Интервью с Генеральным директором Музея имени Н.К.Рериха Л.В.Шапошниковой
Газета «Содружество», № 8, декабрь 2002 г. – февраль 2003 г.

Недавно Совет Сибирского Рериховского общества издал специальный выпуск газеты «На Восходе» с претенциозным заглавием «Скажем правду!», в котором на Международный Центр-Музей имени Н.К.Рериха и на его Генерального директора лично выливается поток обвинений. Мы попытались из множества сугубо эмоциональных, часто беспочвенных обвинений и высказываний вычленить факты, касающиеся истории взаимоотношений СибРО и МЦР, и попросили Л.В.Шапошникову ответить на несколько вопросов.

— Уважаемая Людмила Васильевна, в статье Л.И.Бориной, Н.С. и А.П.Юшковых «Юридическое право ещё не значит духовная преемственность!» утверждается, что «создание филиала Музея им. Н.К. Рериха в Новосибирске было запланировано не на базе СО РАН, а на базе СибРО при непосредственном участии СО РАН». В подтверждение своего мнения авторы статьи приводят выдержки из писем В.А.Коптюга к Святославу Николаевичу и к Вам, в которых встречаются слова о «филиале Московского Музея имени Н.К. Рериха, создаваемом на базе СибРО». Что имел в виду Валентин Афанасьевич под этими словами, и какая в действительности роль отводилась СибРО в этом проекте?

— В 1992 году в связи с подготовкой правительственного постановления по Международному Центру Рерихов и стремлением правительственных кругов, в частности Министерства культуры РФ, отобрать у нас не только усадьбу Лопухиных, но и переданное нам наследие Рерихов, я задумалась о поиске выхода из этой непростой ситуации. Многие рериховские общества предложили свои услуги по сохранению наследия, которым мы распоряжались. Естественно, такой выход был неприемлем. Тогда и родилась идея организации филиала Музея имени Н.К.Рериха.

Как и где такой филиал мог бы осуществиться? Наилучшим и перспективным в этом отношении мне представилось Сибирское отделение Российской академии наук, руководство которого положительно относилось к наследию Рерихов и их идеям. Для того чтобы связаться с руководителями СО РАН, я обратилась за помощью к СибРО, бывшего тогда еще отделением МЦР.

В результате состоялся ряд встреч в Сибирском отделении РАН, руководство которого пошло нам навстречу. Было выделено помещение под филиал Музея – прежний дом академика М.А.Лаврентьева, первого Президента СО РАН, сын которого любезно согласился предоставить этот дом для организации филиала. Затем состоялся разговор с В.А.Коптюгом, Президентом СО РАН, в ходе которого я объяснила Валентину Афанасьевичу, в чем заключаются задачи Музея имени Н.К.Рериха и каким должен быть его новосибирский филиал, куда мы готовы переместить часть наследия. Сказала я и о том, что было бы хорошо, если бы в этом Музее работали ученые СО РАН. В СибРО я не видела никого, кто бы мог профессионально работать над созданием филиала Музея.

Но пока я вела переговоры с Сибирским отделением РАН, состоялось заседание правления СибРО (Новосибирского отделения МЦР), о котором мне не сочли нужным сообщить. На этом правлении, тоже, не поставив меня в известность, из членов СибРО выбрали директора филиала Музея имени Н.К.Рериха – Любовь Ивановну Борину. Я об этом узнала через два-три дня, когда Любовь Ивановна начала выспрашивать у меня, какую роль должна сыграть их рериховская организация в планирующемся филиале? Я ответила, что, как и любое другое рериховское общество, вы можете помогать Музею и сотрудничать с ним. Тогда мне и было сообщено, что правление СибРО, даже не поинтересовавшись мнением директора Музея имени Н.К.Рериха, собирается поставить Л.И.Борину во главе новосибирского филиала. Как можно охарактеризовать такой поступок?

На должность директора филиала Музея у меня уже была подобрана кандидатура – очень порядочный и очень талантливый человек, историк, который работал у академика Окладникова, – Николай Николаевич Покровский. И когда я встречалась с членом Президиума СО РАН академиком А.П.Деревянко, то в качестве директора новосибирского филиала я предлагала кандидатуру Н.Н.Покровского. Но, к сожалению, до разговора с Николаем Николаевичем дело так и не дошло – для этого уже не было никаких оснований.

