Чтобы правильно судить о вещах возвышенных
и великих, надо иметь такую же душу; в противном
случае мы припишем им собственные изъяны.
Мишель Монтень

Нельзя не заметить, что эти слова знаменитого французского философа становятся особенно актуальными в наши дни, когда все большее распространение получает практика выносить суждения о «вещах возвышенных и великих» при полном отсутствии серьезного о них представления. Этот, поистине, бич современности может наделать немало бед и даже взрастить целое поколение невежественных циников, если общественное мнение будет устраняться от активного отпора подобным суждениям.
В русле данной проблемы речь пойдет о книге, которая вышла в Москве в серии «Идущие в зазеркалье» и имеет весьма странное название – «Православие и теософское учение о карме, или Кармическая дьяволиада». Фигура автора этой книги столь же непроста, как и продукт его творчества. По типу матрешки она многослойна: внешний слой представлен одеждами служителя Церкви, следующий намечен принадлежностью к науке, а под всем этим сокрыт непримиримый идеологический борец с инакомыслием. Последнее, пожалуй, главное, что можно сказать о самом сочинителе, облекшем себя «миссией» по спасению «заблудших душ» от зазеркалья.
Однако, по существу дела и вопреки замыслу автора, читатель как раз именно этой книги получает своего рода «приглашение» побродить в зазеркалье – особом пространстве идей, до неузнаваемости искажающих реальность. Исходит же это приглашение от некоего иеромонаха Анатолия (Берестова), имеющего также степень доктора медицинских наук и должность профессора. Правда, с первых же страниц этой книги обнаружилась досадная для ее автора неувязка: оказалось, что ни к Православию, как духовному явлению, ни к науке данное сочинение не имеет никакого отношения. Тогда о чем оно и какую цель ставит перед собой его автор?
Собственно, с этого и начинается повествование: «Читателю предлагается наша новая книга, разоблачающая оккультизм в его “высшем” и новом проявлении – теософии, разработанной Е.Блаватской – Рерихами»1. (Далее, на последующих страницах, иеромонах уточняет, что «оккультизм – это область или вотчина дьявола»2). Все это Берестов окрестил «религиозно-мистическим мировоззрением». Однако, не слишком ли много несуразности в первых же предложениях, тем более для профессора? Достаточно широко известно, что Рерихи никогда не разрабатывали теософию и вообще теософами не являлись. Основателем Теософского общества выступила Елена Петровна Блаватская, крупный русский философ и образованнейший человек своего времени, но опять же теософию было бы просто неграмотно сводить к оккультизму. Кроме того, ни Николай Константинович, ни Елена Ивановна Рерихи к последнему не имели никакого отношения; все их творчество – научное, философское, художественное и литературное – всегда было широко открыто для изучения. Само же значение термина «оккультизм», как известно, происходит от латинского слова «occultus», имеющего значения – «тайный», «скрытый». Также есть трактовка оккультизма, согласно которой представления, находящиеся в его рамках, недоступны научному познанию. Существующий же ныне широкий интерес именно ученых к наследию Рерихов опровергает то невежественное манипулирование понятиями, которое демонстрирует Берестов в своем опусе.
Труды и вся деятельность Рерихов свидетельствуют, прежде всего, о том, что они были выдающимися учеными, мыслителями, внесшими огромный вклад в культурную сокровищницу человечества. В наши дни этот вклад отмечен многообразно: в многочисленных публикациях, статьях и монографиях современных ученых, в резолюциях целого ряда международных научных конференций, наконец, в факте присвоения имени «Рерих» одной из малых планет Солнечной системы3, что свидетельствует о большом международном признании их заслуг перед человечеством. Наследие Е.И. и Н.К. Рерихов в научном мире относят к тем уникальным разработкам, которые содержат основы нового космического мышления. В русле этого мышления в свое время работали такие крупные ученые, как К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский, П.А.Флоренский, выдвинувшие идеи, во многом созвучные тому, о чем писали в своих трудах Рерихи. Уже опубликованы подробные исследования, раскрывающие и это созвучие, и, в целом, особенности космического мышления, а также содержащие целый ряд научных разработок по продвижению идей философии реального Космоса, принесенной человечеству Рерихами. Их работы, в частности идеи философской системы Живой Этики, активно изучаются и используются в исследовательской работе специалистами многих научных направлений. Это факты, которые не требуют каких-либо специальных доказательств и которые не под силу опровергнуть Берестову. И не только ему.
