Творческая и научная биография заслуженного деятеля искусств России, почетного академика РАЕН, почетного доктора многих зарубежных университетов, генерального директора Музея имени Н.К. Рериха Людмилы Васильевны Шапошниковой начиналась с исследований и книг, посвященных Индии. А продолжилась многолетними работами по популяризации художественного и философского наследия семьи Рерихов. Именно эта страница её жизни была отмечена премией Европейского Союза «Европа ностра», орденами Дружбы и «За заслуги перед Отечеством» IV степени… О вкладе Николая Константиновича Рериха, его жены и сыновей в отечественную и мировую культуру и рассказала Людмила ШАПОШНИКОВА.

— Людмила Васильевна, вы единственный человек на планете, которому посчастливилось пройти по всему маршруту легендарной Центрально-Азиатской экспедиции Николая Константиновича Рериха. Что больше всего поразило, что больше всего запомнилось на этом пути?

— К тому времени я была довольно избалована красотами Востока, но то, что увидела на рериховских тропах, превосходило всё, что посчастливилось встречать прежде. Николай Константинович очень тщательно продумал свой экспедиционный маршрут, притом Рерих, его жена Елена Ивановна, их спутники шли не по городам или каким-то селениям, а побывали в самых глухих районах Гималаев и других азиатских земель. Но самым главным для меня было понять, почему он выбрал именно эти дороги — Сибирь, Алтай, Бурятия, Монголия, Тибет, Сикким!..

Ключ, очевидно, в древнем изречении, гласящем, что без прошлого нет будущего. Рериху безошибочно удавалось отделить в Азии непреходящее от того, что можно назвать сиюминутным в масштабах исторических эпох. Он видел непреходящее в духовном пространстве, которое как бы сберегает материальную культуру, связанную с ним. Это особенно заметно в гималайском королевстве Сикким. Храмы, возведенные в нем в VII-VIII веках новой эры, остались нетронутыми, несмотря на всевозможные набеги и войны, а многое из встреченного — и селения, и святилища — не устояли, были разрушены задолго до наших дней или уже в недавние времена.

— Личности масштаба Николая Константиновича Рериха в известном роде можно уподобить сильному магниту, который просто не может не притянуть к себе железные не только предметы, но и опилки. Но от металлического мусора избавиться нетрудно, а вот развеять шлейф слухов и небылиц гораздо сложнее. Рериха пытались уличить в связях с советскими спецслужбами, обвиняли в замыслах едва ли не перекроить карту мира...

— Фантазий и даже наветов действительно немало. Дошло до того, что на свет появилась диссертация, в которой утверждается, что во время Центрально-Азиатской экспедиции Рерих чуть ли не собирался религиозную войну раздуть, создать новую страну, куда вошла бы часть Сибири и так далее. Это самая настоящая клевета. Реальность же такова. Рериха вызвали к Дзержинскому повесткой. Его считали эмигрантом, а значит, в чем-то подозревали, возможно, считали английским или индийским шпионом. На подозрения в то время не скупились. Первый раз он приглашение проигнорировал, на вторую повестку тоже не откликнулся, а после третьей понял, что визита не избежать, и все же пришел на Лубянку или куда-то еще, где находился кабинет Дзержинского. Однако уже на лестнице перед приемной Рерих услышал, что человек, настойчиво требовавший его к себе, скоропостижно скончался… Больше его не приглашали, но Николай Константинович счел за лучшее поскорее уехать на Алтай, а затем через Бурятию перешел в Монголию…

— Но шлейф всевозможных инсинуаций и слухов живуч. Видный шведский славист Бенгт Янгфельдт, написавший весьма достойную и нестандартную биографию Маяковского, утверждает в ней, например, что фактическим руководителем экспедиции был якобы пресловутый агент ГПУ Яков Блюмкин, выдававший себя то за ламу, то за монгольского офицера…

— Я убеждена, что Блюмкина там не было. К тому же этот по-своему незаурядный человек работал в основном на Ближнем Востоке. Версия, что он выдавал себя за монгольского ламу, критики не выдерживает. При всех его возможных талантах, изучить до такого совершенства китайский и монгольский языки, у него просто не было времени. К несчастью, эта зловредная сплетня то и дело повторяется разными авторами. После выхода статей на эту тему в газете «Сегодня» нашему Международному центру Рерихов пришлось обратиться в суд, и подобные сведения были признаны не соответствующими действительности. Разумеется, спецслужбы интересовались Центральной Азией, но Рерих не имел к этому никакого отношения и с Блюмкиным знаком не был. Правда, какого-то рода надзор существовал.