— Существовал ли «трехсторонний договор» между МЦР, СибРО (Новосибирским отделением МЦР) и СО РАН?

— В 1992 году ни о каком трехстороннем договоре мне ничего сообщено не было. На том этапе я не подписывала никаких договоров, и речь шла только об окончательном решении, которое должно было принять СО РАН во главе с В.А.Коптюгом. С Президентом СО РАН мы все решили, и он передал дело в свой секретариат, с которым я и поддерживала дальнейшие отношения.

На имя В.А.Коптюга было написано письмо, где Правление МЦР просило «ускорить оформление отношений между МЦР и СО РАН», поскольку, как таковых, отношений еще не было. Это письмо тоже было передано в секретариат. И когда я в очередной раз позвонила туда – уже после того как Валентин Афанасьевич ознакомился с письмом Правления МЦР, мне было сказано: «Знаете, Людмила Васильевна, откровенно говоря, мы затягиваем это дело потому, что боимся рериховского общества…»

— Но как СО РАН могло бояться рериховского общества? Ведь это организации, находящиеся в разных «весовых категориях».

— СибРО так навязчиво предлагало своего директора, свои планы создания филиала Музея и прочее, что СО РАН оказалось в полном замешательстве. Первоначально предполагался филиал Музея имени Н.К.Рериха, который с СибРО мог только сотрудничать, а не находиться в каких-либо более тесных договорных отношениях. В секретариате СО РАН мне было сказано, что в связи с поведением СибРО В.А.Коптюг опасается, что попадет в какую-нибудь нехорошую историю.

Тогда мне стало понятно, что вопрос перестал находиться в практической плоскости. Никаких документов о наших взаимоотношениях с Сибирским отделением РАН не было подписано, а избранная правлением СибРО «директор» филиала Музея, Л.И.Борина, на мой взгляд, не могла занять «предназначенную» для нее должность по причине своей некомпетентности. И тогда я отказалась от идеи новосибирского филиала Музея.

— В мае 1993 года В.А.Коптюг пригласил Вас в Новосибирск, чтобы на месте решить все вопросы. Состоялась ли эта поездка?

— Нет, в этом уже не было необходимости. Чтобы действительно решить этот вопрос, надо было бы находиться в Новосибирске длительное время. Но к этому моменту уже многое изменилось, к сожалению, не в нашу пользу. Ситуация обострилось, и нужно было бороться за существование Музея имени Н.К.Рериха здесь, в Москве. Передать часть наследия на хранение в Новосибирск я могла только под эгиду Сибирского отделения РАН, но никак не СибРО.

— Тем не менее В.А.Коптюг писал Святославу Николаевичу о филиале Музея имени Н.К.Рериха, «создаваемом на базе СибРО». Откуда в его письме появилась эта фраза?

— Я думаю, что он написал «на базе СибРО» потому, что СибРО эту базу очень навязчиво ему «предложило». Вряд ли В.А.Коптюг действительно согласился с этой идеей, поскольку он с самого начала был против участия СибРО в организации филиала. И для того, чтобы как-то сгладить обстановку, которая усложнилась до предела, он мог написать «на базе СибРО» для того, чтобы посмотреть, как отреагирует Святослав Николаевич. Думаю, что и Святослава Николаевича вариант «на базе СибРО» не устроил.

Тем временем ситуация в Москве все обострялась, и справедливости ради надо сказать, что когда Правительство РФ решило отобрать у МЦР усадьбу Лопухиных, Новосибирское отделение МЦР, или СибРО, приняло это близко к сердцу и оказало нам ощутимую поддержку и помощь.

— В своей статье «Юридическое право еще не значит духовная преемственность!» Л.И.Борина, Н.С. и А.П.Юшковы находят «потрясающее противоречие» в том, что МЦР издал книгу «У порога Нового Мира», включив туда часть дневниковых записей Елены Ивановны и фрагменты ее «Огненного Опыта», и в то же время Вы протестуете против преждевременности издания дневников Елены Ивановны издательством «Сфера». Авторы спрашивают: «кто дал право Л.В.Шапошниковой представлять «на суд читателей» «Огненный опыт» и «Страницы Дневника» Е.И.Рерих»?