Дело в том, что нечто, как говорится, до боли знакомое звучит в словах иеромонаха, и если задаться вопросом – с чьей же нивы «собирался урожай», то все начинает проясняться само собой. С первых же строк своего сочинения его автор находит опору в писаниях диакона А.Кураева, в частности, в его книге «Сатанизм для интеллигенции», которую Берестов окрестил «замечательной». Наверное, редко кто еще нанес столько вреда православной культуре, как этот одиозный диакон, в свое время развернувший активную борьбу с «ересями». (Все нечистоплотные методы Кураева уже неоднократно были разобраны, в том числе и религиозными деятелями.) Как видно, эта борьба еще не закончена, ибо у нее есть свои последователи: за «сатанизмом» Кураева последовала «дьяволиада» Берестова, а значит, обрели новую жизнь избитые штампы и безграмотные выводы, напоминающие инквизиционные приговоры.
Берестов как бы втягивает читателя в созданный им лабиринт многочисленных смысловых построений. Расчет сделан (как это обычно и водится в подобных сочинениях) на несведущего читателя, незнакомого с той литературой, которую иеромонах пытается придать критике. Берестов старается подходить к своему ремеслу основательно и начинает с космических законов, в частности с закона причинно-следственных связей. Схема одурачивания читателя здесь вполне прозрачна: берется какая-либо серьезная тема, без вдумчивого анализа втискивается в темные коридоры хитросплетений мысли автора (при этом то, что не вместилось – просто отбрасывается), а в конце делается однозначный вывод. Так и было сделано с вышеназванным законом. Это глава первая – «Космическая справедливость или любовь?», которая уместилась менее чем на двух (!) страницах.
Что же касается ссылок на критикуемую Берестовым литературу, то здесь он действует по собственному усмотрению. Например, в ряде случаев номера страниц не указываются, что лишает читателя возможности проверить ссылку, уточнить контекст или просто прочесть в первоисточнике больше по теме, которая его могла заинтересовать. Но, видимо, в понимании Берестова с фрагментами, так сказать, нежелательной для самостоятельного изучения литературы достаточно ознакомиться в его личной интерпретации. Действия иеромонаха нетрудно понять. Например, в конкретном случае ссылки на А.И.Клизовского (см. с. 4), Берестову невыгодно было бы указывать, откуда взята мысль, так как строки из работы упомянутого иеромонахом автора (что немаловажно, – в кавычки не взятые, между тем в данном случае это необходимо, так как далее следует анализ этого незакавыченного текста) предваряются избитым штампом: «согласно восточно-оккультному учению». Но, как известно, сам А.И.Клизовский не принадлежал ни к каким оккультным течениям и не писал книг и статей в подобном русле. Он был писателем и членом Латвийского общества Рериха – организации, занимавшейся широкой культурно-просветительской работой, в том числе в 1930-е гг. осуществлявшей публикацию книг Живой Этики.
