных сект, повторяя кураевские формулировки и характеристики, меня это беспокоит мало. Кто такой Дворкин? К государству отношения он не имеет, да и его роль приживальщика Патриархии вызывает у многих сомнения в его личности. Когда, например, пресс-секретарь Патриарха Кирилл, отвечая на наше письмо, где мы просим Алексия II не объявлять нас религиозной сектой, утверждает, что церковь не принимает энергетического мировоззрения Живой Этики (как когда-то не принимала, что Земля вертится), то это, в конечном счете, ее, Церкви, проблема. Но когда за Кураевым и церковными иерархами следуют государственные чиновники, то это уже наша проблема. Ибо государственные чиновники не дают себе труда заметить, что проводят совсем не государственную политику. Трудно сказать, осознают они или не осознают, что борьба Церкви против Рерихов и рериховского движения это не борьба против секты, которую услужливо придумал Кураев, а против чего-то другого. В данном случае против нового мышления, космического мироощущения и складывающегося в III тысячелетии энергетического мировоззрения, «которое, — по словам Кирилла, — Православная Церковь не принимает». Елена Ивановна Рерих сказала: «Со старым сознанием в Новый мир не войти». Вот теперь и судите сами, что в действительности происходит в пространстве философско-культурного наследия Рерихов. Судите и делайте свои заключения. И поддержка Определения Архиерейского Собора 1994 года ни к чему хорошему государство не приведет, а может лишь причинить вред нашей культуре и ее связям с мировым культурным наследием, поэтому государству в этом вопросе надо быть мудрым и осторожным. К сожалению, подобное еще не замечается.
120-летие нашего великого соотечественника Н.К.Рериха газета «Труд» отметила подборкой «Иерархия Света или страшная эклектика»88, в которой выделялась статья Кураева как главного знатока рериховских идей. Ничего особенно нового в статье не было, те же расхожие «истины», которые кочуют из публикации в публикацию диакона, та же озлобленность, то же стремление оболгать и унизить. Как говорится, весь «джентльменский набор». Привожу характерную цитату из упомянутой статьи: «Итак, — пишет он, — Министерство образования России, столь любящее Рерихов, должно рекомендовать учителям (видимо, согласно Живой Этике. — Л.Ш.) не меньше трех раз в день призывать детей поклоняться идолам и, не понимая слов, образовывать секту трясунов»89. Клевета злостная и преднамеренная. Но газета пускает ее в оборот, невесть чем при этом руководствуясь. Может быть, суммой, заплаченной за статью заказчиком, а, возможно, и нравственной глухотой, которая позволяет подобное публиковать на страницах когда-то уважаемой газеты под названием «Труд». Резкое падение нравов в России можно проследить по трем рериховским юбилеям. В 1974 году (столетие) газеты и журналы были наполнены статьями, высоко оценивающими вклад Рериха в нашу культуру, в 1984-м таких статей было меньше, но их качество оставалось достаточно высоким. В 1994 году (120 лет со дня рождения) появляются Определение Архиерейского Собора и трюкач Кураев с его ложью и клеветой. Есть личности в истории человечества, которые как зеркало отражают в себе и эпоху, и людей, в это время живущих. Николай Константинович Рерих относится именно к таким. Может быть, поэтому Кураеву хотелось бы вымазать и разбить это зеркало. Ибо страшно себя видеть в нем…
Кураева как представителя Церкви поддерживают не чиновники вообще, а совершенно определенные и конкретные. И среди них коллега мадам Кривельской полковник внутренней службы А.Хвыля-Олинтор, заместитель начальника Центра криминальной информации ГИЦ МВД России, кандидат юридических наук. Чувствуете, какой уровень? Центр криминальной информации МВД. И в эту информацию попадают Рерихи и Живая Этика. Хочется спросить, к какому криминалу они относятся? Даже в период расцвета тоталитаризма до этого не додумались. Полковник вслед за Кураевым повторяет главные измышления последнего, придавая им лишь внешнее «юридическое» оформление. Его статьи в популярно-правовом альманахе МВД России (№ 2—3, № 4, 1999 г.) достойны внимания наших подлинных религиоведов и всех тех, кому дорога культура России и ее выдающиеся деятели. Унтер Пришибеев из МВД ставит вопрос весьма круто: бескомпромиссная борьба до победного конца правоохранительных органов против сатанистов, замаскировавшихся под культурных деятелей. В связи с подобными угрозами, исходящими от официальных лиц, Александр Нежный пишет резко, но справедливо: «Губительный недостаток культуры в российском обществе, владеющие сознанием людей предрассудки и мифы, державные амбиции чиновников, близорукий расчет политических деятелей и обилие дураков — вот, с позволения сказать, тот навоз, благодаря которому у нас в России крепнет довольно-таки зловещий цветок государственной религии»90.