— Эта публикация фрагментов сокровенных записей Е.И.Рерих была предпринята на основе инструкций Святослава Николаевича, данных мне в 1992 году во время моего визита в Бангалор. В книге «У порога Нового Мира» соблюдены все указания и требования С.Н.Рериха по отношению к публикации духовного наследия Елены Ивановны. Этим книги, изданные МЦР, принципиально отличаются от компиляций, предпринятых издательством «Сфера», в нарушение всех этических норм и авторского права.

— К вопросу о публикациях. Совет СибРО и его единомышленники уже не первый раз задают вопрос: когда будут опубликованы хранящиеся в архиве МЦР письма Е.И.Рерих к Б.Н.Абрамову, где Елена Ивановна пишет о Н.Д.Спириной?

— МЦР издает полное собрание писем Е.И.Рерих из нашего архива. В соответствии с планом публикаторского отдела будут опубликованы и письма Елены Ивановны к Б.Н.Абрамову.

— В статьях и письмах спецвыпуска журнала «На Восходе» последовательно проводится мысль, что «передача юридических прав на Наследие не означает передачи духовной преемственности». В частности, авторы пишут, что «никогда ни устно, ни письменно Святослав Николаевич Рерих не обозначал Л.В.Шапошникову как свою духовную ученицу. Она была назначена лишь хранительницей материальных ценностей». Мог ли Святослав Николаевич относиться к наследию своих родителей только лишь как к материальной ценности?

— Я так не думаю. Со Святославом Николаевичем нас связывала длительная дружба. А в 1972 году, когда я была в Индии, Святослав Николаевич перед моим отъездом пригласил посетить его в Кулу. Я провела там две недели. Святослав Николаевич вел со мной разговоры о наследии родителей, в частности, о наследии Елены Ивановны. Это был еще 1972 год. Он сказал тогда: «Вы знаете, у Елены Ивановны огромное духовное наследие, и мне бы хотелось его передать в Россию». Я ответила ему: «Если Вы сейчас передадите это духовное наследие, может случиться непоправимое. Оно уйдет в какой-нибудь закрытый архив, в который никто не будет допущен и который будет потихоньку разворовываться». Таких примеров у нас было много. Надо сказать, я тогда уже хорошо понимала, что представляет собой духовное наследие Е.И.Рерих, потому что именно Святослав Николаевич ввел меня в Живую Этику.

Святослав Николаевич согласился со мной. Он сказал, что это существенный аргумент, и больше к этому разговору не возвращался. Только с началом перестройки, когда М.С.Горбачев очень доброжелательно отнесся к идеям Рерихов, Святослав Николаевич понял, что наступил день и час, когда он может передать духовное наследие родителей России. Тогда, в 1989 году, он написал письмо, которое было опубликовано под заголовком «Медлить нельзя!». В этом письме он предложил меня в качестве директора будущего Музея и дал мне характеристику, которая была далека от характеристики «хранителя материальных ценностей».

Из этого письма видно, что речь шла о духовном восприятии великого наследия, о продолжении работы над этим наследием. Что, собственно, МЦР и делает, чего нельзя сказать о СибРО.

Почему СибРО расценивает великое наследие Рерихов только как материальную ценность и фактически кощунствует, отрицая грандиозную духовную ценность рукописей Елены Ивановны и Николая Константиновича? Причина в том, что в СибРО не считаются со Святославом Николаевичем Рерихом как с духовным Учителем, каковым он был в действительности. Никогда духовный Учитель не передал бы сокровенные вещи, архивы Е.И. и Н.К. Рерихов, только как материальную ценность. Ее отдельно никогда не существовало. И это умаление С.Н.Рериха, умаление его решений, его действий остается на совести СибРО, которое стремится доказать, что наследие было передано в недостойные руки. Это мнение достаточно распространено в определенных рериховских кругах, где муссируется мысль о том, что Святослав Николаевич был недальновидным, непроницательным и совершил ошибку, назначив Шапошникову директором Музея имени Н.К.Рериха и поручив ей курировать разработку духовного наследия Е.И.Рерих.

