Т.О.Книжник

«Можно ли бывшее сделать не бывшим?» — этим вопросом не раз задавался Николай Константинович Рерих в своих публицистических очерках, задумываясь над попытками морально не обремененных лиц сокрыть в своих интересах исторические факты. Для него этот вопрос был вопросом риторическим — изменить историю в принципе невозможно. Ее можно только исказить, осветить в выгодном для себя свете или сокрыть до поры до времени. Однако для современных «последователей» Рериха, похоже, ничего невозможного не существует. Те, кто поумнее да поспособнее, — занимаются мифотворчеством, приспосабливая Учение под себя, большинство же внимает этим мифам в блаженной эйфории, так и не удосуживаясь включить свой разум и здоровое любопытство, чтобы проанализировать услышанное и прочитанное и сравнить его с первоисточниками, которые, к счастью, в наше время доступны всем — достаточно просто протянуть руку и взять книгу с полки. Но нет, даже это действие оказывается для них непосильным. Оттого-то и рождаются в пространстве Рериховского движения публикации, подобные той, что появилась в журнале с красивым названием «Вестник Ариаварты» (2002, № 1), претендующем на гордое звание международного. Речь идет о весьма любопытном интервью, взятом главным редактором журнала, петербуржцем В.А.Росовым, у директора Музея Николая Рериха в Нью-Йорке г-на Д.Энтина, которое называется «Поддерживать живой огонь».

Вероятно, в качестве хранителя этого огня интервьюируемый себя и видит. Но об этом чуть позже. Само же интервью при ближайшем с ним ознакомлении оказывается чудовищным скопищем разного рода небылиц и грубо искаженных исторических фактов. И не надо пугаться, что описываемые в нем события произошли уже в прошлом тысячелетии — все они документально зафиксированы, а многие их непосредственные очевидцы живут и здравствуют по сей день. Ибо точкой отсчета, или «зажжения огня», по Энтину, следует считать 1949 год. Именно тогда открылся восстановленный Музей Николая Рериха в Нью-Йорке (Манхеттен, 309 West, 107 Street), который «принял эстафету Учения Живой Этики и теперь является крупным культурным центром мирового значения»[1]. Свою главнейшую задачу этот центр видел в том, чтобы «поддерживать живой огонь для всего мира, включая, конечно, и Россию»[2].

Итак, миф №1. 1949 год... Елена Ивановна Рерих, принесшая миру Учение, находится еще в добром здравии и пока не собирается призывать к своему смертному одру наследников, дабы «передать им эстафету». Внешняя и тем более внутренняя жизнь Елены Рерих крайне насыщена, и если даже и ставить вопрос о поиске будущих преемников, то направление этих поисков совершенно очевидно — это Россия.

Впрочем, сама Елена Ивановна высказывалась на счет «лидирующей роли» Америки весьма определенно еще в 1936 году: «...Не следует считать американские Учреждения сердцем всей деятельности. Истинно, таким сердцем является наш Ашрам. Из него по всему миру протянуты нити, связующие многие ячейки, еще не соединенные между собою (так лучше). Н.К. — напитывает пространство своим творчеством. Многие сознания оплодотворяются и приносят свои чудесные плоды <...> В самой Америке творятся страшные вещи. Разложение нравственных устоев велико. Много тяжкого придется пережить стране, чтобы иметь возможность вступить в Новую Эру <...>. Конечно, пишу Вам все это доверительно. Америка не терпит критики, и нам нельзя делать новых врагов»[3]. Напомним, что в те годы, когда писались эти строки, во всем мире действовало около 100 (!) обществ и ячеек, носивших имя Н.К.Рериха и развивавших его идеи.

Да, действительно, уезжая в 1923 году из США, Рерихи оставили здесь активную, плодотворно работающую группу учеников и сотрудников, которая стала одним из центров основанного ими культурного движения, во всяком случае, до середины 1935 года, когда всему строительству был нанесен тяжелый удар. С помощью сфабрикованных документов и влиятельной поддержки члена Правительства Г.Э.Уоллеса трое предателей — Луис Хорш, его жена Нетти и г-жа Эстер Лихтман, не только отстранили от дел всех остальных попечителей Музея, но и захватили сотни ценнейших полотен Николая Константиновича. Суд, растянувшийся на несколько лет, принял решение в пользу грабителей, а общественное мнение безмолствовало. Несколько статей, появившихся в прессе, да десяток-другой личных сочувственных писем лишний раз доказали то, что слова и уверения в преданности Силам Света немногого стоят. «Тяжко осознавать, что Америка, в которую мы верили всем сердцем, — с грустью напишет Елена Ивановна в 1938 году, — выказала в отношении нас такую несправедливость»[4]. «Такое неслыханное злодеяние, проведение такого вандализма без всякого протеста со стороны общественного мнения невозможно было бы ни в одной европейской стране! Но это стало возможно в Америке, в стране, о которой Н.К. так прекрасно писал и так утверждал. Что же это значит? Именно, что огонь духа покинул страну, и только тени бродят или пляшут в судорогах, в безумии своем, не видя грозных предвестников бури. Именно, «страна избрала путь труднейший»! Как Сказано: «Благие Лучи отлетели от страны, и она предоставлена своей Карме»[5].