В апреле–мае 2000 года в Государственном областном художественном музее Иркутска проходила выставка картин Н.К.Рериха из коллекции МЦР. Директор музея Е.С.Зубрий запретила продажу во время выставки изданий МЦР. И потребовала, чтобы изобразительная продукция «отражала только тематику искусства и не содержала идеологию». Можно только поражаться невежеству этого «деятеля культуры». Ею же был запрещен и показ фильма о Музее имени Н.К.Рериха в Москве — «Приглашение в Музей». Самое интересное состоит в том, что незадолго до выставки фильм «Приглашение в Музей» демонстрировался по каналу Культура Центрального телевидения РФ. В официальном справочнике по иркутским общественным организациям Живая Этика и рериховское общество, без всяких на то оснований и вопреки регистрации общества государственными органами, занесены в религиозную секту. В Перми СМИ и стоящие за ними государственные структуры нападают на гимназию им. Дягилева, где хранится память о Рерихе и его наследии. Эти нападения, обращаю внимание, усиливаются, как только на горизонте появляется Кураев. Диакон действует нагло и открыто, подобно прежним идеологам, борцам за чистоту «вечно живого учения». И его «прессинг» на малообразованных и по большей части трусливых чиновников приносит желаемый результат. Александр Владимиров, написавший прекрасную книгу «В поисках Православия», отмечает, что государственные органы все чаще руководствуются «пособиями» Дворкина «при выдаче духовными организациями разрешений на публичную деятельность, при регистрации религиозных и общественных организаций и пр.»91.
В сближении государства и церкви в борьбе против инакомыслия заключен зловещий смысл. Когда-то, в 1937 году, использовалась универсальная «одежда». Она называлась «враг народа». По следу «одетого» шли «верные сыны партии и народа», а также профессионалы из органов Госбезопасности. Теперь «одежда» сменилась. Она называется «сатанинская религиозная секта». В нее уже обрядили Живую Этику и наших великих соотечественников Рерихов. Она очень напоминает балахон и колпак, которые надевали на еретиков, едущих на телеге к костру. Это было в Средние века, когда в Европе свирепствовала инквизиция. Ее дымная память кружит голову кураевым и прочим малым инквизиторам, ищущим себе применения и, подобно псам, бегущим за уходящим прошлым в безумной попытке удержать его и вернуть времена, которых мог бы устрашиться и сам сатана. И если госчиновники будут продолжать послушно следовать кураевским указаниям, то это может привести к самым бедственным для культуры результатам. И, боюсь, что дело не только в одном Кураеве. Архимандрит Марк, отвечая на очередное письмо МЦР (мы никак не достучимся до Его Святейшества), пишет, что Церковь «предлагает человеку путь религиозной и нравственной жизни, который один в полной мере способен помочь ему обрести Истину.
Ни одно другое религиозное или философское учение не воспринимается в Православии в качестве такого пути. Поэтому само представление о равенстве подобных учений уже противоречит духу Православия»92. В конце письма архимандрит Марк предлагает нам отказаться от своих взглядов, которые в его изложении выглядят следующим образом — элементы синкретизма, плюралистический подход к вопросу об истине и признание положительного значения за «нехристианскими мистическими практиками». Не останавливаясь на анализе ученым архимандритом взглядов Рерихов и рериховцев (который ниже критики и содержит явные следы «кураевщины»), я должна вспомнить исторические слова епископа Пьера Кошона во время суда над Жанной д’Арк: «Жанна, веришь ли ты в Церковь? Откажись от своих заблуждений». Подобно Кураеву, французский епископ по-своему сформулировал эти «заблуждения», что стоило, как мы знаем, спасительнице Франции жизни.