В другом случае, где при ссылке на один из томов Живой Этики – «Иерархия» – не указана ни станица, ни номер параграфа, также просматривается причина таких действий автора. Речь идет о том, что одну часть приводимого Берестовым текста и предлагаемого читателю как единая цитата он берет из «Иерархии» (из п. 290), другую же часть – из письма Е.И.Рерих к А.И.Клизовскому4. Но, кроме того, иеромонах совсем не случайно оборвал фрагмент из данного письма: ведь то, о чем далее писала Е.И.Рерих, полностью опровергает берестовские «страшилки» о карме (законе причинно-следственных связей). Необходимо подчеркнуть, что закон кармы – необыкновенно сложное и многогранное явление, о чем писала Е.И.Рерих, в частности, отмечая, что надо достигнуть высокой степени своего развития, чтобы иметь способность проследить действия этого закона. Берестов же так не считает, ведь ему надо здесь и сейчас нанести удар по созданному им же образу врага, а для этого необходимы аргументы, и совсем не важно, правдивы они или нет. Иеромонах примитивизирует все до неузнаваемости, нагнетая, стараясь запугать читателя своей крайне искаженной трактовкой явления кармы. Его старания вызваны тем, что подобную трактовку он выдвигает как одну из главных опорных позиций своей книги. «Закон кармы, – утверждает Берестов, – это закон нравственного тупика»5.
Внимательное слежение за повествованием иеромонаха складывается не в его пользу. Кроме всего прочего, это касается и самого стиля изложения. Ведя на страницах своей «Дьяволиады», как пишет иеромонах, «диалог с Е.Блаватской»6, Берестов на приводимую цитату (ссылка на нее отсутствует), в которой речь идет о том, что свободная воля человека может создавать для него же определенные ограничения и которая заканчивается словами: «И все же он свободен. Он, создавший свое прошлое, которое держит в оковах настоящее, может работать и внутри созданной им же тюрьмы, чтобы обеспечить для себя свое свободное будущее», в формате своего «диалога» дает такой ответ: «Вот она – теософская СВОБОДА ВОЛИ! Тюремная камера, свобода внутри тюремной камеры: от койки до параши и от параши до койки»7. Как видно, в изложении своих мыслей иеромонах не отстает от авторов «песен из зоны», заполонивших современный радиоэфир. «О tempоra! O mores!»8, – наверное, сказал бы и сейчас великий Цицерон.
Один из методов иеромонаха состоит в произвольном создании аргументов, при котором совершенно необоснованно составляется текст и получившемуся придается выгодное автору значение. «Действительно, – пишет он, – люди чем дальше от Бога и веры и чем ближе к оккультизму (а последний в наше время буквально захлестывает всю страну и весь мир, и даже в Государственной Думе России висит рерихианский теософский флаг), тем становятся злее, отношения между ними усложняются и становятся более жестоки»9. «Рерихианским теософским флагом» Берестов окрестил Знамя Мира – охранный флаг культурного достояния человечества, предложенный Н.К.Рерихом международному сообществу вместе с проектом соответствующего Пакта накануне Второй мировой войны. По логике иеромонаха, не бескультурье есть враг, борьбе с которым Н.К.Рерих и Е.И.Рерих, по сути, посвятили жизнь, а само Знамя культуры, по мнению Берестова, имеющее отношение к оккультизму. Что же, согласно его позиции, есть оккультизм, – об этом уже говорилось в самом начале нашего анализа. Не упуская логику иеромонаха из внимания, приведем в отношении предложенного Н.К. Рерихом Знамени всего лишь три известных факта.
Во-первых, после обнародования проекта Пакта о защите культуры в 1930 г. во многих странах мира создаются различные объединения в его поддержку: Комитеты Пакта и Знамени Мира в Париже и Брюгге, в Англии, Германии, Болгарии, США, Колумбии, Южно-Африканском союзе, Японии. В маньчжурском городе Харбин был создан Русский комитет Пакта Рериха и Знамени Мира, почетным председателем которого стал архиепископ Камчатский и Петропавловский Нестор. Мысль Н.К.Рериха о правовой защите культурных ценностей поддержали выдающиеся деятели культуры, дальновидные политики, руководители государств, прогрессивные священнослужители: президент США Ф.Рузвельт, короли Югославии и Бельгии – Александр I и Альберт I, митрополит Платон, кардинал Бурн, архиепископ Иоанн, о. Г.Спасский, М.Шено, Р.Тагор, Р.Роллан, Б.Шоу, Т.Манн, А.Эйнштейн, Г.Уэллс и многие другие. Знамя Мира было освящено в капелле Святой Крови, древней святыне г. Брюгге. В 1935 г. международный договор «Об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников (Пакт Рериха)» был подписан двумя десятками государств.