Вот что произошло с Музеем, основанным самим Н.К.Рерихом и его сотрудниками в 1923 году, но об этом участники беседы — Д.Энтин, В.Росов и А.Тульская — просто умалчивают. В небольшом вводном абзаце, предваряющем интервью, трагической судьбе Музея посвящены две строчки: «Время унесло его в прошлое. В 1930-х музей был закрыт»[6]. Что за этим стоит — непосвященному читателю догадаться трудно — то ли Великая Депрессия свела на нет старания музейных работников, то ли само здание развалилось вследствие ветхости. И далее, уже на прямой вопрос Росова, что же именно случилось с прежним музеем, Энтин отвечает так же лаконично и так же расплывчато: «Его просто украли. Вот и все. Украл тот, кто более заботился о материальных ценностях, чем о чем-то еще»[7]. Кто украл, как украл, почему украл? Как вообще можно украсть музей, являющийся, между прочим, согласно Декларации его Попечителей, собственностью американского народа? «Тот, Кто Более Заботился о Материальных Ценностях» звучит почти что как «Тот, Чье Имя Нельзя Называть» из популярной ныне серии о приключениях юного волшебника Гарри Поттера. Главный редактор «Вестника Ариаварты» В.А.Росов старательно это имя упускает, директор же нью-йоркского Музея ведет себя похрабрее, но зато имеет на предателя свою точку зрения. Постоянное упоминание Хорша — и устное, и письменное (в дневниках Зинаиды Фосдик) откровенно его раздражает. «Это было словно яд. Зина говорила об этом, Франсис Грант говорила об этом, Кэтрин и Инге говорили. Все, что случилось с Хоршем, так и осталось у них на душе. Так что Зина говорила об этом больше, чем о чем-либо другом. И, по-моему, это очень печально»[8]. Да, когда тебя после 15 лет напряженного труда выставляют за дверь твои же собственные друзья и сотрудники, лишив тебя и жилья, и работы, в которую ты вкладывал всю душу, цинично надсмеявшись над твоими идеалами, унизив и оклеветав твоих Учителей, — это действительно очень печально. И тому, кто пережил это «печальное событие», наверное, не так-то просто махнуть рукой и все забыть. Читая это интервью, трудно отделаться от мысли, что г-ну Энтину история собственного музея настолько непонятна и неприятна, что он просто не хочет тратить на нее время — недаром в его устах она звучит как конспект сказки. Жили-были, не тужили, затем прилетело чудище, и стало безобразничать, тогда пришел герой, чудище одолел, и всем опять стало хорошо, а кто старое помянет... Герой — это Зинаида Фосдик, «благодаря неутомимой энергии» которой музей обрел новую жизнь. Безусловно, в деле восстановления нью-йоркского Музея заслуги Зинаиды Фосдик огромны, никто этого не отрицает, но, позвольте, а как же Сам Учитель, как же Елена Ивановна Рерих и ее сыновья, как же другие американские сотрудники — Кэтрин Кэмпбелл и Балтазар Боллинг, которые купили на свои собственные деньги и здание для нового музея, и картины Н.К.Рериха, составившие его экспозицию (картины эти были пущены предателями с молотка). Неужели все эти люди не заслуживают даже упоминания?

Создается впечатление, что Энтину, как преемнику Зинаиды Фосдик, нужно во что бы то ни стало поднять ее роль в мировом Рериховском движении. Делается же это не слишком честным методом, а именно методом умаления других. Порой так и хочется воскликнуть — воистину, бумага все стерпит! Ибо на фоне героических заслуг Зинаиды Григорьевны сами Рерихи и даже их Учитель просто отодвигаются на второй план. Так, бесстрашная и решительная Елена Ивановна, всю жизнь исповедавшая принцип «с окровавленными ногами, но дойду», не только руководившая битвой с преступным трио из своего «Гималайского штаба», но и оказывавшая американским сотрудникам постоянную моральную поддержку (о чем свидетельствует каждое ее второе письмо в Америку второй половины 1930-х годов), после разрушения Музея выглядит... растерянной, терзаемой сомнениями и готовой сдаться на произвол судьбы. В отличие от мужественной и энергичной Зины. Интересно, что сказала бы сама Зинаида Григорьевна по поводу такой расстановки акцентов, прочитав, к примеру, следующий энтиновский пассаж: «Иногда я думаю о том, что было бы, если бы не Зина. Елену Ивановну Рерих очень шокировали все эти события. Она писала, что, возможно, Учение пришло в мир слишком рано, что ей следовало бы прекратить работу, неизвестно на сколько сотен лет, и затем вернуться, чтобы продолжить дело. Но Зина была уверена, что нужно бороться. И я не думаю, что все они, сотрудники Рерихов в Нью-Йорке, боролись бы с таким энтузиазмом, если бы не Зина, которая подгоняла их, убеждала, уговаривала — не сдаваться. Так что в некотором смысле, если бы не Зина, я не знаю, насколько продвинулось бы дело Учения. Те немногие книги, которые уже были опубликованы на тот момент, существовали бы, но не было никакой организации, чтобы поддержать работу. Трудно сказать, что было бы с Учением»[9]. Каково? Здесь американский господин явно перестарался. Следовало бы сформулировать эту мысль с точностью до наоборот: трудно сказать, что было бы с Зиной, если бы она не подошла к Учению. Потому что с самим Учением не произошло бы ровным счетом НИЧЕГО, даже если бы Зина Лихтман так и не познакомилась с Н.К. и Е.И. Рерихами 4 декабря 1920 года на открытии первой выставки картин Николая Константиновича в Соединенных Штатах. Нашлись бы другие люди и, да простит меня оплот мировой демократии, другие страны. «Учение не может быть умалено их непризнанием или возвеличено их признанием. Истина сама говорит за себя», — именно так говорила Елена Ивановна, когда сталкивалась с клеветниками, амбициозными или просто невежественными людьми.