«Я хочу сказать, — пишет Александр Нежный, — что присущие миру и человеку противоречия разрешаются либо в мощном творческом акте — и это благо, либо в революции, что хуже чумы. Христианское преодоление есть, прежде всего, дело творчества, свободы и любви, и к нему ни малейшего отношения не должны иметь ни Государственная Дума с ее политическим своекорыстием, ни казенные ведомства с их пришибеевским стремлением немедля поделить всех и вся на белых и черных, своих и чужих, ни тем более современная инквизиция, в какие бы благородные одежды она ни рядилась»93. Сказанное в комментариях не нуждается. Вернемся к «герою» этой статьи. Следует отметить, что он так же далек от «христианского преодоления», как и чиновничество от уровня нравственного и ответственного сознания. Сближение, возможно, и свершится, но не в самом близком будущем. А сейчас мы имеем перед собой реального Кураева и его команду. И хотелось бы, изучая подобные типы нашего времени, прийти к каким-либо выводам или заключению. Что же за феномен, духовно-исторический, представляет собой диакон и его близкое и далекое окружение? На афишах, извещающих о выдаче диаконом народу очередных «откровений», он выглядит так: «Профессор Московского Свято-Тихоновского Богословского Института, преподаватель философского факультета МГУ, 37-летний диакон Андрей Кураев в настоящее время является едва ли не самым популярным богословом в Православии. Общий тираж его книг перевалил за 600 тысяч, что для современной духовной литературы является, пожалуй, рекордом. Наиболее известные из них — “Сатанизм для интеллигенции”, “Вызов экуменизма”, “Протестантам о Православии”. Не менее популярен отец Андрей и как лектор.<…>Лекции его действительно необычны. Трудно понять, кто перед тобой — философ и культуролог, с поразительной легкостью оперирующий сложнейшими богословскими категориями, или, напротив, — православный богослов, который в философских системах чувствует себя как дома»94.
Данную афишу можно назвать рекламой самого пошлого пошиба. Особенное внимание обращает на себя последняя фраза, где восхваляется «поразительная легкость», с которой Кураев оперирует «сложнейшими богословскими категориями», с чем нельзя не согласиться. Легкость действительно хлестаковская, местами переходящая в полную безответственность «оперирующего», который, как утверждает афиша, являясь православным богословом, «в философских системах чувствует себя как дома». Прочтя «Сатанизм», очень трудно понять, в каких именно философских системах Кураев «чувствует себя как дома». Мы, наверное, были не раз свидетелями того, как некто, влезший в чужое жилище, начинает себя чувствовать как дома. Мы также знаем, чем это кончалось…
То, что диакон является философом и богословом в одном лице, — утверждение его самого. «Нефилософскому сознанию, — пишет диакон, — невозможно доверить решение философских вопросов и привлечь его к разрешению философских дискуссий. Сознанию нерелигиозному невозможно поручить служение крайнего судии в противостоянии религиозных доктрин»95. Неужели Кураев полагает, что он обладает и «философским сознанием», и религиозным, вместе взятыми?
Боюсь, что за религиозное сознание он принимает нечто, что таковым не является. Я имею в виду подлинное религиозное сознание, а не сознание конфессиональное, или церковное, в котором есть немалые искажения.