Во-вторых, одной из важных особенностей того знака, который несет в себе Знамя Мира (три круга, заключенные в окружность), – это его глубокая древность и широкая распространенность в культурной истории многих стран и народов. Можно встретить этот знак и на многочисленных христианских святынях, а также других артефактах, относящихся к христианству: на иконе «Иисус Христос Пантократор» (VI в.); на клейме икон с изображениями Преп. Сергия и Преп. Кирилла (XVI в.); на изображениях Бориса и Глеба (XIV в.), Покрова (XV в.); на златнике и сребнике с изображением святого равноапостольного князя Киевского Владимира, крестившего Русь; на изображении Страсбургской Мадонны; на груди у Христа на картине Ханса Мемлинга «Христос и хор ангелов» (XV в.), на картинах других знаменитых художников, писавших Христа и Архангела Михаила и т.д.
И, в-третьих, преемственность по охране культурного наследия, идущая от Пакта Рериха, распространилась на целый ряд международных документов, например, на Гаагскую «Международную конвенцию о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта» (1954 г.), а также на другие конвенции и рекомендации ЮНЕСКО и другие акты. Все более осознавая первостепенную роль культуры, люди планеты поднимают Знамена Мира в разных точках Земли: в ООН, на Северном и Южном Полюсах планеты, на крупнейших горных вершинах мира в Гималаях, Андах, Кордильерах, Альпах, на Кавказе и Алтае.
В 1990 г. советскими космонавтами Знамя Мира было впервые поднято в космос на борт орбитального комплекса «Мир». Академик РАН, почетный член исполкома Международной лиги защиты Культуры Д.С.Лихачев отмечал: «Н.К.Рерих был подвижником культуры всемирного масштаба. Он поднял над планетой Знамя Мира, Знамя Культуры, тем самым указав человечеству восходящий путь совершенствования»10.
Неужели и эти факты, связанные со Знаменем Мира Н.К.Рериха, иеромонах, исходя из своих же слов, приведенных нами выше, отнесет к мировой экспансии оккультизма?
Одна из главных особенностей берестовской «Дьяволиады» – это создание образа врага. В этом реальные факты не могут оказать помощь иеромонаху. Поэтому, посредством предубежденного и крайне примитивного подхода к текстам первоисточников, он из страницы в страницу своего сочинения наворачивает целый ком невежественных комментариев. Кульминацией последних явились умозаключения иеромонаха относительно, как он сам пишет, некоторых вопросов «оккультно-теософского блаватско-рерихианского учения о Боге, или теогонии»11. Необходимо подчеркнуть, что таковое учение существует лишь в воображении иеромонаха, иными словами, оно родилось в его же рассуждениях и не имеет никакого отношения к наследию Е.П.Блаватской и Рерихов. Здесь же Берестов признается: «Вообще-то учение о Боге настолько запутанно и противоречиво, что нам придется его значительно упрощать, чтобы как-то понять в рамках не оккультного, а обычного языка»12. С «обычным языком» иеромонаха мы уже познакомились. «Упрощение» же по Берестову аналогично тому, как если бы, например, какой-либо текст на иностранном языке подвергся комментарию человеком, имеющим о данном языке очень приблизительное представление. Результат будет вполне определенным: возникнет совершенно иной по смыслу текст, связанный с первоисточником лишь на уровне отдельно взятых слов-понятий. То же самое можно наблюдать у Берестова, которому оказалось не под силу осмыслить сложную космогоническую символику «Тайной доктрины» Е.П.Блаватской.