Вот по поводу издательской деятельности американских сотрудников г-н директор говорит чистую правду. Хвастаться тут нечем. Вот как характеризует эту деятельность Елена Ивановна: «В Ам[ерике] при американских средствах за 16 лет издано на англ[ийском] яз[ыке] всего 4 книги Учения!!! Все русские, за исключением второй части «Л[истов] С[ада] М[ории]», издавались раньше на наши личные средства»[10]. Следует добавить: издавались в Париже, а затем в Риге. Зина же и ее муж Морис, по свидетельству, опять же, Елены Ивановны, «никогда никакого касания к издательству не имели и знание ими русского языка не безукоризненно, ибо еще в ранней юности они уехали из России и посейчас М.М.Лихтман нам всегда пишет по-английски»[11]. Франсис Грант, заботам которой, собственно, и было поручено издательство при нью-йоркском Музее, относилась к своим обязанностям с откровенным пренебрежением — за пятнадцать лет работы она так и не удосужилась выучить русский язык, и с грехом пополам выпустила только четыре книги, уровень которых оставлял желать лучшего. Кроме своей исключительной медлительности, она могла запросто потерять десяток-другой страниц или объединить начало одного параграфа с концом другого и т.д. В своих письмах Елена Ивановна с удивительным терпением просит ее выслать недостающие страницы корректуры по нескольку раз (!). В 1938 году, в самый разгар служебной тяжбы с Хоршами, пресс-служба и издательство при Музее Николая Рериха «Агни Йога Пресс» прекратили свою деятельность только потому, что Франсис не имела для этого времени — родственник устроил ее работать в какой-то журнал, где она зарабатывала неплохие деньги. Вот такое отношение к делу царило в «культурном центре мирового значения». А ведь именно книги, в первую очередь, могут познакомить людей и с Учением, и с научно-философским наследием семьи Рерихов.

Но и после 1949 года ситуация с изданием книг Учения у «принявших эстафету Живой Этики» складывалась далеко не лучшим образом. «Книг Учения нет в продаже! — писала Елена Ивановна в 1951 году Зине Фосдик. — Разве это не страшно? Учение уходит из страны! Никто не страшится этого. О, до чего люди слепы, и сколь легкомысленны даже самые лучшие люди!»[12] И год спустя: «Издание всех кн[иг] Учения настолько необходимо, что все остальное может быть отложено ради этой великой доверенной нам Работы. Мечтаю о времени, когда сотрудники проникнутся наконец осознанием великого значения такой неотложной работы! Где же рост сознания, где же любовь к Учению? Где же желание истинного Служения?»[13]

Конечно, с той поры прошло немало лет, и, к счастью, книги Учения были все же переведены на английский язык, перевели и издали двухтомник писем Елены Ивановны (опять же, стараниями совсем других людей — переводчиков Д.Гартнера и В.Дудко, спонсоров К.Кэмпбелл и Б.Боллинга), что, конечно, явилось важной вехой, но невольно возникает вопрос — какие именно книги на русском языке издавал музей, который поставил своей целью «поддерживать живой огонь в России»? А если таковые издавались, были ли они доступны на территории СССР в 1950-е — 1980-е годы? Какие другие действия, акции и мероприятия были предприняты его руководителями, чтобы этот огонь не погас? Конечно, двери Музея всегда были радушно открыты русскоязычным эмигрантам, а его прежний и нынешний директора вели избирательную переписку с гражданами СССР, но объем этих контактов ничтожен по российским масштабам... Ведь далеко не каждый мог посетить музей и погреться у огня, поддерживаемого его директором...