Диакон забывает, а может быть, его «философское сознание» не позволяет это признать, что любое учение, данное через Провозвестника, может и должно быть развиваемо через людей, согласно историческим и культурным условиям, через которые эти люди и учение проходят. Остановка мысли, будь то религиозная, научная или философская, приводит ее к гибели. Христианскую мысль в России в начале ХХ века развивала целая плеяда великих и блестящих философов, таких как В.Соловьев, Н.Бердяев, Е. и С.Трубецкие, П.Флоренский, С.Булгаков и др. При становлении тоталитарной идеологии в стране многие из них, как известно, были выброшены из России, загублены и превращены в «лагерную пыль» государственной машиной. Среди множества литературы, на которую ссылается Кураев в своих «изысканиях», крайне редко, да и то не к месту, встречаются ссылки на работы философов русского Серебряного века. Между тем, эта философия имеет много общего с Живой Этикой, которую так яростно и так бездарно критикует диакон. Стараясь скомпрометировать и исказить Живую Этику, он вместе с тем, не осознавая этого, наносит существенный в глазах неосведомленного читателя урон и русской философии Серебряного века. Это уникальное явление в мировой философии было несомненной предтечей нового, космического мироощущения, складывающегося в пространстве Духовной революции, которая, продолжаясь до сих пор, набирает силу. И не потому ли диакон, интуитивно, а не сознательно, ощущая этот тревожащий его процесс, с утроенной силой и озлоблением набрасывается на наследие Рерихов, которое таит для него, диакона, неведомую, но вполне реальную опасность. Эту опасность можно обозначить как расширенное сознание, о котором Кураев слухом не слыхивал.
Живая Этика, принесенная нам Рерихами, так же как и русская философия Серебряного века, и научные идеи таких великих русских ученых, как В.И.Вернадский, К.Э.Циолковский, А.Л.Чижевский, указывает нам подлинные пути нашей эволюции к Новому миру, новому человеку, к новому мышлению. Последнее раскрывает перед взором человека всю беспредельность и сложность Космоса, его энергетические взаимодействия, его одухотворенные Высшие Силы. И все это Кураев оболгал, вымазал, осмеял. И к тому же нашел среди невежества и нравственной тьмы своих последователей, которые ринулись на все высокое и чистое, на все то, из чего слагается культура нашего будущего и без чего не состоится возрождение России.
Стараясь утвердить монополию на Истину, диакон, не жалея «живота своего», стремится убрать с дороги все мыслящее, все талантливое, все содействующее нашему эволюционному восхождению. Вместо возрождения, вместо новых этапов в развитии человечества, вместо Нового, более высокого в духовно-культурном отношении, мира он ведет нас в царство Великого Инквизитора, возможно более изощренное, нежели то, через которое мы уже прошли. Гениальный русский писатель Ф.М.Достоевский нас предупредил своей «Легендой». Хочу напомнить читателю очень существенную и важнейшую часть монолога Великого Инквизитора, произнесенного им перед Христом:
«И я ли скрою от тебя тайну нашу? Может быть, ты именно хочешь услышать из уст моих, слушай же: мы не с тобой, а с ним, вот наша тайна! Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад, как мы взяли от него то, что ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили себя лишь царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию. Но кто виноват? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось.<…>Мы и взяли меч Кесаря, взяв его, конечно, отвергли тебя и пошли за ним»96. Надеюсь, читатель догадался, кто стоит за выделенным местоимением? Да, конечно, это мифологический образ сатаны или дьявола, которым обозначено сложнейшее явление космической эволюции человечества. Христос ставил перед человечеством цель достигнуть Царства Небесного, он предложил царство земное. Христос открывал людям беспредельность Космоса, говорил о существовании иных миров, он закрыл от человека эту беспредельность, ограничив ее лишь планетой Земля. Христос указывал на высоту неба, без которого невозможна тропа эволюционного восхождения, он поворачивал внимание человека от неба к земле. Христос звал к объединению, к синтезу, к целостности, ибо был представителем того целостного мира и целостного сознания, которое еще человечеству предстояло достичь. Тот разделил мир на клеточки, на «полочки», на «своих» и «чужих», на тех, кто достоин жизни, а кто нет, и даже христианство — религию, которая возникла на учении Христа, — он сумел разделить на множество конфессий и призвал всяческих диаконов «к служению крайнего судии в противостоянии религиозных доктрин». Христос стремился к миру целостному, он превратил Землю в дифференцированное пространство, где каждая часть не дополняла другую, а противостояла ей. Вот такое устройство и востребовало Кураевых в качестве «крайних судей». Христос и он, Бог и дьявол, а между ними призрачная граница, расплывчатая и неясная, твердость и ясность которой определяется лишь нашим сознанием. Низкое сознание не замечает этой границы, высокое и расширенное ставит между этими понятиями непреодолимую преграду, где добро по одну сторону, а зло по другую, свет по одну, тьма по другую, высокое по одну, низкое по другую. Низкое сознание балансирует на тонком канате, натянутом между противоположными явлениями, срываясь чаще всего на сторону его, не умея отличить добро от зла или Свет от тьмы. Но есть и другой тип сознания, намеренно берущий его сторону, ибо там привлекательное земное царство и меч Кесаря. Священнослужитель, обладающий подобным сознанием, неизбежно отходит от Бога и служит тому, другому. Кураев есть ярчайший пример подобной метаморфозы. И поэтому, отойдя от Бога или, точнее, не приходя к нему и служа «тому, другому», такой «священнослужитель» неизбежно начинает порочить тех, чье знание может раскрыть его реальную сущность. Своей суетливой борьбой с «врагом» и его инакомыслием малый инквизитор старается прикрыть собственную духовную несостоятельность и интеллектуальную убогость. У инквизиторов вне зависимости от того, в каком стане они действуют, — в церковном ли или тотально-идеологическом, есть один общий прием: отождествлять себя как единицу с целой структурой, которой эта единица служит. Так, если в советское время вы в чем-то не сошлись с государственным или партийным чиновником, у вас с ним возникли разногласия или, более того, разгорелся конфликт, и вы, не дай Бог, публично выступили против него, это кончалось для вас самым плачевным образом. Вас обвиняли в оппозиции ко всей советской власти и ко всей партии. При Сталине это приводило к концлагерю или к расстрелу. После Сталина — к увольнению с работы, исключению из партии. И реже — к аресту. Во времена средневековья инквизитор, независимо от ранга, представлял собой карающий меч церкви и пользовался теми же «привилегиями», которыми владели позже чиновники тоталитарного государства. Их боялись, старались не вступать с ними ни в какие конфликты, и их слова и распоряжения, какими бы глупыми они ни были, принимались за веления государства и партии. Теперь к чиновникам отношение стало другим, но по-прежнему с ними стараются не спорить и принимать к исполнению их советы. То же самое и с Церковью. Диакон Кураев по-прежнему в представлении обывателя не только диакон, сам по себе, но как бы и сама Церковь. Поэтому многие, несогласные с диаконом, стараются говорить об этом шепотком да на ушко, а чтоб прямо и громко, так ни-ни. Кураев ведь теперь не просто Кураев, а Церковь. А последняя теперь в большом почете и выступить против диакона — значит выступить против Церкви и даже против самого Христа. А диакон, понимая хорошо все это, нагоняет страх на верующих и понуждает их именем Церкви следовать малограмотным его размышлениям да поддерживать нечистоплотные нападки на выдающихся наших соотечественников. Мы ведь, решают при этом доверчивые верующие, сами ничего не знаем об этих людях, не интересовались, не читали, не помним и не думаем о них. Вот диакон, спасибо ему, нас и выручил, просветил. «Просветить»-то «просветил», а вот что из этого вышло или еще выйдет — это уже другой вопрос.