Не утруждая себя настоящим исследовательским поиском, иеромонах находит предельно простой выход, состоящий в грубой «подгонке» неприемлемых для него идей под смысловое значение определенных штампов. Последние составлены в лучших традициях идеологической борьбы Церкви с ересями.
Мы опускаем примитивные комментарии Берестова сложнейших космических явлений, скажем лишь о том, что представления иеромонаха о Мироздании находятся на уровне средневеково-церковных догматов. Выступая против, согласно его терминологии, «обожествления космоса», он поясняет читателям: «Но что такое космос? Космический разум? Космос – творение Божие, и имеет поэтому только тварное, а не самобытное бытие, и живет он и развивается по законам Творца. Ничего от себя, как тварь, он не может привнести»13. Как мы видим, «только тварное» бытие Космоса, по Берестову, не предполагает рассмотрение Мироздания в принципиальной неотъемлемости от высшего принципа, пронизывающего все его структуры. Между тем, необходимо отметить, что современная наука постепенно выходит на те законы и эволюционные механизмы, которые свидетельствуют в пользу того, что Космос не есть нечто хаотичное и лишенное высшей целесообразности.
И эта высшая реальность Мироздания проявляется в таких кардинальных принципах, как разнообразие видов материи, единство, иерархичность и основанная на ней, а также других космических законах, упорядоченность Вселенной и т.д.
Заметим, что иеромонах в своей книге, несколькими страницами ранее приведенной выше цитаты, уже выступал против так называемого «обожествления материи» (и «материализации Духа») – «пантеизма, или всебожия», как пишет Берестов14, ввиду своего несогласия рассматривать дух и материю как единое, неразрывное целое.
Осталось лишь вспомнить, за что церковники века назад сожгли великого итальянского ученого и мыслителя Джордано Бруно. Одной из ключевых идей его философии (которая в наши дни именуется натуралистическим пантеизмом), не принятой Церковью, являлось именно всеприсутствие Высшего в Природе, что вело к пониманию материи как одухотворенного начала. По сути, дух и материя в его философии выступали как единое, неделимое целое. Нельзя не отметить и то, что уже в советский период эта же мысль Бруно о присутствии Высшего во всей бесконечной Вселенной также не была воспринята должным образом, а получила однобокую трактовку, в результате чего из итальянского мыслителя пытались сделать материалиста (речь идет о грубом понимании материи) и даже атеиста. Интересно то, что единство духа и материи в трактовке Берестова есть также «самый настоящий материализм»15.
Века назад Церковь заявляла о своей монополии на истину, жестоко расправляясь с теми, кто свидетельствовал о несостоятельности подобных заявлений. Именно поэтому в инквизиционных кострах гибли лучшие люди эпохи – Ян Гус, Жанна д’Арк, Дж. Бруно и многие другие. В наши дни костры невежества еще тлеют, усердно раздуваемые отдельными представителями Церкви. Причина, по которой они это делают, остается все той же. Но современные инквизиторы не учитывают одну особенность нашего времени: оно, это время, очень ускорилось. И если для оправдания Жанны д’Арк надо было, чтобы прошло четверть века, а для причисления ее к Лику святых – около пятисот лет; если для того, чтобы открыть секретные архивы инквизиции по делу Джордано Бруно, потребовалось около двух с половиной веков, то имя Рерихов уже должным образом вписано в лучшие страницы истории человечества. Поэтому любой клеветнический выпад или невежественное суждение в их адрес, а также в адрес всех тех, кто раздвигал горизонты познания, будут лишь «работать» против позволяющих себе подобные наветы. Тем более это касается служителей Церкви, отдельные представители которой и по сей день усиленно пытаются подкорректировать процесс познания. Самим Священным Писанием заповедано беспредельное совершенствование человека, выраженное в словах Христа, опиравшегося на древнюю заповедь «Я сказал: вы боги»16 и в Его же словах, произнесенных в Нагорной проповеди: «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»17. Кем же тогда заповеданы запреты на развитие знаний?