Ответы на эти вопросы существуют. Этот живой огонь не дали погасить совсем другие люди, жившие и творившие как в самой России, так и на территории бывших союзных республик, поставленные в такие тяжелейшие условия, которые изнеженный американец не увидит даже в самом страшном триллере. Так, еще в 1929 году было организовано Латвийское общество Рериха, которое взяло на себя издание и распространение книг Учения, трудов Н.К. и Е.И. Рерихов и Е.П.Блаватской и которое после предательства Хоршей стало главной опорой международного Рериховского движения. Его усилиями была проведена огромная работа по ратификации Пакта Рериха в Прибалтийских странах, созван Международный конгресс балтийских обществ, посвященный 50-летию творческой деятельности Н.К.Рериха. За несколько лет было издано около 50 книг (!) на средства самих членов, и среди этих изданий — такие важнейшие работы, как «Тайная Доктрина» Е.П.Блаватской в переводе Е.И.Рерих, двухтомник «Письма Елены Рерих», «Врата в Будущее» и «Нерушимое» Н.К.Рериха, большая красочная монография «Рерих» и, конечно же, Учение. В октябре 1937 года при Обществе был открыт Музей, экспозиция которого включала 45 картин Н.К.Рериха, 10 картин С.Н.Рериха, а также отдел прибалтийского искусства. Членами Латвийского общества были люди, самоотверженно преданные Учению, которые за свои убеждения поплатились годами лагерей, а то и самой жизнью. Это поэт и писатель Р.Я.Рудзитис, врачи Ф.Д. и Г.Ф.Лукины, писатели А.И.Клизовский и Е.А.Зильберсдорф, журналист Ф.А.Буцен, К.Вайчулянис, О. и Я.Мисинь, Е.Драудзинь.

В Эстонии жил и работал совершенно уникальный человек, лично знавший Ю.Н. и С.Н.Рерихов, который поставил изучение жизни и творчества семьи Рерихов на научную основу — Павел Федорович Беликов (1911—1982). Он собрал уникальный, крупнейший в Союзе архив по рериховской тематике, насчитывающий более 4000 единиц хранения, который долгие годы был источником знаний для искусствоведов, писателей и ученых. Сам Беликов не был дипломированным философом или искусствоведом, однако его труды ни в чем не уступали трудам остепененных ученых. Их печатали в серьезных научных изданиях, литературно-философских журналах, к ним обращаются и будут обращаться те, кто занимается исследованием рериховского наследия сегодня. Его труд «Рерих», изданный в 1972 г. в серии «Жизнь замечательных людей», и по сей день является первым наиболее полным исследованием жизни и творчества великого русского художника, ученого и философа. Его перу принадлежит первая библиография литературных произведений Н.К.Рериха, созданная при участии самого Николая Константиновича и его сыновей, а также замечательная исследовательская работа, рассказывающая о внутренней, сокровенной стороне жизни великого художника — «Рерих. Опыт духовной биографии». Его стараниями были изданы очерки Н.К.Рериха в периодических изданиях, таких, как «Октябрь», «Прометей» (1971), «Наш современник» (1967), «Контекст» (1974) и др., подготовлены книги «Из литературного наследия» (1974), «Избранное» (1979).

«Да не оскудеет рука дающего» — таким принципом руководствовался Беликов в своих отношениях с другими людьми. Он всегда бескорыстно делился материалами своего архива, пользуясь любой возможностью их обнародовать, порой отдавая другим уже готовые свои наработки, при этом скромно оставаясь в тени. Он рецензировал, редактировал и дорабатывал научные статьи, рукописи книг, диссертации, консультировал создателей фильмов. «...Дело Н.К. — это большое всенародное, даже общечеловеческое Дело, — объяснял он свою позицию. — Оно будет разрастаться. К нему примкнут многие учёные и научные институты. Нас не будет, а Истины, провозглашённые Н.К., победно будут завоёвывать всеобщее признание. Наша посильная помощь заключается не в претензиях на монополию, а в пробуждении инициативы и широкой помощи везде, где в ней имеется нужда». Его ответственности и огромного объема работы вполне хватило бы на целый коллектив, но судьба распорядилась так, что на этом посту он был один...

Все это делалось в нелегкое время торжества советской идеологии и преследования инакомыслия. Однако, несмотря ни на что, именно в эти годы в России состоялись мероприятия, посвященные юбилейным датам — 90-летию и 100-летию со дня рождения Н.К.Рериха (1964, 1974 годы), причем последнее событие праздновалось на государственном уровне; организованы первые Всесоюзные Рериховские чтения в Новосибирске в 1976 и 1979 годах; были сделаны первые шаги по организации Музея на Алтае; сформирована Комиссия по творческому наследию Н.К.Рериха.

Обширное эпистолярное наследие Павла Федоровича Беликова, — а он переписывался примерно с сорока корреспондентами только по «рериховской» тематике, — является ценнейшим историческим документом, отражающим историю Рериховского движения в России в 1960—1970-е годы. Эти письма только что были изданы, и они красноречиво свидетельствуют о том, что Рериховское движение в России развивалось совершенно независимо от могучей заокеанской державы, несмотря на то, что сам Беликов состоял в переписке и был лично знаком с Зинаидой Фосдик. Вовсе не американские благодетели поддерживали «рериховское подполье», к которому относились, между прочим, известный писатель и ученый И.А.Ефремов, академик Б.Л.Смирнов, индолог и писатель Л.В.Шапошникова, новосибирские ученые академик А.П.Окладников и Е.П.Маточкин, художники Б.А.Смирнов-Русецкий, В.Т.Черноволенко, И.Р.Рудзите, Л.Р.Цесюлевич, искусствоведы В.П.Князева, А.Д.Алехин, Г.Р.Рудзите, В.Я.Кашкалда, кинорежиссер Р.А.Григорьева, писатели А.П.Хейдок и Ю.В.Линник и многие другие — учителя, журналисты, инженеры, музейные работники, студенты. Все они изучали книги Учения, труды Рерихов, теософскую и эзотерическую литературу, перепечатывая на машинке или копируя иным способом драгоценные книги, рискуя быть уволенными с работы или исключенными из партии.