Так давайте посмотрим, что же с диаконом происходит на самом деле. Обвиняя Рерихов и тех, кто следует за ними, во всех существующих и несуществующих грехах, Кураев сам оправдывает инквизицию и наиболее извращенные формы тоталитаризма. Средневековая «охота на ведьм», затеянная инквизицией, давно осуждена историей и людьми, так же как и крайние формы тоталитаризма. «Вообще чтение современной оккультной литературы, — пишет Кураев, — заставляет как-то иначе отнестись к инквизиции и “охоте на ведьм”. Пока люди не верят в ведьм, колдовство и порчу — охота на ведьм кажется несусветной дикостью, сугубо позорной для христиан, но если это всерьез? Если действительно возможно такое черное воздействие на человека, для которого ни расстояние, ни стены не являются преградой? И если действительно есть люди, готовые приносить самые страшные жертвы ради получения “черной благодати”? Людей Средневековья постоянно обвиняют в суевериях, но ведь эти “суеверия” они вычитали не в Библии и не в творениях Святых Отцов. Молва распространяла секреты, выползшие за пределы колдовских кухонь. Ведьмы сами уверяли, что их ничто не берет, что они в огне не горят и в воде не тонут, и что за некоторую плату они могут на любого порчу навести… Ведьмы убедили народ, а затем и иерархов в своей реальности и в своем могуществе — и последовал ответ, последовала реакция общественной самозащиты…»97Так, значит, инквизиция есть форма общественной защиты доверчивых и перепуганных церковных иерархов, которые твердо стояли на защите народных интересов от всякой «нечисти»? В те страшные времена инквизиторы, действовавшие по воле иерархов, этих невинных овечек, сжигали десятки, а возможно, и сотни тысяч «ведьм». Сжигали «во имя свое», своей монополии на истину, своего «вечно живого», своего страха перед теми, кто нес народу новые знания, расширяющие его сознание, кто стремился пробиться к нему сквозь плотную завесу его невежества. Неужели действительно можно подумать, как пытается нас убедить диакон, что инквизиция сжигала настоящих ведьм, а не оболганных ею же самой несчастных женщин и «еретиков», чтобы под их дымовой завесой расправиться с более серьезными врагами, такими как Жанна д’Арк, Джордано Бруно, Ян Гус и им подобные? «Ведьмы» и «еретики» были лишь средством церковной тактики, как во времена репрессий в СССР были таким же средством «враги народа». Чувствуете, как запахло смрадным дымом нечистоплотности и подмен от вышепроцитированных строк Кураева? Боюсь, что бывший аспирант от «вечно живого учения» даже не осознает, что делает, раздувая беспощадный огонь «во имя свое» на подмостках современности. Малый инквизитор, идущий по стопам Великого, теперь смело и с основанием может сказать самому Христу — «Я не с Тобою, а с ним». Вот тайна Кураева. Путь лжи и фанатизма привел диакона к «тому, другому», раздвоенное его сознание не заметило той тонкой границы, которая отделяла добро от зла, Свет от тьмы, Христа от «того, другого». Отсутствие у Кураева христианской любви к человеку, которая только одна дает нам возможность понять «брата своего», привело его на неправедный путь, по которому бежал вор и кричал: «Держите вора!», чтобы на него не пало обвинение. Сатанисты — Блаватская, Рерихи и их последователи, а диакон — чистый агнец. Но в реальности все наоборот. Сатанист тот, кто защищает инквизицию, кто готов начать «охоту на ведьм», кто закрывает человеку путь в беспредельность, стремясь ограничить его горизонт и скрыть от него мироздание и инобытие.
В 1999 году вышла, примечательная в этом отношении, книга кураевского последователя Ю.Воробьевского «Путь в Апокалипсис». Автор, уже нисколько не смущаясь, называет Жанну д’Арк ведьмой98. «Инквизиция видела в подобных людях ведьм и колдунов, — вторит он своему учителю. — Их тысячами сжигали на кострах. Не призываю к возрождению такой практики. Но то, что во времена “мрачного Средневековья” общество понимало и по мере сил контролировало жуткие инфернальные энергии<…>В отличие от наших “просвещенных” времен, когда откровенный сатанизм безнаказанно угрожает человечеству, в “мрачном” Средневековье существовала сила, стремившаяся не допустить утраты духовных ориентиров. Святая инквизиция! Ее костры порой весьма своевременно напоминали легкомысленному человеку об адском пламени»99. И еще: «Кстати, режим Гитлера “изгонял бесов” из социальной сферы не менее радикально. Среди первых за колючую проволоку отправились… и все возможные “маги”»100. Приехали! И дальше, как говорится, «ехать некуда». Мысли Воробьевского и размышления Кураева полностью совпадают. И тот и другой стараются реабилитировать инквизицию. Хочу напомнить читателю, чем кончается «Легенда» Ф.