Если бы кто-то еще мог работать над этой проблематикой, было бы просто замечательно. К сожалению, именно те, кто ничего не делает в этом направлении, сейчас критикуют мою работу. Та же Л.И.Борина никаких статей на тему Живой Этики никогда не писала и отказывалась от выступления с докладами на наших конференциях.

Святослав Николаевич с кем-то имел более тесные отношения, с кем-то менее тесные. Кому-то он дал больше, кому-то меньше. Мне он дал очень много. И не надо забывать, что С.Н.Рерих был тем духовным водителем, через которого наследие семьи Рерихов, прежде всего духовное, а не только материальное, пришло в Россию и в те руки, которые он сам назначил.

— Людмила Васильевна, позвольте внести небольшое уточнение. Сейчас именно МЦР обвиняется его «доброжелателями» в закрытости архива.

— Это миф. Наш архив открыт для исследователей. Здесь работали и работают многие, пишущие о Рерихе. Тот же В.А.Росов, который сейчас говорит о «праве на знание», пользовался материалами архива МЦР, а затем без нашего разрешения опубликовал эти документы.

Но такой «окрытости», как в нью-йоркском Музее Николая Рериха, у нас никогда не будет. Когда я была там в 1992 году, архивные документы, хранящиеся в этом музее, были свалены в кучу, и любой желающий мог там «работать» и взять любой документ. Этот архив до сих пор не описан. В 90-е годы над этим работала Аида Тульская, математик по образованию, не имеющая представления о том, как правильно составлять опись. Я ее приглашала в МЦР для того, чтобы она смогла поучиться у наших архивистов. Она не приехала.

— Людмила Васильевна, спецвыпуск «На Восходе» вновь возвращается к старой теме о том, что на конференциях МЦР Вы неоднократно не позволяли включить аудиозапись приветствия Н.Д.Спириной. Я, например, помню, что на одной из конференций приветствие Н.Д.Спириной было зачитано с трибуны, а затем, уже после заседания, гости смогли прослушать ее голос в записи. Была и слайдкомпозиция, сопровождавшаяся ее стихами, и снова звучал голос Натальи Дмитриевны. На чем же тогда основывается «обида» СибРО?

— Действительно, был момент, когда представители СибРО потребовали, чтобы конференцию начали с приветствия Спириной, в то время как у нас в программе открытия была аудиозапись выступления Н.К.Рериха. Надо сказать, что мы очень тщательно прорабатываем программу конференции и продумываем церемонию ее открытия. И по традиции мы только после открытия зачитываем приветствия гостей. Я не позволила нарушить сложившийся порядок. А тот нажим, с которым требовалось включить в программу приветствие из Новосибирска, такой бестактный и некорректный, я считаю, в значительной мере характеризует и это общество и его руководство.

— В спецвыпуске «На Восходе» походя очерняется доброе имя Б.А.Данилова. Ему вменяется в вину «забывчивость» по отношению к духовному статусу Н.Д.Спириной, ученицы Б.Н.Абрамова.

— Я очень высокого мнения о Борисе Андреевиче Данилове. Я не представляю, с какой целью авторы этого выпуска фактически сталкивают с ним Н.Д.Спирину. Это скорее моменты политические, чем творческие, что тоже характерно для этого общества. Но я хочу напомнить, что тетради Абрамова, его духовное наследие, были переданы Б.А.Данилову, а не Н.Д.Спириной. И Борис Андреевич выполнил свою миссию, прекрасно и квалифицированно издал тетради, сделал их доступными для читателей. Этот труд заслуживает самой большой благодарности.

— Уважаемая Людмила Васильевна! Мы чрезвычайно признательны, что Вы при Вашем очень напряженном графике работы выделили время для этого интервью, которое прояснило многие сложные вопросы, возникшие в пространстве Рериховского движения. Желаем Вам дальнейших творческих успехов и с нетерпением ждем Ваших новых публикаций.

Беседу вела О.А.Лавренова

Москва, 16.12.2002 г.