В 1959 году в Россию приезжает харбинский ученик Н.К. и Е.И.Рерихов Борис Николаевич Абрамов — разносторонне образованный и одаренный человек, которого необычайно высоко ценила Елена Ивановна, называя его своим духовным сыном. Внешне простой и скромный, Борис Николаевич не афишировал свои духовные достижения, а они были немалые. После себя он оставил уникальные записи «Грани Агни Йоги», которые помогают искателям лучше понять и освоить Мудрость, изложенную в книгах Живой Этики. Его ученики — Н.Д.Спирина, Б.А.Данилов, Н.А.Уранов — также проявили активную деятельность в популяризации творчества семьи Рерихов.

И, наконец, самое главное. Важнейшую роль в формировании Рериховского движения в России сыграли Юрий Николаевич и Святослав Николаевич Рерихи, чья деятельность на этом нелегком поприще сознательно замалчивается, а то и вовсе дискредитируется г-ном Энтиным. Это Учитель называл Святослава Николаевича «Махатмой Люмоу», указывая на его высокий Иерархический статус, а нынешний директор «старейшей в мире международной рериховской организации» в своей оценке великого художника, гуманиста и общественного деятеля, чье творчество ценится во всем мире, недалеко ушел от Хорша и его подружек, для которых Святослав Николаевич был всего лишь эксцентричным сыном знаменитых родителей, которому все давалось даром... Это по законам любой страны С.Н.Рерих является прямым наследником своих родителей, но «малый грамотей» не стесняется заявлять такие вещи, как: «Иногда он заявлял или передавал права, которых на самом деле не имел».

«Вчетвером мы составляли единое целое», — говорил Святослав Николаевич о своей великой семье. От того, что кто-то признает или не признает эту данность, она не меняется.

Итак, в августе 1957 года в Москву приехал Юрий Николаевич Рерих... Именно он, благодаря своему огромному духовному потенциалу, фактически инициировал Рериховское движение в России, о чем, наверное, и не подозревают многие современные его участники. Когда говорят о Юрии Николаевиче, то обычно упоминают тот факт, что он привез на Родину более 400 картин Н.К.Рериха и редкую коллекцию древних манускриптов. Но не только это и не столько это. Именно он привез нам Рерихов, наше ценнейшее национальное достояние, в корне изменив общественное мнение об этой выдающейся семье, которую с подачи правящих кругов считали белоэмигрантами и религиозными фанатиками. Именно Юрий Рерих сумел пробить стену бюрократических преград и организовать первую в СССР выставку картин Н.К.Рериха, которая имела огромный успех и прошла по разным городам страны.

Выставка открылась 12 апреля 1958 года в Москве. Полгода, предшествующие ее открытию, Ю.Н.Рерих выступал в Университете, Доме ученых и других культурных центрах столицы с рассказами о Николае Константиновиче и Елене Ивановне Рерихах, об их творчестве, отвечал на многочисленные вопросы слушателей. Выставка пользовалась потрясающим успехом. Срок ее существования неоднократно продлевали. Юрий Николаевич почти ежедневно присутствовал в залах, рассказывал о картинах, о Центрально-Азиатской экспедиции Н.К.Рериха, о жизни в Индии. После Москвы выставки были проведены в Риге, Ленинграде, Киеве, Тбилиси.

Одновременно с организацией выставок Юрий Николаевич ставит вопрос о создании Музея Николая Константиновича Рериха. Ведутся длительные переговоры, называются города, где будет музей и его филиал, в какие музеи передадут картины, привезенные из Индии в дар Советскому Союзу, но в результате персональный музей так и не был создан, а картины передали в Русский музей и Новосибирскую картинную галерею.

Осуществив организацию выставок картин Н.К.Рериха, Юрий Николаевич приступил к организации выставки брата — С.Н.Рериха. Она открылась 11 мая 1960 года в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, а спустя месяц заработала экспозиция в ленинградском Эрмитаже.

Начиная с 1970-х годов, выставки полотен С.Н.Рериха регулярно проходят по городам Советского Союза. Святослав Николаевич общается с посетителями непосредственно в выставочных залах, выступает перед огромными аудиториями в научно-культурных учреждениях, устанавливает важные контакты. Его принимают на правительственном уровне. Все это зафиксировано СМИ, тысячи людей присутствовали на этих встречах, все это уже свершившийся исторический факт. И все это теперь пытаются сделать не бывшим с молчаливого одобрения самих рериховцев!