В 90-е годы XX столетия, когда Службу внешней разведки возглавлял Евгений Максимович Примаков, по его инициативе были рассмотрены архивные материалы. Многие документы, утратившие с годами свое значение или же вообще не представлявшие ценности для разведывательной службы, были рассекречены. В одной из папок нашлись документы, свидетельствующие, что советская разведка вела слежку за Рерихом в Монголии. Вполне возможно, что ту папку ни разу и не открывали.

— В наше время пересекать границы стало намного проще. Как бы вы отнеслись, если бы кто-то отважился разработать туристический маршрут по маршруту экспедиции Рериха?

— Почему нет? На Западе любую чепуху возводят в ранг абсолюта, а у нас в этом отношении слишком скромничают. Большой Тибет сейчас доступен, возможных и притом интереснейших маршрутов сколько угодно. Все это, конечно, отнюдь не дешево, но в данном случае цель оправдывает средства.

— Значит, можно и в Шамбале побывать… Или это скорее сказка, чем явь?

— Географически Шамбала существует. Это место, где обитали Учителя, или Махатмы. К сожалению, о Шамбале пишут, как правило, очень некомпетентно, нещадно перевирая истину. Но один Махатма был реально связан с Рерихом и его учением.

— Около ста лет назад в петербургском журнале «Аполлон» появилась статья «Архаисты в русской живописи». Автор ее, известный тогда критик Сергей Маковский, утверждал, что в отечественном изобразительном искусстве есть три ярких представителя, чье творчество обращено к прошлому. По его мнению, Константин Богаевский предпочитал изображать дерево, Лев Бакст — камень, Николай Рерих же посвятил свою кисть человеку. Как же произошла неожиданная для сторонних взглядов трансформация интересов или даже призвания Николая Константиновича. Он блестяще начинал как исторический живописец, пейзажист, и вдруг Индия, Гималаи, глобальные проблемы человечества…

— В нем все сочеталось неразрывно. Рерих всегда оставался русским художником, однако у него была своя определенная, возможно, сакральная миссия в жизни, и он выполнял эту миссию. Вспомним — история человечества не только череда событий, смена эпох — это еще история духовности, узловые моменты которой связаны с определенными людьми, и Рерих был одним из них.

— Американский славист Джеймс Биллингтон не так давно предложил концепцию, согласно которой духовная история России представляет собой как бы цепочку прорывов, связанных с явлением художников, способных возвыситься над своим временем, повлиять на него и на последующие века. К таким личностям он относит, скажем, Гоголя, Андрея Рублёва… Можно ли отнести к ним Рериха, и считал ли он себя сам неким наставником человечества, неким сверхгуру?

— Влияние Николая Константиновича на его и наше время трудно переоценить, но сам он никогда не стремился возвышаться над современниками, он всегда был рядом с людьми и думал о них.

— Что побудило вас посвятить большую часть жизни творчеству Рериха и его духовному наследию?

— С Рерихом меня сблизила Индия. Она всегда была моей страной — я же профессиональный индолог — и осталась ею. В 1968 году мне присудили Международную премию имени Джавахарлала Неру. Его дочь Индира Ганди, которая в то время была премьер-министром, пригласила на правительственном уровне лауреатов из СССР в поездку по Индии. И вот в Мадрасе я вдруг поняла, что мне нужно встретиться со Святославом Николаевичем Рерихом. О его великом отце я тогда мало что знала. Была, конечно, знакома с его живописью, картины мне нравились, но ни о каком проникновении в его философию, в его идеи речи не было. Притом до этого я три года прожила в Мадрасе и могла съездить к Святославу Николаевичу буквально 101 раз. До Бангалора, где он жил, около четырехсот километров, садись в автобус или на поезд и в путь! Многие мои соотечественники, приезжавшие в Индию, так и поступали, а меня что-то сдерживало. На этот раз я поняла, что время встречи пришло. Я была хорошо знакома с консулом, он предоставил машину, но сомнения всё не отпускали. Спас меня от замешательства искусствовед Семен Иванович Тюляев. Он не просто был знаком с Рерихом-младшим, но дружил с ним, писал о нем книгу и хотел задать несколько вопросов. Благодаря нему я избавилась от необходимости вести себя по принципу: здравствуйте, я ваша тетя.

— Но вы по-прежнему не знали, о чем будете говорить?

