Виктория Молодцова

Так случилось, что журналистская судьба послала мне историю, связанную с кражей картин, подаренных России великим С.Н.Рерихом.

Сегодня много говорят о том, что журналисты гоняются за жареными фактами, что они не пропустят скандал, если он сулит громкую публикацию. Все есть, и жареные факты, и скандалы, и публикации. Но есть темы, которые не относятся ни к чему из перечисленного, они выпадают из привычного перечня. ПОТОМУ ЧТО ОНИ ОСОБЫЕ. Потому что они проверяют тебя на порядочность, на честность, на смелость, на следование каким-то очень важным общечеловеческим, нравственным принципам.

Знали ли мои коллеги в множестве изданий об истории, случившейся с картинами Рерихов? Знали! Все ли дружно, всем журналистским сообществом встали на защиту, против беззакония, попирающего право человека на волеизъявление и распоряжение собственным имуществом так, как он хочет, как ему представляется это важным и нужным? Нет, далеко не все. Трусили редакторы, трусили корреспонденты, а как же иначе, ведь от позиции в этом противостоянии могло зависеть многое в судьбе, в профессиональной деятельности. Еще бы, ведь какие люди «завязаны» в этой истории, можно их ненароком обидеть, а чиновники-то российские ох какие злопамятные! Словом, неудивительно, что нас, боровшихся, было не так уж и много. Наверное, в нашу компанию борцов попадали лишь те, кто относится к истинно любящим Россию, чтящим ее великих граждан, воздающим им по заслугам, более всего желающим того, чтобы страна наша стала правовым государством не на словах, а на деле.

В «Российской газете» защитником закона был тогдашний главный редактор Анатолий Петрович Юрков. Это он последовательно и честно поддерживал борьбу Международного Центра Рерихов за возвращение завещанных ему картин. Занимать такую позицию было непросто, ведь газета Правительственная, а боролись мы на протяжении нескольких лет против правительственной структуры — Министерства культуры РФ. Каждая публикация могла обернуться освобождением главного редактора от должности. Но, видимо, Анатолий Петрович об этом не думал. Он жил и живет по принципу «раньше думай о Родине, а потом о себе». А еще — «поступай по совести». Именно по совести и чести поступал Юрков всякий раз, когда я приносила ему на визу очередной материал о наследии Рерихов.

У этой истории всякий раз было четкое юридическое обоснование, было и есть. Это основание не раз подтверждали серьезные юристы, адвокаты, но до сих пор, на протяжении десятка лет чиновники не слышат их и не видят. Такая позиция…

За эти годы я имела дело и могла наблюдать в острой конфликтной ситуации четырех министров культуры. У каждого из них был, как говорится, свой резон в том или ином поведении, когда речь шла о наследии Рерихов. Удивительно было другое — как дружно они отказывались передать завещанное МЦР, как будто от того, передать или не передать, зависело в их собственной жизни (скорее всего, в карьере) что-то очень главное.

Первый министр культуры — Е.Сидоров, бывший ректор Литинститута, слывший демократом и очень широким человеком, на все обращения отвечал отказом. На мои вопросы он отвечать не хотел, махал руками и говорил, что будет всегда противником передачи картин МЦР. В глазах его при этом появлялась какая-то жесткость. Может быть, он боялся, что когда-то его совершенно справедливо накажут за неисполнение поручения первого Президента России, который не решился бы на личное обращение Святослава Николаевича Рериха сказать «нет». Сидоров в конце концов, так и не решив вопроса, уехал на работу в ЮНЕСКО, а его кабинет заняла петербуржка Н.Дементьева. Говорить о ней не хочу вовсе, потому что это был образец того, как люди могут сесть не в свои сани. Министр культуры, эта женщина была абсолютно бескультурной. Она запомнилась многим тем, что, думая, что микрофон выключен, на весь зал, где собрались яркие представители творческой интеллигенции, грубо высказала все, что о них думает, а думала она о них, как о быдле, с которым считаться не стоит. Дементьева любила тусоваться, она и по сию пору ходит на все тусовки, но лучше от этого не становится. Бывшая начальница музейного учреждения в Петербурге, она считала себя великим специалистом по части музейных коллекций. В истории с коллекцией картин Рерихов она была сразу и до конца ярой противницей их передачи тому, кому они принадлежали по воле С.Н.Рериха. Но долго участвовать в противостоянии ей не удалось. Хамовитая чиновница от культуры скоро покинула свой пост и по сию пору, если не ошибаюсь, служит заместителем министра. Чуть ли не первым[1].

Третьим министром культуры, с каким я имела дело, стал В.Егоров.

С Владимиром Константиновичем мне было поначалу разговаривать просто. Ведь мы были знакомы еще до того, как он пришел в Министерство культуры РФ — перед этим Егоров работал директором библиотеки имени В.И.Ленина, мы ездили часто в одни и те же командировки, в частности, были на Российских днях культуры в Азербайджане. В отличие от Дементьевой это был тихий, культурный, воспитанный человек.

Но как только зашла речь о наследстве Рерихов, Владимира Константиновича словно подменили, он стал резок, категоричен, он смотрел на меня как на врага. По нескольким его репликам я поняла, что министру культуры известно нечто, что огласке не подлежит. Егоров и в самом деле был человеком осведомленным, поскольку ему пришлось работать помощником президента СССР М.С.Горбачева как раз в то время, когда привезли картины Рерихов. Бывший президентский помощник, а ныне министр культуры намекал на то, что были нарушены тогда какие-то международные нормы, а потому, если мы будем говорить о передаче, то картины Россия потеряет.