И, наконец, с приходом М.С.Горбачева, общественно-политическая ситуация в стране резко меняется, и во второй половине 1980-х годов Рериховское движение в СССР «выходит из подполья». В 1989 году в Москве по инициативе Святослава Николаевича Рериха был создан Советский Фонд Рерихов (с 1991 года — Международный Центр Рерихов), Почетным президентом которого он остается до сих пор. В мае 1990 года, выполняя волю своих родителей, он передал Фонду богатейшее наследие своей семьи — предметы изобразительного и прикладного искусства, архив, библиотеку, личные вещи. Все это составило основу постоянной экспозиции общественного Центра-Музея им. Н.К.Рериха, впервые открывшего свои залы для посетителей 12 февраля 1993 года. Деятельность Центра-Музея им. Н.К.Рериха осуществляется в соответствии с концепцией его основателя — Святослава Николаевича Рериха — и всем она хорошо известна, в том числе и «хранителю духовного огня». Вот только, вопреки его голословным утверждениям, в этом Центре не бегают за посетителями и не хватают их за горло, чтобы рассказать им об Агни Йоге. Это еще один миф, равно как и страшилки про Ватикан № 2 и Цитадель Зла с ее ужасными обитателями.

Итак, кого же слушают, открыв рот, «борцы» за дело Учения, анонимные завсегдатаи интернет-форумов, кляузники, сплетники и клеветники разного калибра? Какие уроки им может преподать человек, не знающий и не желающий знать историю собственного музея и мирового Рериховского движения, до неузнаваемости искажающий основы Учения и мысли, высказанные Рерихами, человек, чье невежество и самоуверенность дружно идут рука об руку? Его «откровения», которыми он щедро делится с потенциальными читателями интервью, настолько поверхностны и сумбурны, а само мышление — настолько спутано, что остается только удивляться, как такое вообще могло быть опубликовано, и опубликовано человеком с ученой степенью — самим Росовым?

«Я не знаю, что такое духовный человек», — признается «лидер» мирового Рериховского движения, глава музея — культурного учреждения, рассказывая о своей первой встрече с Зинаидой Фосдик. Это все равно, что сказать — я не знаю, где свет, а где —тьма, где правда, а где — ложь, что можно делать, а что — нельзя. Но не будем экзаменовать Энтина на предмет распознавания агнцев и козлищ — мы все ошибаемся в людях, — обратим внимание на то, что он постоянно противоречит сам себе. Так, когда он вспоминает о своем суфийском учителе Пир Вилайяте, оказывается, что некие критерии распознавания духовности для него все-таки существуют: «Когда истинный учитель начинает говорить, вы просто слышите Истину, слышите Мудрость, и вы не видите ничего, чему вы могли бы доверять. Никакого эго... Пир Вилайят казался полностью лишенным «я», необыкновенно мудрым, все, что он говорил, очень вдохновляло. Этого достаточно, на мой взгляд»[14]. — Чем не характеристика духовного человека? А вот Зина Фосдик этим критериям явно не удовлетворяет. «Я слышал — в самый первый день, когда пришел сюда, — как Зина сетовала на людей, жаловалась, она все время говорила о Хорше и том «деле» — это как-то не показалось мне духовным»[15].

Характерно, что его первое впечатление (а первое впечатление считается самым верным, истинным) от посещения музея и встречи с Фосдик, было, по его собственным словам, «не очень хорошим». Так, сам Музей (содержащий полотна великого мастера, которые не только являются бесценными произведениями искусства, но и несут в себе сокровенную связь с Высшим Миром. — Т.К.) показался ему обыденным, а его директор — лишенным душевного мира и внутреннего покоя человеком, который все время на что-то жаловался и всех осуждал. Энтин вспоминает свой первый день в Музее, посмеиваясь. Но, между тем, ничего смешного здесь нет. Помните слова Елены Ивановны: «Оккультные законы точны, и сродство, или соответствие, есть основа их. Потому тончайшее может быть воспринято только тончайшим, и высокое только высоким»[16]?

Впрочем, похоже, что неприязнь двух директоров была взаимной — Зина месяцами избегает разговоров с новым посетителем, предлагая ему убрать мусор или поменять лампочки... И только спустя годы, когда силы уже оставляют ее, Энтин допускается к корреспонденции, но даже тогда ему приходится довольствоваться тем, что писалось другим людям, а не говорилось в личных беседах. Вот и думай, то ли Энтин — нерадивый ученик, чью голову вопросы в принципе не посещают, то ли Фосдик просто не считает нужным тратить на него свое время и силы. Но действительно ли он стремится расширить свои познания? Обратите внимание, что на такой, в общем-то предсказуемый, вопрос Росова, как «что рассказывала Зина о своих встречах с Еленой Ивановной и Николаем Константиновичем», Энтин... затрудняется ответить (!). «Я как-то не мог прийти к ней и попросить: расскажите мне о своих встречах с Рерихами. Это слишком большой вопрос»[17]. За 13 лет общения с такой неординарной личностью, как З.Г.Фосдик (Энтин впервые переступил порог Музея в 1970 году), ее будущий преемник ни разу не удосужился задать вопрос, который любой человек, проявляющий искренний интерес к жизни Рерихов, задаст в первый же день знакомства! Не кажется ли это странным? Только что нам рассказывали о том, что причина расставания Энтина с Вилайятом заключалась в отсутствии непосредственных контактов с Учителем.