— В том-то и дело, что нет… Приехали мы поздно, а Святослава Николаевича в Бангалоре не застали, он уехал в свое имение за тринадцать миль. Рискнули двинуться дальше и добрались только к полуночи. Появился слуга, попросили его доложить, что приехали люди из Москвы. Вскоре вышел Рерих, как выяснилось позднее, он уже лег отдыхать, слуге пришлось его будить. Семена Ивановича я выдвинула вперед, все же его семья Рериха знает, а меня не должна бы. Святослав Николаевич вежливо, но без особой радости спросил, мол, что за позднее появление. Я поняла, что надо спасать положение, вышла вперед, назвала фамилию. Рерих посмотрел на меня и неожиданно сказал: ”Я ждал вас, входите”. Слова эти мне на всю жизнь запомнились.

— И вы не спросили его, а почему?

— Тогда постеснялась напрямую поинтересоваться, а потом как-то не получилось. Могу только предполагать, что ему были знакомы мои книги об Индии… А чудеса продолжались. Вышла жена Рериха Девика Рани — в молодости она была звездой индийского кино. Он усадил её с Тюляевым для разговора, а меня пригласил в студию, и мы проговорили часов до четырех утра. С этой ночи и началось мое приобщение к сущности жизненных целей старших Рерихов — Николая Константиновича и Елены Ивановны. О ней я прежде вообще ничего не знала, а она была незаурядным, оригинальным философом…

Сложилось так, что довольно скоро я вновь приехала в трехгодичную командировку в Мадрас. Теперь уже чуть ли не каждую субботу и воскресенье я приезжала к Святославу Николаевичу. С тех пор стала изучать наследие Рерихов, писать о них. Словом, жизнь окончательно вошла в «рериховское» русло. А в 1989 году Святослав Николаевич предложил мне возглавить работу по созданию общественного музея Рериха в Москве, для которого был готов безвозмездно передать России творческое наследие своей семьи. Я довольно долго сопротивлялась, поскольку с музейным делом прежде связана не была. Но он настоял… Позднее для музея московские власти передали усадьбу Лопухиных, тогда этот памятник архитектуры пребывал воистину в руинах. О сложностях, которые приходилось преодолевать, говорить можно долго, но главное в том, что восстановить этот шедевр московского зодчества нам удалось, не потратив ни единой копейки государственных средств.

— Много раз приходилось читать и слышать, что Николай Константинович Рерих мечтал вернуться на родину…

— В 1946 году он просил советскую визу, но годом позже получил отказ. Вскоре его не стало. В 1955 году умерла Елена Ивановна. А два года спустя в Индию приехал Никита Сергеевич Хрущев и побывал на проходившей тогда выставке картин Николая Константиновича. Там советского лидера познакомили с Юрием Николаевичем Рерихом. Хрущеву он очень понравился, так что желание старшего сына Рериха переехать в Москву осуществилось очень быстро. До своей кончины в 1960 году он работал в Институте востоковедения, но легко и просто ему у нас не было, многие воспринимали Юрия Николаевича прежде всего как буржуазного ученого… Но как бы то ни было, а за совсем недолгое время он успел создать отечественную школу тибетологии, при том, что до его приезда Тибетом у нас никто профессионально не занимался.

— Создается впечатление, что в семье Рерихов просто не было людей неталантливых, что само по себе нельзя не назвать феноменом. Но всё же Юрию Николаевичу оказалось суждено остаться как бы в тени славы отца и брата…

— В этом году исполняется 110 лет со дня его рождения. Мы серьезно готовимся к предстоящему событию и надеемся в юбилейные дни показать истинный масштаб его, увы, недооцененной личности.

— Одна из выставок в вашем музее называлась «Гибнущее наследие». Она повествовала о странной и трагической ситуации, сложившейся с реликвиями и художественными ценностями, привезенными в Москву Юрием Николаевичем Рерихом…