Мне пришлось обращаться тогда к юристам, специализировавшимся в международном праве, к специалистам, обладавшим знаниями в области интеллектуальной собственности. Все пожимали плечами и не понимали, в чем, собственно, проблема, почему нельзя передать картины тому, кому их завещали.

Одно мне удалось: уговорить Владимира Константиновича не отказывать Л.В.Шапошниковой в просьбе о встрече. Встреча состоялась, но не личная: на нее были приглашены сотрудники Музея Востока, так сказать держатели ценностей. Разговор был бурным, скандальным и неприличным. Я впервые видела обычно спокойного Егорова столь взволнованным и резким: он откровенно хамил Шапошниковой. Создавалось такое впечатление, будто он специально провоцирует ее на скандал, чтобы прекратить раз и навсегда тягостный для него разговор.

Тогда я подумала, что в Министерстве культуры (разумеется, не все, а только высшие руководители) хорошо знают, куда пропали 6 из 288 картин, подаренных С.Н.Рерихом. Вырисовывалась такая ситуация: не думая об ответственности, чиновники преподнесли картины в подарок каким-то высокопоставленным лицам. Пока оставшиеся картины хранятся в государственном музее, можно не бояться огласки, а вот при передаче их в МЦР, имеющий списки картин с точными наименованиями, размерами и прочими данными, придется эти имена назвать. А если это имя Горбачева, а если это имя Ельцина? Как сказать на весь мир, для кого изъяли картины из того, что не только госчиновникам, но и государству по закону не принадлежало?

В пользу этой версии говорит то, что суды упорно не хотят принимать во внимание заключения экспертов, правоохранительные органы избегают даже намеков о возможном хищении части наследства Рерихов, и даже Счетная палата, проводившая проверку, не учла всех обстоятельств и предпочла выслушивать при проверке одну сторону — ту самую, что картины присвоила. Счетная палата сделала фантастический вывод, предложив превратить негосударственный музей МЦР в государственный, отобрать у МЦР особняк, отданный ему в аренду на 49 лет и отремонтированный, восстановленный и реконструированный на народные, а не на государственные деньги. И тут уже ограбление не только МЦР, но и народа, меценатов, которые понимают, что такое для России значат Рерихи.

Парадоксальнее всего было мое общение с четвёртым на моем веку министром культуры М.Е.Швыдким. Тем самым Швыдким, что так заботился о соблюдении закона и справедливости, когда шла речь об одной из коллекций, привезенной офицером-победителем из поверженной Германии. Михаил Ефимович всерьез полагал, что коллекцию нужно отдать Германии, ибо поступить так диктует ему его совесть. Он и отдал бы коллекцию втихую, если бы не вмешался бывший министр культуры СССР, депутат, председатель Комитета по культуре и туризму Госдумы РФ Николай Губенко.

Лично меня поразила избирательность, с которой совесть Михаила Ефимовича реагировала на мнимую справедливость в «немецком деле» и не реагировала на несправедливость в деле о коллекции Рерихов.

Я снова попросила четвертого по счету министра культуры о встрече с Шапошниковой. Швыдкой в ответ (как и Егоров) согласие дал, но тоже пригласил работников Музея Востока. Министр не был резок, строг, он не кричал, не хамил. Он с тихой улыбкой советовал пойти в суд, хотя и без суда все было ясно, ведь дело когда-то началось с приказа заместителя министра культуры, приказом нынешнего министра культуры могло и закончиться, причем справедливо. Но, увы!

МЦР пошел в суд, но я не буду пересказывать перипетии этой тяжбы. Расскажу только об одном эпизоде одного из судебных заседаний. Вопрос о количестве картин всплыл неизбежно, потому что объяснить, почему привезли 288 картин, а потом их оказалось 282, не мог никто. Естественно, МЦР стал требовать проверки тех картин, которые хранятся в Музее Востока. Требование было логичным: составив список хранящегося, можно было бы сравнить его с тем, что имелся у Л.Шапошниковой, и понять, какие картины исчезли. А поняв, потребовать открытия уголовного дела и начать розыск утраченного. Так вот в ответ сотрудница музея вдруг стала говорить, что список у МЦР не верный, что картины, которые хранятся в музее, и по размеру не такие, и названия не совпадают. То есть ситуация, как представлялось участникам судебного заседания, была еще тяжелее, чем можно было предположить до этого. Список, которым располагал МЦР, был истинным, составленным еще при жизни Святослава Николаевича Рериха, ведь он должен был перечислить точно, что отдает, а Шапошникова — знать, что принимает.

Но ни суд, ни правоохранительные органы, ни Счетную палату все это не заинтересовало. Почему? На этот вопрос ответа нет, как и на десятки других. Без ответа остается и главный, принципиальный вопрос: почему же все-таки картины Рерихов все еще незаконно удерживаются чиновниками от Минкульта?

История эта не только о том, как бессильны граждане в нашей стране в борьбе с бюрократами и коррумпированными чиновниками, не только о том, что пресса перестала быть четвертой властью, хотя эту роль в обществе СМИ отводят без устали.

История эта о той роли, которая отведена в России интеллигенции и что за интеллигенция сегодня в России есть.

Те, кто выступает в защиту Ходорковского и не находят возможным заступиться за Рерихов, вряд ли могут быть отнесены в разряд интеллигентных людей.

Бог всем воздаст по заслугам, в этом можно не сомневаться. Но очень хочется, чтобы по заслугам воздал еще и закон.

1. Примечание от редакции: В июне 2004 года Н.Л.Дементьева была освобождена от должности первого заместителя министра культуры РФ в связи с упразднением Министерства культуры РФ. В настоящее время она является представителем Государственного Собрания Марий Эл в Совете Федераций Федерального Собрания РФ.