История взаимоотношений Фосдик—Энтин в изложении последнего вообще очень странная и запутанная — с какой стороны к ней не подойди, концы никак не сходятся с концами. Фосдик очень долго не доверяет Энтину, но ее личные дневники фактически находятся в его распоряжении. Человек годами убирает мусор и выполняет чисто техническую работу, не удостаиваясь даже беседы, но после таинственного телефонного звонка (без свидетелей) назначается на должность директора музея. Этот эпизод с телефонным звонком, где Зина просит Энтина стать ее преемником, странным образом напоминает другой энтиновский рассказ, на сей раз о звонке С.Н.Рериха, в котором тот якобы отменяет все сроки публикаций записей Е.И.Рерих. Каждый из нас знает, что такие судьбоносные решения документально фиксируются юристами в присутствии свидетелей.

Но факт остается фактом. Восшествие на престол состоялось, и его наследник, оказывается, даже получил наставления, как своим царством управлять, ссылаясь, опять же, на Рерихов. Однако между «Рерихи учили нас» и «для меня существуют определенные правила управления Музеем» существует некоторая разница, прямо пропорциональная уровню сознания того, кто эти наставления воспринял, в данном случае — пропасть. Потому что Рерихи никогда и никого не учили, что между Музеем и Агни Йогой должно быть... абсолютное разделение, как нас уверяют в интервью. «Музей должен быть общественным культурным учреждением, открытым каждому. Люди, приходя сюда, должны прикасаться к культуре, и не нужно давать им ни малейшего намека на то, что существует нечто подобное Агни Йоге. Это было непреложным правилом: ни в коей мере не смешивать культурную деятельность и Учение. И поэтому посетители Музея не видели никаких книг Агни Йоги. Конечно, если они сами спрашивали, — все было в их распоряжении. Я думаю, это был очень мудрый и важный принцип»[18]. И этот образец скудоумия и махрового невежества спокойно заглатывается нашими рериховцами , которые считают себя образованными, неглупыми и духовными людьми! Оказывается, Культура и Учение Живой Этики — это совершенно разные вещи! Оказывается, что книги Агни Йоги, идеями которой пронизано все художественное, литературное и научно-философское творчество Николая Константиновича (уж о Елене Ивановне и говорить не приходится), нельзя выставлять в Музее, носящем его имя! Куда же дальше идти?!

Но, позвольте, опять противоречие — если нью-йоркский Музей столь жестко придерживается этого правила, якобы данного самими Рерихами, каким образом он стал ведущим мировым центром по изучению Живой Этики??? Если книги Учения, изданные еще в 20-е — 30-е годы прошлого века и открыто разошедшиеся по всему миру, утаиваются от посетителей, чем тогда можно объяснить издание тысячными тиражами сокровенных дневников Елены Ивановны?

Но давайте сравним эти «правила» с рекомендациями по организации деятельности Музея, которых придерживались сами Рерихи. Возьмем хотя бы два фрагмента писем Елены Ивановны:
«Родные, сумеем охранить наши Устои! В чем же эти Устои? Устремление к Высшему, к данному Учению Жизни, есть сокровенный Устой; видимый — Музей и Имя Гуру. Нарушив последнее, нарушим и первое. Будем ли предателями?»[19]

«Все дела значительны, но превыше их Учение, ибо из него дела рождаются»[20].

Где же здесь разделение или хотя бы намек на него? Разделение между Агни Йогой и культурным строительством существует исключительно в сознании г-на Энтина, который действует в лучших традициях... идеологического отдела ЦК КПСС, который тоже рассматривал Рериха-художника отдельно, Живую Этику — отдельно.

Безусловно, Елена Ивановна выступала против любых проявлений миссионерства в отношении Учения и всегда просила руководителей групп и обществ не допускать кощунников и праздно любопытствующих в святая святых. Но делать из Учения тайну и прятать книги от посетителей Музея?!! Через какую призму — точнее мясорубку сознания надо было пропустить ее слова? Учение невозможно навязать, но и утаивать факт его существования — точно так же невозможно. Более того, это было бы просто преступно — ведь Учение дается всему человечеству с целью поднятия его сознания, в этом и заключается его эволюционная роль. Если чье-то сознание не в состоянии воспринять даваемые знания, реагирует на них враждебно или старается приспособить под себя, — это, как говорится, проблемы носителя этого сознания. И именно в плоскости сознания, а не книжных витрин, как предлагает нам г-н Энтин, следует искать ответ на вопрос, почему в России так яростно нападают как на само Учение, так и на Рериховское движение, включая его фокус — Центр-Музей имени Н.К.Рериха в Москве.

«Великое никогда не входило в мир при фанфарах и ликованиях, но всегда в трудах, отрицаниях и при осмеянии невежеством»[21], — писала Елена Ивановна Рерих. Так и новое мировоззрение, отраженное в Учении Живой Этики, сталкивается на своем пути с трудностями, осуждением и открытым противодействием со стороны носителей старого сознания — ортодоксальных «научных» философов, нетерпимых религиозных деятелей, малокультурных чиновников, представителей СМИ и так называемой культурной элиты. На то, чтобы это все преодолеть, уйдут годы, годы напряженных усилий тех, для кого защита национальной культуры и доброго имени своих Учителей — не пустые слова за чашкой травяного чая и томные вздохи перед полюбившейся картиной. И, к большому сожалению, именно мифотворцы от Рериховского движения, перекраивающие Учение на свой лад, вкладывающие в уста Рерихов самые немыслимые небылицы собственного изготовления и распространяющие весь этот винегрет тысячными тиражами, отдаляют тот час, когда это Учение войдет в научный оборот и «ляжет основанием воспитания и появления нового человечества», как мечтала Елена Ивановна. Если бы не они, — воспользуемся вслед за нашим американским «коллегой» сослагательным наклонением, — многое бы в «новейшей истории» Рериховского движения сложилось совсем по-другому. Проще. С меньшими потерями. Без кощунств, умалений и предательств. Без лишних провокаций и нападок на Великие Имена.