М.Достоевского. Великий Инквизитор, обращаясь к Христу, говорит: «Я воротился и примкнул к сонму тех, которые исправили подвиг твой. Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных. То, что я говорю тебе, сбудется, и царство наше созиждется. Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя»101. Более четко, чем сказано, трудно определить инквизицию. Достоевский, вскрыв ее глубинный смысл, ставит вопрос пророчески мудро и тем самым как бы освещает иногда плохо видимую границу между Христом и им, между христианством и антихристианством. Инквизиция как историческое явление есть тот критерий, который помогает определить, на чьей стороне оказался человек — на стороне Христа или на стороне его. Защищающий инквизицию, несомненно, находится на его стороне. По Воробьевскому вы видите, как легко человек соскальзывает от подобной защиты к реабилитации фашизма и его вождей, выплывших в нашу историю из мрака подлинного сатанизма. Можно ли Кураева считать христианином? Конечно, нет. Для того чтобы стать таковым, нужно обладать христианским сознанием, а это явление много шире, нежели просто чтение Библии, богословской литературы или ношение рясы. Мы знаем, что ряса прикрывала не однажды неправедные дела. И то, что Кураев не обратил жало своих ядовитых стрел на действительный сатанизм, а мы знаем, что такие культы существуют, и то страшное, что сейчас происходит в нашей стране, свидетельствует об этом. Обвинение Рерихов, великих людей, внесших огромный вклад в нашу художественную и духовную культуру, в сатанизме есть в действительности по сути своей сатанизм тех, кто пытается это обвинение представить борьбой против сатанизма. Использование же «системы доказательств» этого обвинения — лжи, клеветы, различных подмен, искажений смысла критикуемых публикаций, безответственности и невежества — все это элементы отнюдь не христианского мышления. Ну а каковы же цели Кураева? Известно, что средства должны соответствовать целям. Они и соответствуют. По «Сатанизму» диакона их уж не так трудно определить — превратить Православие в замкнутую секту, лишенную широких культурных связей; разъединить культуры Востока и Запада, приписав первой пресловутый «сатанизм», а заодно скрыв от широкой, не очень образованной публики, восточные корни самого Христа и его учения; перекрыть дорогу новому мышлению — космическому мироощущению и энергетическому мировоззрению; подменить духовное возрождение России царством Великого Инквизитора; умалив роль подлинной русской культуры, расширить область невежества и оплевать нарождающуюся новую систему познания; увести от научного познания инобытия, закрыв всяческими «акробатическими этюдами» дорогу к нему доверчивым и не очень образованным; и, наконец, превратить Живую Этику из философской системы нового мышления в «сатанизм» и, таким образом выведя ее из культурного оборота, уничтожить.
И средства и цели диакона до боли знакомы. Мы это уже проходили. Проходили и те, кто распинал Учителя на кресте, жег Великих мира сего на кострах, и те, которые при этом присутствовали. Неужели мы продолжаем оставаться толпой, не способной усваивать исторические уроки? О толпе как таковой даже Кураев не беспокоится. Поэтому он пишет свой «Сатанизм» для интеллигенции. Именно перед ней, интеллигенцией, и в этом Кураев не ошибся, стоит магистральный выбор — с Христом или с ним, с теми, кто двигал человечество по эволюционной лестнице восхождения, или с Кураевым и его командой, со Светом или тьмой, с Добром или злом. И расплывается, уходя в туман, граница, отделяющая одно от другого. Пока мы размышляем над выбором, диакон разводит костер для Елены Ивановны Рерих и Живой Этики, точно такой же, какой загорелся на площади перед замком в Руане под Жанной д’Арк несколько веков назад. И тогда епископ Пьер Кошон, вкупе с другими инквизиторами и церковными иерархами, из окна замка наблюдал за зрелищем, чтобы убедиться, что с этой «строптивой девкой» покончено. «Веришь ли ты в Церковь, Жанна?»
И все-таки не покончено, ибо с такими, как Жанна, покончить нельзя. Они остаются с нами вечно, переходя одна в другую и держа над собой знамя Космической эволюции. Покончить можно с инквизицией и малыми инквизиторами. Но на это уйдет немало времени, ибо пьеры кошоны, кураевы и иже с ними время от времени тенями станут подниматься из мрака и, ненадолго обретя плоть и кровь, будут жечь на костре Жанну д’Арк. «Жанна, веришь ли ты в Церковь?»