— Он приехал в СССР с двумя русскими женщинами, сестрами Богдановыми, которые вели хозяйство на вилле в Кулу и продолжали заниматься этим в Москве. В 1960 году Юрия Николаевича не стало. Вначале единственным наследником своего брата был признан Святослав Николаевич, но спустя некоторое время он был незаконно отстранен от наследства. Одна из домоправительниц воспользовалась этим весьма неблаговидно. Буквально ниоткуда появился предприимчивый человек тридцатью годами моложе этой Ираиды Михайловны и поспешил на ней жениться. После её кончины он вдруг оказался владельцем всего, что принадлежало Юрию Николаевичу без каких-либо документов на право собственности. Святослав Николаевич Рерих обратился в Министерство культуры за содействием в возвращении ему наследия брата. Ему пообещали помочь, но фактически ничего сделано не было. Этой историей заинтересовалась прокуратура, но, в конце концов, дела закрыла. Представители Фонда культуры, с которым мы связались, вмешаться не пожелали, хотя у нас есть все доказательства, что С.Н. Рерих как законный наследник своего брата был готов передать это наследство в уже созданный к тому времени общественный музей, но государство в то время этому воспротивилось. Тем временем вдовец Богдановой по фамилии Васильчик принялся распродавать ценности Рерихов и в этом преуспел. Все это напоминает стихийное бедствие. Уцелевшее он разделил на четыре части и развез их по разным городам. Потом квартиру Юрия Николаевича Рериха на Ленинском проспекте якобы обокрали. Мы стараемся разузнать, куда подевалось наследие, так как известно, что картины и документы оказались в Костроме, Владимире, Ярославле… Надежды не оставляем, но содействия не находим, хотя иначе как разграблением происходящее не назовешь.

— Знаменитая наша летчица Марина Лаврентьевна Попович рассказала на вашем юбилее, что при отправлении в Россию из Индии наследия Святослава Николаевича Рериха вы рискнули сопроводить его в грузовом отсеке самолета в легкой одежде, совсем не защищавшей от высотных холодов. Не повлияла ли на вашу решимость судьба ценностей его старшего брата?

— Дело в том, что некоторые, так сказать, влиятельные органы претендовали на эти реликвии и коллекции, которые Святослав Николаевич передал мне для музея. Пришлось рискнуть. Правда, мне в голову не пришло, что температура окажется столь низкой. Но главное, что музей создан и существует.

— У поэта Валентина Сидорова есть строчки “Философ Рерих и философ Неру беседовали на вершинах гор”… Что же привело в Гималаи будущего премьер-министра Индии?

— Я уточню, что не одного, а двух будущих премьер-министров! Неру приезжал к Рерихам в Кулу в 1942 году вместе со своей дочерью Индирой. Николай Константинович вспоминал, что разговор шел о возможности создания советско-индийского комитета или какой-либо иной организации, то есть об отношениях наших стран после обретения Индией независимости. В 2004 году делегация Международного центра Рерихов, который в ту пору возглавлял известный дипломат Юлий Воронцов, побывала в Индии. Премьер-министр Сингх пригласил нас к себе и во время беседы сказал, в частности, что именно Рерихи заложили культурный мост между Россией и Индией. Вот вам и отзвук тех бесед в Гималаях.

— Важнейшей страницей биографии Николая Константиновича стал Пакт Рериха или, как он официально именуется, «Договор об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников». Накануне Второй мировой войны его подписали представители 21 государства. Чем руководствовался Николай Константинович Рерих, задумывая этот, не имевший ранее аналогов международный документ?

— Фактически он призвал мировое сообщество к конкретным действиям во имя сохранения Культуры, предчувствуя масштабы надвигавшейся катастрофы. Историческое значение этого документа в том, что он явился основополагающим элементом той системы международной охраны культурного наследия, которая стала формироваться после 1945 года. Принципиальное достоинство его в том, что в нем подразумевается безусловный характер защиты культурных ценностей без оговорок о военной необходимости. Скульптор Сергей Коненков писал, что «нравственные принципы Рериха в отношении культурного наследия Земли стали нормами международного права».

— Но Советский Союз к Пакту Рериха так и не присоединился…

— Да, но Пакт лег в основу Гаагской конвенции 1954 года, которая была подписана и представителем СССР.

— Знамя Мира, учрежденное для опознания объектов культуры в рамках Пакта, развевалось над обоими полюсами Земли, облетало планеты на борту орбитальной станции «Мир». Но уничтожение культурных сокровищ по-прежнему не редкость…

— Сам Рерих говорил, что его Пакт «не должен остаться на полке законохранилищ». Эти слова нельзя было не вспомнить и после разрушения афганскими моджахедами статуй Будды в долине Бамиана, и после разграбления Национального музея в Багдаде, и после уничтожения православных храмов в Косово… А это лишь малая часть утрат. Становится особенно очевидным, что необходимо осознание ответственности всех цивилизованных стран за судьбы мирового культурного достояния и объединения усилий международной общественности, правительственных и негосударственных организаций, инициатив всех тех, кому небезразлична судьба многотысячелетнего исторического достояния народов мира. Именно к этому призывал Рерих, именно на этот путь он наставлял. И не его вина, что достижение выдвинутых им идеалов оказалось столь затяжным и сложным.

Беседовал Олег ДЗЮБА

См.также на сайте Журнала «Российская Федерация сегодня» 2012