К сожалению, в вопросе изучения жизни и деятельности семьи Рерихов эта проблема вольной, если не злонамеренной трактовки историко-биографических материалов стала первостепенной. И если от «незнайки» Энтина многого ожидать в этом отношении не приходится, то позиция В.А.Росова — человека, «отягощенного» ученой степенью и обязанностями главного редактора изданий, претендующих на звание научных, человека, прекрасно знакомого с основными трудами и фактами биографии этих уникальных людей и имеющего доступ к архивным документам, заставляет задуматься об истинной цели публикации этого интервью. Если учесть, что перу Росова принадлежат два весьма одиозных «исследования» о жизни и деятельности Н.К.Рериха, в которых Николай Константинович предстает то интриганом, ловко использующим других людей в своих целях, то амбициозным политиком, стремящимся создать новое государство на Дальнем Востоке[22], цель эта вырисовывается достаточно ясно — подготовить общественное сознание к неадекватному восприятию жизненного пути Рерихов, мотивов их деятельности, а следовательно, и самого их Наследия и его роли в космической эволюции.

Наверное, здесь следовало бы поставить точку, если бы еще не одна общеизвестная истина. О том, что спрос рождает предложение. У всех этих мифов и легенд есть своя, довольно многочисленная аудитория, также причисляющая себя к последователям Рерихов, готовая проглотить любой вымысел, любую клевету на Учителей, любое искажение исторической действительности, ни на минуту не задумываясь, что, собственно, происходит и какая ничтожная роль отведена в этих мифах ей самой. Она жадно набрасывается на любое преподнесенное ей «блюдо», забывая о том, что довольствоваться пищей, которую уже кто-то пропустил через свой мыслеварительный тракт, — весьма сомнительная честь. От такой «диеты» ни свобода, ни самостоятельность мышления не расширят свои границы. «Чтобы парализовать хулителей, нужно просветить слушателей», — говорила Елена Рерих. Но даже она не знала, что делать, если слушатели глухи и слепы по собственному желанию.

Примечания
1. Д. Энтин: Поддерживать живой огонь/Вестник Ариаварты. 2002, № 1. С. 3.
2 .Там же. С. 9.
3. Письмо Е.И.Рерих А.М.Асееву от 22 июня 1936 г./Письма Е.И.Рерих. М., 2002. Т. IV. С. 246 - 247.
4. Письмо Е.И.Рерих от 07.05.1938 г. Архив МЦР.
5. Письмо Е.И.Рерих от 03.09.1938 г. Архив МЦР.
6. Д. Энтин: Поддерживать живой огонь/Вестник Ариаварты. 2002, № 1. С. 3.
7. Там же. С. 9.
8. Там же. С. 6.
9. Там же. С. 9.
10. Письмо Е.И.Рерих А.И.Клизовскому от 19 ноября 1937 г. /Письма Е.И.Рерих. М., 2003. Т. V. С. 291 - 292.
11. Письмо Е.И.Рерих Р.Я. Рудзитису от 8 июня 1937 г. /Письма Е.И.Рерих. М., 2003. Т. V. С. 143.
12. Письмо Е.И.Рерих З.Г.Фосдик от 16 октября 1951 г. Архив МЦР.
13. Письмо Е.И.Рерих З.Г.Фосдик от 15 февраля 1952 г. Архив МЦР.
14. Д. Энтин: Поддерживать живой огонь/Вестник Ариаварты. 2002, № 1. С. 4.
15. Там же.
16. Письмо Е.И.Рерих З.Г. и М.Лихтманам от 24 июля 1935 г. /Письма Е.И.Рерих. М., 2001. Т. III. С. 433.
17. Д. Энтин: Поддерживать живой огонь/Вестник Ариаварты. 2002, № 1. С. 6.
18. Там же.
19. Письмо Е.И.Рерих американским сотрудникам от 9 февраля 1931 г. /Письма Е.И.Рерих. М., 1999. Т. I. С. 147.
20. Письмо Е.И.Рерих от 7 января 1930 г. /Письма Е.И.Рерих. М., 1999. Т. I. С. 70.
21. Письмо Е.И.Рерих от 27 сентября 1946 г. Архив МЦР.
22. См.: Росов В.А. Неудавшееся попечительство. Об истории взаимоотношений Института «Урусвати» и Института им. Н.П.Кондакова в Праге//Семинариум Кондаковианум. СПб. 1999. С. 11—58; Росов В.А. Маньчжурская экспедиция Н.К.Рериха: в поисках «Новой Страны»//Ариаварта, № 3, 1999. С. 17- 55.