1. Мережковский Д. Жанна д’Арк. М., 1995. С.80
2. Мережковский Д. Жанна д’Арк. С.91
3. Там же. С.102
4. Советский энциклопедический словарь. М., 1988
5. Письма Е.И.Рерих. Рига, 1940. Т.1. С.273
6. Листы Сада Мории. Озарение. Часть вторая, VI, 1
7. Письма Елены Рерих. Т.1. С.300
8. Община (Рига), 192
9. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. М., 1958. Т.9. С.328
10. О Великом Инквизиторе. М., 1991. С.13
11. Там же. С.233
12. Там же. С.234
13. Религиозное сознание — имеется в виду сознание, возникающее в человеке на природном религиозном чувстве и не имеющее отношения ни к конкретной конфессии, ни к церкви
14. О Великом Инквизиторе. С.234
15. Алтайская правда. 1985. 20 апр
16. Там же
17. Литературная газета. 1986. 5 февр
18. Там же
19. Гангнус А. Демократия духа // Горизонт. 1988, №5
20. Правда. 1989. 18 нояб
21. Граждане мира. 1990, №4. Оккультная Россия.
22. Там же
23. Там же
24. Граждане мира. 1990, №4. Оккультная Россия
25. Иоанн Береславский. Тибетское око. б/д. С.22
26. Там же
27. Там же. С.23
28. Там же
29. Благовест. 1991, №5
30. Там же
31. Молодой коммунист. 1987, №9
32. Владимиров А. В поисках Православия. М., 2000. С.235
33. Цит. по: Владимиров А. В поисках Православия. С.85.
34. Владимиров А. В поисках Православия. С.226—227
35. Кураев А. Сатанизм для интеллигенции (в дальнейшем «Сатанизм»). М., 1997. Т.1. С.31
36. Независимая газета. 1993. 23 июня
37. Там же
38. Коммунист. 1988, №18. С.70
39. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.59
40. Там же. С.12.
41. Там же. С.25.
42. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.24.
43. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.25.
44. Кураев А. Под знаменем оккультизма // Сегодня. 1994. 19 нояб.
45. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.11.
46. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.18.
47. Там же. С.9.
48. Нежный А. Погружение во мрак //Знамя. 2000, №1.
49. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.32.
50. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.323.
51. Там же.
52. Иерархия, 57.
53. Там же.
54. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.8.
55. Община, 230.
56. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.58.
57. Община, 230.
58. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.74.
59. Труд, 1994. 13 окт.
60. Там же.
61. Кураев А. Сатанизм Т.1. С.46.
62. Кураев А. Сатанизм Т.1. С.37.
63. Кураев А. Сатанизм Т.1. С.34.
64. Там же. С.27.
65. Там же. С.7.
66. Кураев А. Сатанизм Т.1. С.29—30.
67. Кураев А. Сатанизм Т.1. С.38.
68. Кривельская Н.В. Секта: угроза и поиск защиты. М., 2000. С.107
69. Там же. С.108.
70. Там же. С.109.
71. Кривельская Н.В. Секта: угроза и поиск защиты. С.112.
72. Кривельская Н.В. Секта: угроза и поиск защиты. С.112.
73. Вечерняя Москва. 1998. 24 февр.
74. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.22.
75. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.21.
76. Там же. С.22.
77. Рерих Е.И. У порога Нового Мира. М., 1993, 1994.
78. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.70.
79. Там же.
80. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.71.
81. Там же.
82. Там же.
83. Там же. С.72.
84. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.72—73.
85. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.271.
86. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.283.
87. О Великом Инквизиторе. С.67.
88. Труд. 1994. 13 окт.
89. Труд. 1994. 13 окт.
90. Нежный А. Погружение во мрак // Знамя. 2000, №1. С.110.
91. Владимиров А. В поисках Православия. С.247.
92. Письмо секретарю Правления Международного Центра Рерихов И.В.Орловской от 31.10.2000 за №4342.
93. Нежный А. Погружение во мрак. С.134.
94. Афиша Кураева о его лекциях. 30 апреля и 1–2 мая 2001 г. в Виннице (Украина).
95. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.50.
96. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. М., 1958. С.323.
97. Кураев А. Сатанизм. Т.1. С.63.
98. Воробьевский Ю. Путь в Апокалипсис. 1999. С.121.
99. Там же. С.144.
100. Там же. С.145.
101. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. М., 1958. Т.9. С.327.